«В таком случае, мне лучше уйти. Прощай, Виктор.»
***
Виктор всю свою жизнь любил писать различные рассказы, или изредка небольшие стихи. Он почти не общался ни с кем, его хобби занимало все его свободное время. Он мечтал, что когда-нибудь, когда он вырастет большим-большим, он сможет напечатать книгу, небольшой сборник его юношеского творчества. Эти мысли завораживали, придавая какой-никакой стимул. Отовсюду слышались насмешки, едкие комментарии и ненужные мнения его окружения. Волосы подстриги, чего как девчонка? Стихи для маленьких девочек. Ты чего с остальными не общаешься? Сидишь здесь вечно, как отшельник. Виктор усмехнулся. Он часто вспоминал, что ему говорили раньше, что в его способности никто не верил, и как дразнили маленькой девочкой за длинные волосы и любовь к стихам и книгам. Он смеялся, когда его одноклассники решили встретиться через много лет после окончания школы. Он смеялся еще громче, когда его с насмешкой спрашивали, не загнулся ли он со своими творениями. — Представляешь, Юри, — вспоминал он свои слова, когда пришел домой, — Они до сих пор считают, что я ничего не добился своими стихами. Надо было видеть их лица, когда я достал свою книгу, — Юри лишь усмехнулся. Он гладил волосы Виктора, который устроился у него не коленях. — Люди зачастую не могут признать того, что кто-то, чьи взгляды отличаются от их, сможет чего-то добиться. — Слушай, Юри, может ты тоже начнешь писать? Мне нравится твой словарный запас, — В ответ Юри громко засмеялся. — Боже, нет, Виктор, ты вообще видел мои сочинения? Это же сущий кошмар! — Ну Юри!.. Виктор бы все отдал, лишь бы снова лежать у Юри на коленях.***
Виктор все так же лежал на диване, осматривая комнату. Он прокручивал в голове все прожитые с Юри бок о бок моменты, их общих друзей, по сотому разу вспоминал их встречу, и продолжал нервно улыбаться. Маккачин, сидя у ног, тихо поскуливал. Выражение его мордочки говорило о том, что он потерял Юри. На удивление, он тоже полюбил его как родного, с первых дней общения кидался ему на руки и облизывал щеки. Виктор начал вспоминать, как они сидели в кафе в день их первой встречи, как Юри плакал на его плечах, когда рассказывал, почему же он шастал вечером с красным от слез личиком. — Изначально, я приехал сюда жить, — начал он тогда свой рассказ, — Мне стало довольно скучно сидеть в Хасецу, да и родители вроде как не были против. Я жил здесь около года, потом я узнал, что недалеко от квартиры, которую я снимаю, есть какая-то художественная школа, вроде бы. Я ходил туда некоторое время, но меня почему-то выгнали. Сказали, что стиль мой им не нравится, и вообще я странный какой-то. А через некоторое время я узнал от своего друга, который там еще учится, что на мое место взяли какую-то девушку, которая по всей видимости даже карандаша в жизни не держала, — Юри остановился, и начал тихо плакать. Виктор обнял его, поглаживая по голове. — Простите, Виктор, что я плачу Вам в плечо, хотя мы знакомы всего около часа. — Ничего страшного в этом нет. И давай перейдем на «ты», а то я чувствую себя каким-то престарелым человеком, — улыбнулся он, — Кстати говоря, в той папке же твои работы, да? Можно посмотреть немного, прошу тебя? — Да, конечно, только… — Юри на секунду замолчал. — Там нет ничего впечатляющего и интересного, прости. — Он в мгновение ока достал из папки большие твердые листы бумаги, и перед глазами Виктора предстали картины, которые он до сих пор помнит до малейшей детали. Это были прекрасно написанные маслом и акварелью пейзажи вечернего Питера, берега моря, парков, сакуры, его родного дома и портреты родных. Юри с увлечением рассказывал про каждую картину, рассказывал, как и где он их писал, указал на свою любимую, на пейзаж Барселоны, в которую он ездил «развеяться и немного отвлечься от суеты». Внезапно, Виктору пришла в голову идея, которая кардинально поменяла их жизни.«Юри, твои работы прекрасны. Хочешь ли ты быть иллюстратором к моим книгам?»
