Письмо в редакцию

М-ру А. Райтсенсу, репортеру Сан-Франциско-Ньюз от С. Вернона, профессора Парижской Академии Наук Уважаемый мистер Райтсенс! Приношу свои искренние извинения за то, что не могу приветствовать Вас лично. Мне лестно Ваше внимание к моей персоне и к событиям, произошедшим в Африке за последние годы, но состояние здоровья не позволяет мне покинуть гостеприимный дом мистера Уэлдона, а стеснять хозяев, приглашая Вас для разговора, считаю неуместным. Поэтому позвольте ответить на Ваши вопросы письменно. При первой же возможности я непременно встречусь с Вами лично, но пока – обстоятельства вынуждают меня обходиться такой формой общения. Вы спрашивали, нет ли какого-то недоразумения, и каким образом я, пропавший уже несколько лет назад в Экваториальной Африке, оказался в Америке, в доме преуспевающего судовладельца. Да, Ваши догадки оказались верны, и я – действительно тот самый Самюэль Вернон, о котором так много и так охотно писала пресса. И я действительно вернулся из экспедиции только сейчас. Но тому были причины, которые я полагаю достаточно вескими и в подробности которых не хотелось бы вдаваться. Считаю, что для Вас достаточным будет узнать, что спасением я во многом обязан своему верному псу Динго, который и сейчас охраняет мой покой, и человеку, поистине достойному всяческого уважения, несмотря на юный возраст – капитану Ричарду Сэнду, приемному сыну мистера Уэлдона. Полагаю, что историю его плавания я имею право разглашать лишь в той мере, в которой она касается меня лично. За всеми прочими подробностями – можете обращаться лично к мистеру Сэнду, или к миссис Уэлдон, которой эта история также касается напрямую. Теперь относительно меня. Экспедиция моя проходила своим чередом, отчеты о ней исправно посылались в Парижское Географическое общество, и ничто не предвещало беды почти на всем протяжении пути. Неприятности начались с тех пор, как я нанял проводника, именующего себя Негоро. Этот негодяй неплохо знал свое дело и претензий к нему предъявлять было не за что – но по мере приближения к берегу он начал вести себя все более и более подозрительно. И однажды утром я проснулся от странного шума и обнаружил, что все носильщики, проводники, также обоз, везущий собранные мною образцы, исчезли бесследно. Остался только Негоро, который воспользовался ружьем и серьезно меня ранил. Я не мог пошевелиться, но слышал и видел все. Видел, как Негоро, полагая, что я умираю, роется в моих вещах, уничтожает документы, забирает все ценности. Тащить их с собой было бы рискованно, и он закопал их неподалеку от хижины. Тем временем вернулся с охоты мой Динго. Верный пес, заметив, в каком я состоянии, погнался за обидчиком, и я слышал, как лай удаляется все сильнее и сильнее, и впал в забытье. Сколько времени это продолжалось – не знаю. Позже я узнал, что негодяю удалось добраться до реки и Динго его не догнал, зато был подобран курсирующей неподалеку шхуной «Вальдек». Капитан судна предположил, что собака потеряла хозяина, и отчалил, забрав Динго с собой. Много позже «Вальдек» столкнулся с другим судном и Динго, вместе с пятью потерпевшими крушение пассажирами, попал на «Пилигрим», возглавляемый капитаном Халлом. На этом судне находились также миссис Уэлдон с сыном Джеком и Ричард Сэнд, на тот момент – просто пятнадцатилетний юнга. Там же в качестве кока служил и Негоро. Как вышло, что я выжил – теперь и для меня самого кажется большой загадкой. Не иначе как Провидение пришло мне на помощь, послав в эти края охотников одного из местных племен, которые нашли меня в хижине, оказали первую помощь и отнесли в свое поселение. Местная знахарка и шаман долго и заботливо выхаживали меня, лечили от ран и от начавшейся лихорадки, заново учили