Добро пожаловать, предводитель щук!

Мальчика тащили по обшарпанным узким коридорам, ни секунды не беспокоясь о его неустойчивом психическом состоянии. Девятилетний долговязый выродок мозолил глаза сопровождающим его особам, которые желали как можно скорее избавиться от этой надоедающей обязанности. Вот же веселье, приспичило одному замковому поваренку выброситься из окна! Да разве он не знал, какая это нервотрепка — выходить за стены для поиска новых рабочих рук? Каждый раз один лишь стресс… Противные выразительные взгляды деревенских бесцеремонно врезаются в служащих, выражая искреннее удивление. Как будто эти люди не знают о таких простых вещах, как смертность и временная недееспособность замковых слуг. Что за народ… Нисколько не очаровательное маленькое лицо не выражает таких ярких эмоций. Эти внешние — народ довольно странный и непоследовательный. Бесчувственный. Им не составило особого труда найти какого-то странного мальчишку. Кто знал, были ли у него родители и что происходило в его маленькой жизни. Однако такими вопросами никто задаваться не хотел. По едва освещенным коридорам шагали шесть башмаков, оставляя грязные и непривлекательные следы на черном полу. Безымянный мальчик был завернут в бесформенное нечто, его маленькие глаза, большой лоб и кривые ноги составляли безумно привлекательную картинку. Мальчик с особенным тщанием изучал любую неприметную деталь пресной обстановки, с каждым шагом собираясь выпалить что-нибудь провокационное своим сопровождающим. Но почему-то то и дело прикусывал язык, морщился и продолжал плестись. Мальчику надоело моргать. Пыль, отслаиваясь от толстых черных стен, отравляла воздух вокруг. Слишком много пыли. Глаза мальчика уже начали слезиться от такой пытки. Заплачет он перед ними. Ага, еще чего! Собрав в кулак всё свое нахальство и чувственно откашлявшись, маленький наглец спросил: — Куда это меня ведут? — мальчик задрал голову вверх, но увидел лишь кислую рожу своего спутника, внешность которого было практически невозможно описать. Другой большой человек был так же непримечателен и постен. Какая скука. Как будто этот малец ничего не знал. Как будто с малых лет не вспоминал об уходивших из деревни людях. Как будто Горменгаст не поглощал всё вокруг одним лишь своим присутствием… Ботинки продолжали стучать по черному полу. Где-то вдалеке послышались голоса. Пьяные переговоры множества обезумевших людей достигли путников вместе со смесью всевозможных ароматов еды. Еды и того, что только собирались превратить в аппетитное кушанье. Ноги мальчика начали невольно подкашиваться, но он постарался идти как можно быстрее. Быстрее к этому рассеянному свету. Стражники переглянулись, заслышав знакомый запах. Выразительные возгласы резали тишину. Беспорядочные трели ударявшихся друг о друга кастрюль, нервный смех, медленно переходивший в истерику. Она прямо перед ними. Кухня. Мальчик поднял свои маленькие красные глаза и не увидел ничего хорошего. Его силой пихнули вперед, давая властителю данных помещений всмотреться в эту мелкую рыбешку получше. — Значит, вот так вот… да?.. Поросячие глазки Свелтера то и дело противно прищуривались. Огромные, словно набитые пухом подушки, кисти рук сжимались и разжимались. Невозможно было увидеть, куда точно уставилась эта гора, выросшая из тонн бессмысленно переведенных продуктов. Лицо повара ужасно потело. Мальчика передернуло. Он не помнил, чтобы прежде ему было настолько страшно. Вот сейчас широченные лапищи схватят его, сожмут изо всех сил и раздавят как муху. Сейчас этот свин на него дыхнет и мальчик умрет от удушья. Сейчас его возьмут и попробуют на вкус… — Волы и щуки, — откуда-то снаружи послышался голос Свелтера. Мальчик уже давно на него уставился, но не видел. Не хотел видеть и не мог. И вот он заметил эти поросячьи глазки. Пришлось заметить. И почувствовать. — Как думаешь, сможешь разделать этих бесполезных волов и щук? — повар указал на огромные бочки, забитые рыбой, мясом, овощами. Бочки эти беспорядочно заполняли забитую до предела комнату. Вол. Steer. Щука. Pike. — Ахахаха, вот так забавную