Виктор помнит, как одним апрельским утром помогал Юри вытаскивать чемоданы с вещами с четвертого этажа. Помнит, как улыбался Юри, когда они стояли на тротуаре среди кучи чемоданов и смотрели друг другу в глаза. И никогда не забудет слова Юри. — Прощай, старый ветхий дом. Прощай, унылое прошлое. (В недалеком будущем эти самые картины будут украшать их общую гостиную.)***
Шли дни, а Виктор все так же лежал на диване. Но хотя бы смог подняться и убраться в комнате, чтобы не выглядеть полной свиньей. Он все смотрел на их с Юри уже старые, ветхие и побитые временем письменный стол и стоящий рядом мольберт, со стоящим на нем чистым холстом и чуть не плакал. Виктору всегда нравилось отвлекаться от писанины и следить за тем, как сосредоточенный Юри выводит линии кистью, как он хмурит брови, когда не может придумать, какой фон сделать, чтобы иллюстрация не выглядела пустой. Любил трогать эти самые холсты, чувствовать текстуру под подушечками пальцев, затем проводить рукой по недавно высохшей картинке на нем, и слушать, как Юри шипел на него, боясь, что Виктор может что-то смазать, пока елозит пальцами по поверхности. Но никогда не злился по настоящему, лишь беспокоился, чтобы все было идеально. Он вспоминает, как первый раз признался Юри, что любит его. Виктор готовился к этому моменту долгое время, обдумывал слова, интонацию. Он боялся, что спугнет Юри, его маленькое чудо, которое совершенно случайно ворвалось в его жизнь и устроило в ней переполох. И он помнит, что хотел закричать от счастья, как малое дитя, когда услышал заветные «И я люблю тебя, Виктор» в ответ. Но пришлось держаться, и он лишь улыбнулся, закрыл глаза и поцеловал Юри. Он всегда невольно улыбался, когда вспоминал про их первый поцелуй. И был счастлив, ведь помимо объятий и похвал за волшебно прекрасную картину, он мог без спроса подходить и целовать Юри, как бы тот не дулся, что его отвлекают «кое какие красивые писатели». Пока он убирался, нашел их старый фотоальбом, который они ведут с первых дней их знакомства. Виктор открыл его, и на первой странице его встретила их с Юри надпись.Добро пожаловать в наше хранилище воспоминаний! Надеемся, что вам здесь понравится! Люблю Витю, своего непутевого партнера. (Это было любя!) Юри К.
Оно обязано понравиться, ведь у нас есть фото Маккачина и печенье с шоколадом. Ха-ха. А еще я влюблен в прекрасного мужчину, что писал надпись выше. Виктор Н.