ходить, потом – обучали своему языку, рассказывали об обычаях… Ни минуты не жалею я о времени, проведенном в гостях у этих замечательных людей, лучших представителей своего народа. Мы расстались друзьями, меня провожали как родного, и из чувства благодарности я не буду называть Вам, где именно я жил и что это были за люди, потому что в противном случае туда могут нагрянуть не только ученые, но и позор нашего времени – работорговцы. Не то, чтобы я сомневался в отваге и воинском умении своих спасителей. Но было бы черной неблагодарностью доставлять им столько забот. Африка большая, от Конго ведет множество путей. Впрочем, не буду отвлекаться. Оправившись от ран, я все же посчитал своим долгом попытаться проверить, что именно спрятал Негоро, и не сохранились ли хоть какие-то результаты моих трудов. Некоторые, наиболее надежно спрятанные документы, действительно сохранились, а украденные ценности были перепрятаны. Я знал, что если негодяй жив, он непременно вернется на место преступления за награбленным – и ждал. Надеялся ли я на то, что меня найдут? Знаете, уже почти нет. Я был почти уверен, что меня признали погибшим, и поиски уже не ведутся. Тем приятнее было при очередном посещении своей бывшей хижины увидеть там людей, вовсе не похожих на грабителей. То были потерпевшие крушение пятнадцатилетний капитан Ричард Сэнд, миссис Уэлдон с маленьким сыном Джеком и кузеном, энтомологом Бенедиктом Брауном, и могучий негр по имени Геркулес. Они стояли в моей хижине, смотрели на оставленную мною записку, написанную кровью, и искренне горевали о, как им казалось, погибшем человеке. Мистер Сэнд сказал еще (не ручаюсь за точность): – Так вот почему Динго плакал… и вот что означали эти буквы. Хозяином Динго был Самюэль Вернон! Тогда я вышел к ним и представился. И надо было видеть радость этих великодушных, и так уже столько переживших людей! А потом вернулся Динго, и если у них оставалось еще какое-то сомнение в правдивости моего рассказа, оно исчезло сразу и без следа, потому что Динго узнал меня мгновенно, и надо же было видеть его радость! Но мой четвероногий друг вдруг встревожился, зарычал – и бросился прочь из хижины. Я помчался следом, ведь слишком хорошо помнил, на кого именно он так реагировал. Мы с Динго не ошиблись. Действительно, на месте старого тайника мы нашли Негоро. Разъяренный тем, что добыча опять ушла у него из рук, он прицелился было в собаку, но, увидев меня, переменился в лице, словно увидел призрака, закричал – и разрядил пистолет в меня. Второго выстрела сделать ему было не дано – Динго добрался до горла того, кто дважды едва не стал моим убийцей. Все было кончено. О дальнейшем можно сказать в двух словах. Ранение мое оказалось не столь опасным, как могло бы, и я смог почти не задерживать своих спутников. Мы уже без приключений добрались до побережья, где сели на пассажирское судно и отправились сюда, чтобы успеть приехать раньше посланного Негоро и Гэррисом письма и уберечь мистера Уэлдона от подстроенной ему ловушки. На протяжении всего пути за мной был самый заботливый уход, и все сложилось бы наилучшим образом, емли бы не неожиданные осложнения, которые задерживают мое выздоровление. Господа Уэлдоны были столь любезны, что предоставили в полное мое распоряжение часть своего дома, и окружают меня такой заботой, что необходимости в больничном лечении нет, а попытки переселиться в гостиницу и не стеснять больше этих славных людей были бы верхом невежливости. Надеюсь, что я удовлетворил Ваше профессиональное любопытство, мистер Райтсенс. В случае же, если остались еще какие-то неясности – спрашивайте, по возможности я отвечу на все Ваши вопросы. С совершеннейшим почтением, Самюэль Вернон 5 сентября 1873 года, Сан-Франциско