Проигравший

Я хочу видеть все перекрашенным в чёрный, Чёрным, как ночь, чёрным, как уголь. Я хочу видеть солнце, стёртым с неба, Я хочу видеть все перекрашенным в чёрный. Paint It Black — Rolling Stones

Небо тяжёлое и серое предвещает о дожде, что вот-вот каплями ступит на землю. Уютный и привычный — для большинства жителей Питера — полумрак прорезает кричащая и радостная толпа. На проспекте Лиговском, в третьем квартале стоял шум. Людей было столько, что на машине просто так не проехать. Никто не хотел уступать своё место, даже под угрозой быть раздавленным. В подворотне веет сквозным преддождевым ветром. Он цепко зарывается в волосы, проникает в рукава одежды и крепко окутывает тело. Подобные ощущения самые неприятные, особенно, когда ждёшь лето, а погода неустанно тебе подсовывает осень. Возле двери в знаменитый бар собрались люди с камерами. Блогеры активно рассказывают, чего ждут от сегодняшнего мероприятия, подчёркивают шансы победы своего любимчика и настойчиво рекомендуют оценить их видео. Ну, и баттл, естественно. В самом заведении было не так шумно. Все были разбиты на определённые «лагеря». Ресторатор — в кругу своих знакомых и судей. Съемочная группа — в окружении массивных камер, которые уже не один год служат на «ура». А так же виновники такого скопления людей. Слава Карелин сидел у барной стойки и без интереса рассматривал тех, кто желал ему удачи. Всё его сознание было пропитано нетерпением. Он уже больше часа здесь находился и никак не мог найти себе места. В голове смешались строчки текста, он боялся, что забудет их, поэтому хотел быстрей высказать все Мирону. Кстати о нём. Янович спокойно сидел в двух метрах от него и листал ленту новостей. Он с улыбкой отвечал на вопросы в духе: «Уверен, что победишь?». Мыслей на этот счёт не было, но спасало легко вырывающееся слово «да». Мирон нервничал, но скрывал это. Он смотрел на Славу, видел перед собой цель, но твёрдо сказать, что хочет его унизить или поставить на место, не мог. Раньше Янович мог в шутку сравнить Versus с песочницей. Место, где ребятишки спорят, ссорятся из-за пластмассовых фигурок и играют с чужим говном. Сейчас он серьёзно уверен, что так оно и есть. И они не исключение. Взрослые дети решили покопаться в грязном песке. Саша крикнул о начале съёмок и подозвал двух МС. Слава чуть ли не подпрыгнул на стуле от радости. И Мирон заметил это, в голове окрестив его ребёнком с собственной большой лопаточкой (Ребят, тут всё ещё идёт сравнение с песочницей, не говорите мне, что Мирон — педофил) и парой фигурок. Он спокойно поднялся с дивана и прошёл следом. Когда он принялся снимать кофту, Слава оказался рядом и быстрым хлопком прикоснулся к плечу. — Удачи, мудила. Оксимирон ничего не ответил. Карелин ушёл на площадку и не заметил, как мужчина широко раскрыл глаза и задрожал. Сердцебиение участилось, а в голове болезненными толчками бился пульс. Перед глазами всё поплыло, и он бы упал, если бы не стоящий рядом Эльдар Джарахов. Мирон весил немного, но учитывая рост его «поддержки», Эльдар застонал. — Братан, хорошее время для сна ты выбрал. Вставай, вот так, — рэпер всеми силами помогал Яновичу встать на ноги. Баттлера немного качало из стороны в сторону, будто лист на ветру, но он всё же смог устоять. На съёмочной площадке что-то случилось со светом, и они перенесли начало на ещё пятнадцать минут. Мирон был счастлив как никогда. — Я видел, что он тебя коснулся. Выступать сможешь? Эльдар продолжал его поддерживать и вести к дивану. В том месте уже никого не было, и Мирон мог спокойно упасть, как только почувствовал под собою мягкую обивку. Джарахов сел на корточки возле и протянул ему воды. Тот благодарно закивал и, взяв бутылку, вылил всё содержимое себе на голову. Как только стало легче, и голову перестало вести в разные стороны, Фёдоров смог подняться. — Это оно? Возле Мирона стоял только Эльдар, но вопрос не был напрямик задан ему. Впрочем, и тот не спешил