На следующей странице его встретило самое первое их фото, где они сидят в том самом кафе и пьют чай с лимоном, чтобы не замерзнуть. Именно в тот день Виктор и предложил Юри быть его личным иллюстратором. Этот день невозможно вспоминать без улыбки, хоть он и выдался довольно холодным для апреля. А вот на этом фото они первый раз выбрались гулять с Маккачином вместе. Они гуляли по паркам и разным закоулкам так долго, что даже пес успел устать и начал скулить, чтобы его пустили домой. И если бы не он, они бы, наверное, гуляли еще всю ночь, потому что у них было довольно много тем для разговоров, и болтали они без умолку, рассказывая каждый о своем детстве, городе, родственниках, хобби. Перевернув страницу, Виктор увидел их первое фото в его квартире, когда Юри только-только заехал к нему. Юри ходил по всем комнатам, каждый раз удивляясь то тому самому письменному столу, то роскошному ковру, лежащему в гостиной, то открывающемуся виду на Петербург. В тот день они так и не смогли лечь спать, распаковывая вещи и обсуждая что-то свое. А здесь Виктор втихаря и не только фотографировал Юри, как он пишет картины. На этой странице было множество фотографий Юри. Вот он пишет пейзаж, а вот он уже в их доме, позирует Виктору для очередной глупой фотографии, а тут он держит в руках свою недавнюю картину с мольбертом наперевес, стоя на какой-то улице. Они до сих пор любят выбираться в какое-нибудь отдаленное место, чтобы Юри написал очередной шедевр, либо просто посидеть вдвоем и в тишине любоваться закатами и восходами. На следующих фото Виктор готовит блинчики. Да. Именно блинчики. Он вспомнил, как Юри тогда удивлялся тому, что он может подбрасывать их на сковородке, и как они потом уплетали эти блинчики за обе щеки. Вернее, больше всего ел Юри, уж очень они ему понравились, особенно со сгущенкой, вообще объедение! А Виктор лишь наблюдал и медленно ел один блин, смотря за восхищенным его готовкой Юри. Ох, а это его самые любимые фотографии. Тогда они вдвоем бросили все и умчались в Америку. На этих фото они в самолете, и Юри мирно посапывает на плечах у Виктора, а второй боится даже шевельнуться, чтобы не разбудить это прекрасное создание. А на этих они уже в Нью-Йорке, гуляют за руку по магазинам и гигантским улицам, периодически останавливаясь чтобы получше рассмотреть что-то, ну или поцеловать друг друга. А вот здесь они в номере, смотрят на закат, пьют вино и радуются тому, что в этот момент они рядом. Здесь на фото Юри, сидящий за роскошным роялем и наигрывающий какую-то незамысловатую мелодию. Зачастую после работы он любил садиться за рояль, а Виктор любил слушать его игру и его голос, когда он играл и пел одновременно. Иногда они пели вдвоем, иногда Виктор, узнавая мелодию, пытался ее напеть, забавно пританцовывая. Один раз Юри даже пытался научить Виктора играть, но ничего не вышло. «В перерывах между рисованием, сестрица Мари учила меня играть, говорила, что может в жизни пригодиться. И когда я играю после работы, я вспоминаю детство и родной дом.» — говорил в такие моменты Юри. Пока что альбом не был заполнен, а Юри вечно беспокоился, вдруг они не смогут набить его до краев своими фотографиями. Виктор всегда говорил, что им обоим еще жить и жить, мол, успеем. Виктор отложил в сторону слегка потрепанный альбом и задумался. Столько воспоминаний, столько времени, которое они провели вдвоем… Как они ловили Маккачина, который радостно прыгал по лужам, брызгая в прохожих, как Юри пытался научить Виктора говорить по-японски, и попросил его сказать «Я красивый дурашка и люблю тухлые сливы». Он никогда не забудет, как Юри тогда живот надрывал от смеха, пытаясь сказать «У тебя лицо такое серьезное было, как тут не засмеяться?». Или, как Виктор всегда целовал его в макушку перед сном, шепча на ухо «Спокойной ночи, мое солнце»… Он не мог просто так это оставить, не мог бросить Юри из-за какой-то глупой ссоры, которая началась-то на пустом месте. Виктор решительно взял телефон, набрал на нем номер, который Юри дал ему «на всякий важный случай». В трубке послышался голос Мари, которая как-то грустно начала произносить заученную фразу, но Виктор перебил ее. — Позовите, пожалуйста, к трубке Кацуки Юри. Мне нужно с ним поговорить, — проговорил он, и после короткого «подождите» немного напрягся. Когда в трубке послышался осторожный, слегка дрожащий, но боли родной голос, ему сразу стало так легко и спокойно на душе, будто все это время его держали привязанным к столбу, а сейчас отпустили на волю. — Юри, солнце мое, возвращайся обратно в Питер, ради всего святого. Прости меня за все, что я наговорил тебе тогда, я люблю тебя, слышишь?Я люблю тебя, Кацуки Юри!