My killer, my lover

Ворчливый блондин мирно сопел на плече Гарри Поттера, бережно укрытый тускло-красным пледом в новогодних узорах. И пусть Новый год был праздником, который наступил бы не позже, чем через полгода, ощущался некий комфорт и уют. Он такой невозможный, этот Драко Малфой. Такой высокомерный, помешанный на собственной гордости. До тошноты противный. Насмешливый и тычущий пальцем в каждую твою ошибку. Играющий на публику, что "вот, смотрите, я круче этого вашего Поттера". Он любит выделять это - П о т т е р. Любит выплевывать по буквам, по звукам. Словно яд, словно нечто на грани рвоты. Как эти губы могут быть такими? Как эти губы могут так плеваться? - Поттер, - сопит Малфой сквозь сон, хмуря свои тонкие брови и пытаясь окутаться в плед плотнее, - люблю тебя. Драко спит. Драко не в себе. Драко по жизни не в себе. Он мягкий, Поттер в этом уверен. Он был уверен в этом, прижимая упрямого аристократа к стене мужского туалета. Был уверен, когда без своего ведома был утоплен в лазурности очей этого мелкого гада. Когда касался его сухих искусанных губ, хватал за бедра, усаживая на подоконник. Водил ладонью по колену и выше, сжимал пальцы до покраснения бледной кожи. Он был абсолютно точно уверен в его нежности, хрупкости. Когда рубашка спускалась до локтей, когда самовлюбленный Малфой покрывался алым румянцем и прятал лицо за волосами. Как дрожали пальцы, как смущенно опускались ресницы, как осторожно он касался Гарри, словно боясь быть отвергнутым. - Я хочу тебя, Поттер. Гарри утыкается носом в белоснежные пряди Малфоя. О волосах Драко можно говорить долго. Слишком. Они кажутся волшебными, сказочными. Любая девушка бы завидовала этому оттенку: такому холодному, но одновременно теплому. И этот аромат, который щекочет нос, - миндаль с легкими оттенками коксовой стружки. Как ты можешь быть таким? Невинность, хрупкость, отвратительность, ироничность - вот это дикая смесь. Поттер берет юношу на руки. Драко слишком легкий, словно пушинка, его тонкая рука висит вниз и Гарри чуть ускоряет шаг. Мальчик уже лежит на кровати самого Гарри Поттера и сам владелец нисколько не волнуется, что подумают гриффиндорцы, видя змея в постели с легендой волшебного мира. Пусть думают, что хотят. Гарри не будет скрывать своего аристократа от мира сего, он - его. Вечно недовольный, вечно саркастичный, весь на показухе, иногда слишком истеричный, но чертовски милый - его. Гарри Поттер точно знает, что с утра, когда яркие лучи солнца будут играться на бледных щеках Малфоя, тот будет недоволен всем и вся. И, утыкаясь в грудь Гарри, будет шипеть как змея: - Я тебя презираю, Поттер.