отвечать откровением. Мужчины стояли недалеко от площадки, но никто не смотрел в их сторону. Вниманием завладел Слава, и так было только хуже для Мирона, который не мог отвести от него взгляд. Помог ему в этом, опять же, Джарахов. — Да, это оно. Первое касание всегда очень болезненное. Больше скажу, Мирон, это подобно наркотикам. Хреново будет, если в ближайшее время не коснёшься его. Ломать будет. — Почему он? Ответом ему была тишина. Эльдар ушёл, тактично оставляя его с собственными мыслями, от которых по всему телу проходила дрожь. — Мирон, топи сюда, баттл начинается, — крикнул кто-то из толпы, и все обратили на него внимание. Ему оставалось только кивнуть и вальяжно пройти на своё место. Руки до сих пор одолевал тремор, поэтому пришлось взять в руки бутылку и сделать пару глотков, пока объявляют судей. Янович мельком посматривал на Славу и не мог сказать точно, почувствовал ли тот хоть что-то. По вискам уже стекал пот, а волосы были в хаотичном беспорядке. Серо-зелёные глаза смотрели дико и с желанием. И не ясно было: хотел он победить и уничтожить оксфордского зазнайку или же узнал своего соулмейта? Наконец наступил момент, которого ждали многие, и Мирон просто не может всё испортить. Первый раунд за ним. Напоследок глотнув спасительной воды, он приступил. Плавно и вкрадчиво. Слова выдавались тихими, и только когда он перешёл на быструю читку, все оскорбления возымели свои очертания. Он не высказывал претензии Карелину — как нужно было — просто смешивал со всеми. Ведь Слава не так бесил Мирона, просто он вожак всей стаи, а значит должен за них отвечать. И парень ответил. Он так броско и с вызовом смотрел на Яновича и так же зачитывал свой текст. Если Мирон оглядывался на зал, обращался к кому-то, то Слава смотрел ему в глаза и возвращал тем самым внимание к своей персоне. Подходил всё ближе, наклонялся, специально акцентируя внимание на рост, и с гордостью указывал на чужие недостатки. С первых минут появились искры, но в следующем раунде уже разгорался огонь. Мирону далось только несколько секунд, чтобы решиться. Решиться прикоснуться к Славе. Это просто баттл. Для всех — он хочет посадить Карелина на место, а для себя — насладиться моментом, когда он может «видеть». Он так и поступил. Рассказывая что-то про SLOVO, Янович спокойным шагом подошёл к своему оппоненту и положил тому ладонь на плечо. Внутри всё сладостно заныло, как только он начал видеть истинные цвета мира. Всё перестало быть серым, чёрным, и просто безжизненным. На полу можно было различить пыль от обуви, на стенах бордовый кирпич казался чем-то нереальным, а собственный оттенок кожи — инопланетным. На радостях Фёдоров принялся читать активнее, нахально улыбаясь, скрывая своё счастье. Знал бы он, как сейчас плохо Карелину. Парень, как потерянный щенок, смотрел на Мирона. Эта розовая рубашка казалась теперь самым раздражающим, что может быть в этом месте. Бледная кожа словно крошка мела по зубам. Тёмно-синие глаза — ебучим скалистым обрывом в воду. Падая с него, Слава заберёт его с собой. Он отошёл от мужчины собираясь с мыслями. Они предательски разошлись из одной кучи, и это заставляло нервничать. Пока Мирон ещё с получас причитал, Карелин успел отойти и забыть про волнение. Чужие прикосновения перестали казаться странными и стали необходимыми. Мирон уловил перемены в Славе и нагло этим пользовался. Пользовался, пока позволяли. Но им не стоит забывать, где они находятся — это понимали оба. Каждый раз «выключался свет», противно мерцали яркие и мрачные краски, сменяя друг друга. Третий раунд был последним и решающим. Они оба выглядели так, словно хотели разорвать друг другу глотки. Янович был истинным львом, тем самым «королём», а вот Слава не походил на выданную ему роль. Он не был шакалом, он был волком. Со своей стаей. На что активно начал указывать Мирон. Возможно, для других они были похожи на дракона и воина, и знали, чем всё кончится. Карелин сам начал его