штуку я придумал, а? — Свелтер заливался своим раскатистым смехом, его массивная туша так и колыхалась. Колыхалось будто всё вокруг. Мальчик с ужасом и отвращением смотрел на неподъемную гору. Ему казалось, что этот пошлый, грубый смех не имеет ничего общего ни с радостью, ни с удовольствием. В чем был смысл? Волы и щуки. Бред сумасшедшего. — Отныне так тебя и буду кличь, бестолочь! — Свелтер уже устал восхищаться собственным остроумием и одним пальцем придвинул мальчика к себе. Тот едва удержался на ногах. С каждым вздохом ему казалось, что его вырвет. Мальчик увидел, что его поставили прямо перед двумя огромными бочками. Внезапно по кухне начали шнырять туда-сюда множество поварят разного возраста и ранга. Они с презрением или равнодушием смотрели на новобранца, с отсутствующим взглядом пялившегося на рыбу. — Стирпайк! — прокричал Свелтер. — СТИРПАЙК! — чуть ли не с наслаждением прохрипел повар прямо мальчику в ухо. — Ух, как задорно звучит! — Свелтер с восхищением поднес два пальца к губам и чмокнул их. — Да? — в первый раз за все пребывание в замке подал голос мальчик. Его красные глазки впились в отвратного повара. — Иди, получи свою прекрасную форму. Через пару минут мальчик увидел свое тусклое отражение в какой-то кастрюле. Такой же, как сотни снующих повсюду фигур. Ничего примечательного. Он превратился в еще одного обезличенного раба. Теперь эта форма словно прилипла к нему. Ко всей его сущности. Боже, неужели его разум начали занимать такие пустые мысли? Но до чего же… до чего же противно. — Чего это ты прохлаждаешься?! Снова этот рычащий голос. Бесит. Бесит до тошноты. Стирпайк решил, что уж лучше его раздерут на куски, а поддаваться этой грязной свинье он ни за что не станет. Свелтер одним пальцем указал на бочку. Другой бросил в сторону ближестоящего поварёнка, тщательно разделывающего рыбу. Его взгляд был сосредоточен на продукте, но губы предательски затряслись. Никто не был рад выдерживать взгляд Свелтера больше нескольких секунд. Усилием воли поварёнок дернулся в сторону и посмотрел на Стирпайка. Непроницаемые глаза мальчика ничего не выражали. Но он как-то неестественно дернул головой. Очень странный кивок, полный очень странного понимания. Его было почти невозможно заметить. Казалось, будто Стирпайк старается стереть все признаки своего присутствия в этой комнате. Он молча взял в руки рыбу и начал искоса поглядывать на своего коллегу. Если хоть что-то пойдет не так, его руки будут в ссадинах не только от разделывания рыбы. Если что, его могут хоть пополам переломать. Если что, он станет очередным отщепенцем, выбросившимся из окна. Через пару недель мальчик понял, что его жизнь превратилась в простое существование. Загаженные полы больше не вызывали такого отвращения. Отвращение теперь вызывало всё вокруг. Стирпайк просто перестал чувствовать что-то другое. Еще один день, неделя, месяц, год вечности. Вечности, полной абсолютной пустоты. Пустоты с тошнотворным запахом. Один раз выглянув из коридора, Стирпайк краем глаза заметил девочку в ярко-красном платье, пронесшуюся по заплесневелому коридору. Он подумал, что жутко глупо бегать по нижним этажам в такой одежде. Покачиваясь, Стирпайк начал что-то насвистывать. Точно. В таком-то тряпье люди не занимаются этой вонючей рыбой. В таком-то тряпье не надо спать в бесформенной куче полумертвых тел. В таком-то тряпье ты не будешь бояться, что каждую секунду тебя могут схватить огромными жирными лапищами… Стирпайк дернулся, когда услышал собственные всхлипывания. Он уже и забыл, что такое плакать. Его лицо нисколько не исказилось. Мальчик давно настроил себя на вечную отрешенность. Но вот одна мысль озарила его разум. Он чуть ли не засмеялся на всю кухню. Безумным рокочущим смехом вперемешку с рыданиями. Но Стирпайк просто ухмыльнулся. Ухмыльнулся и с презрением посмотрел на своего начальника и хозяина. Возможно, придется умереть, чтобы что-то сделать. Было уже плевать. Чем уж просто умирать, лучше совершить то, чего он так страстно желал. Испачкать этой противной рыбой собственный дорогой и изысканный наряд.