толкать, опираться, но по сравнению с Мироном, который почти обнимал и притягивал к себе за талию, ещё сдерживал себя. В какой-то момент они перестали разрывать зрительный контакт, будто это было чем-то спасительным. Так и было. Видеть мир иначе, чем с самого рождения, прекрасно, но неприязнь друг к другу осталась. — Так что нахуй тебя и нахуй VERSUS, Вместе с вашей послушной толпой! Лучше я сдохну ебучим ноунеймом, Чем прославлюсь и стану тобой! Завершающие слова даже Мирона задели, не то что всю толпу. Слава выкрикнул ему это прямо в лицо, и Янович не знал момента лучше. Он не был извращенцем, мазохистом, ничего подобного, но такое обращение Славы порядком заводило. Мужчина даже особо не расстроился, услышав вердикт судей. Он выиграл собственный бой, а это всяко лучше. Мирон начал большими глотками поглощать воду, и эта жажда была ничем по сравнению с той, с которой смотрел на него Карелин. Это не оставило обычно серьёзное лицо без улыбки. Слава протянул к нему свою руку: — Угостишь водичкой? На что Янович отрицательно помотал головой. Слава сделал удивлённое лицо и не перестал указывать на бутылку. — Я могу отдать тебе. Спокойно пожал плечами тот, продолжая покачивать головой в такт крикам из толпы. Слава согласился и забрал воду. Мирон мог поклясться, что парень не случайно задел своими пальцами его. — Пить из одной не буду. — Ладно. Они оба улыбались, и эти улыбки были искренними. Не чувствовалась неловкость, и воздух не был словно раскалённым током. Этот адреналин, это безумие. Пожимая друг другу руки, им оставалось только не застонать и не спалиться перед всеми, ведь от ощущения полноценности хотелось только кричать. Как только они отошли друг от друга, на Славу накинулась толпа, а Мирону крепко пожимали руки. Мужчина неосознанно начал сравнивать прикосновения Карелина с чужими. И собственный разум подсказывал, чего не хватает. Пока Слава смеялся с остальными, к Яновичу подошёл Джарахов. — Понимаешь, о чём я говорил? Они сели на диван, наблюдая за обезумевшей толпой фанатов. — Откуда ты это всё знаешь? В советники записался? — Есть один хуесос, — добродушно рассмеялся Эльдар, пожимая плечами. Мирон не стал развивать эту тему, почувствовав в коротком смехе нервозность. У него и своих проблем хватает. И эта самая проблема сейчас приближалась к ним. Основную публику выгнали на улицу, и МС-и был свободен. Джарахов удалился, что-то довольно насвистывая. Слава сел ближе к Мирону и обнял его за плечи, пока никто не обращал на парочку внимание. — Что делать собираешься? Если бы я знал, что моим соулмейтом окажется, сука, Мирон, я бы этого баттла избегал. Да и тебя тоже. А, ты, похоже, иного мнения, — Карелин сжал пальцы на чужом плече, подмечая худобу мужчины. Мирон оглядывался ещё пару секунд, но затем развернулся к настойчивому парню. — Если бы я знал, что моим соулмейтом окажется крыса из SLOVO, то разъебал бы тебя ещё раньше. — Разъебал? А ты уверен, что у тебя вышло бы? В этот раз как-то не очень. Карелин склонился к Мирону, который сжал ладони в кулаки. Это не было предупреждением, он просто нервничал и сдерживал себя. Так и хотелось стереть эту ухмылку. Либо поцеловать, либо разбить в кровь. Не задерживая взгляда на розовых пухлых губах, Янович скинул с себя чужую руку, поднялся с дивана и уверенно направился прочь из заведения через чёрный ход. Слава бросился за ним. Он шёл вровень, хмурясь, поглядывал на «родственную душу». — Ты не ответил, — парень схватил его за локоть, и Мирону пришлось остановиться. — Что мне тебе отвечать? Всё, я насладился этими ощущениями, ты тоже. Свободен. Надеюсь, мы больше никогда не увидимся, — сказал Фёдоров, перед тем как выйти на свежий воздух. Уже было достаточно темно, а улицу почему-то все еще не освещали фонари. Пришлось подсветкой телефона показывать себе дорогу. Впрочем, указывал её он не только себе. Карелин нагнал его и резким толчком впечатал в стену. Мирон поёжился, ощущая боль в затылке. Он толкнул в ответ парня, но тот только сильней прижал его к холодным камням. — Я видел, как ты на меня смотрел. Как желал прикоснуться. Странно, что другие этого не заметили. Ты ведёшь себя словно шлюха, набивающая себе цену. — Ублюдок. Мне похуй на тебя, — Мирон с насмешкой плюнул ему в лицо, за что получил кулаком по скуле. И это было ничем, по сравнению с поцелуем, который дал ему Слава. Жадно и больно. Он впихивал юркий язык в чужую глотку, обводил им зубы и дёсны. Вжал Яновича в стену своим телом и начал лезть мокрыми руками под рубашку, обжигаясь о лихорадочное тепло живота. Мужчина тощий, будто сухая измотанная гончая. Он пугающе тощий, но кожа его пьяняще нежная. Слава злится, но просто не может сжимать и щу­пать до тем­ных урод­ли­вых си­няков, ос­тавлять бе­зоб­разные баг­ро­вые отметины на бе­лой шее, по­чему-то хо­чет­ся до от­ча­янья, до бо­ли в стис­ну­тых на­мер­тво зу­бах, неж­но вы­цело­вывая каж­дую тор­ча­щую кос­точку, за­жимая ла­донью влаж­ный сто­нущий жа­лоб­но рот. — Хватит… — Мирону было тяжело отдышаться. — Урод… Он был жаден до поцелуев и недоверчив одновременно. Сам подаётся на встречу, подставляясь под искусанные губы, но тут же нервно шарахается к стене, отталкивая от себя парня. Онемевшими пальцами комкает ворот свитшота с ненавистной эмблемой. Жар их тел об­жи­га­ет улич­ный хо­лод. Ос­трый ка­дык под гу­бами су­дорож­но дер­га­ет­ся, ког­да ши­рокая ла­донь ле­зет под ре­мень. Всё всег­да про­ис­хо­дит до глу­пос­ти быс­тро, но за­тяги­ва­ет­ся до про­шиба­ющей вяз­ким теп­лом поз­во­ноч­ник, ког­да гу­бы Яновича алые от по­целу­ев, а те­ло по-преж­не­му дер­жится на но­гах лишь бла­года­ря хо­лод­но-го­рячей ло­вуш­ке меж­ду шер­ша­вой сте­ной и Карелиным. Они оба ощущали эрекцию друг друга, и это ощущение сносило крышу. Напрочь забыв о разуме, они потеряли голову, как только принялись снимать чужую одежду. Красная кофта поддалась, легко оголяя пресс. Вслед за касаниями Мирона по торсу стекала капелька пота. Погода обещала быть холодной, но воздух вокруг них казался раскалённым углём. Розовая рубашка поддалась не так просто из-за большого количества пуговиц. Под конец Слава не выдержал и просто сорвал её, жадно прилипая губами к молочной коже и оставляя свои метки. Кто сказал, что соулмейта занимают иначе? Янович сладко хнычет ему в шею и лёгким укусом вгрызается в кожу на широком плече. Карелин гладит узкие бёдра, ве­дет вы­ше, к спи­не, пок­ры­ва­ющей­ся му­раш­ка­ми от лег­чай­ших при­кос­но­вений. Мирон послушно отпускает плечо и вылизывает чужие пальцы, когда те тычутся ему в губы. Дви­жения Славы не­из­менно ос­то­рож­ные там, внут­ри, где жгу­че уз­ко и у­яз­ви­мо, и ла­донь ло­жит­ся на за­тылок, паль­цы гладят «колючую» кожу. Прикосновения жадные и собственнические, и он не зна­ет, от­ку­да в нем столь­ко разъ­еда­ющей из­нутри го­речи, неп­ра­виль­ной тер­пкой страс­ти. — Это последний раз… — поцелуй где-то за ухом. — Я хочу этого, — поцелуй в полыхающую от удара скулу. — Но это блядски неправильно, — в при­от­кры­тый по­кусан­ный до кро­вавой кор­ки рот. Мирон без ума от кон­трас­та его по­рывис­той неж­ности и злых слов, и да­же от­то­го, что он от­тол­кнет его и уй­дет, ког­да всё за­кон­чится, и по­это­му он за­ведо­мо про­иг­равший, сколь­ко бы не бил­ся и не про­тивил­ся, он всё рав­но ос­та­нет­ся с собственной ломкой, ко­торая пог­ло­тит его, унич­то­жит его, ког­да нас­ту­пит вре­мя. Заставит вернуться и снова взять своё. Оксимирон — худ­шее из все­го, что мог­ло с ним про­изой­ти. Карелин не зна­ет, за­чем за­мира­ет на миг, лю­бу­ясь рас­ка­лен­ной лас­ка­ми мра­морной ко­жей, жадно вслу­шива­ет­ся в каж­дый ко­рот­кий про­сящий стон. Янович бь­ет­ся в его объ­яти­ях и вып­леснув­ший­ся ле­дяным не­оном в лу­жи на из­ре­зан­ном тре­щина­ми ас­фаль­те. Судьба смеётся над ними, как бы безжалостно это не было. Слава обещал, что упадёт со скалы вместе с Фёдоровым, он так и сделал.