Выбор

— Can you save my heavydirtysoul?

— No. Лора уехала дня на три, и вернулась через неделю. Не то чтобы она сильно рвалась помогать родственникам, просто так получилось, и она особо не сопротивлялась. Вернувшись наконец в город, первым делом, как само собой разумеющееся, было ею решено отправиться к Тайлеру. Тем более, что для него у нее кое-что было привезено с собой. Так получилось, что он был последним человеком, с кем она говорила в ночь перед отъездом. Так получилось, что он был человеком, с которым она говорила ночи напролет. Так получилось, что он был единственным человеком, с которым она разговаривала. Тайлер был как обычно дома. Он тихо поздоровался с ней, и она улыбнулась в ответ, проходя в комнату. Как только они оказались там, возникла неловкая пауза, которая всегда бывает после долгой разлуки, когда хочется многое сказать, но с чего начать, не знаешь. Девушка, спохватившись, протянула ему сверток. Тайлер взял его, садясь на диван, и Лора последовала за ним, устроившись напротив. Парень разорвал упаковку и достал припасенную для него еще до поездки теплую вязаную кофту мятного цвета. Лора улыбнулась и слегка пожала плечами, подталкивая одним только взглядом померять вещь. Парень сложил ее в руках, рассматривая, а потом начал надевать ее прямо поверх своей длинной футболки. — Нет, — сразу же протянула девушка, и Тайлер остановился. — Сними футболку. Парень прикусил губу, видимо, думая о том, выйти ему или попросить ее отвернуться, как Лора, поймав его взгляд, настороженно спросила: — Что такое? Ты переодевался передо мной сто раз, эй, — она попыталась улыбнуться, но вышло плохо. Тайлер только вздохнул и, повернувшись как-то боком, быстро стянул футболку, собираясь все так же быстро надеть кофту, как Лора воскликнула: — Черт! Потому что заметила. Заметила длинные порезы прямо у него на животе. Уже зажившие, но совсем недавние. Она смотрела на них, не в силах отвести взгляд, пока Тайлер не додумался все-таки надеть подаренную ею вещь. — Черт, — повторила она уже тише. Разум заполонило чувство неизбежности. То, что уже произошло, было не исправить и назад не вернуть. Она почувствовала пелену слез, застилающую глаза и размывающую реальность. — Зачем, Тайлер? — с нотками истерики в голосе спросила Лора. — Зачем-зачем-зачем? — последнее слово она протяжно выкрикнула, почти картинно падая на пол, не сдерживая больше лившихся слез. Рыдая, Лора начала избивать себя кулаками, в основном по коленям, потом стала царапать себе шею и плечи, мотая головой, словно отбивалась от чего-то. Они стоили друг друга. Угомонившись, она подползла к Тайлеру и устроила голову на диване рядом с ним, продолжая лихорадочно вздрагивать и шептать бессвязные слова. Тайлер все это время, склонив голову, наблюдал за ней. Он уже видел такое, и лучше было сейчас не лезть. Другое дело, что теперь это случилось из-за него. Девушка, все еще трясясь с закрытыми глазами, поднялась, начав размазывать слезы по своему лицу в попытке их стереть. Наконец она посмотрела на сжавшегося на диване Тайлера и хотела было кинуться к нему, но только села рядом, сжимая руки в кулаки до боли, до того, как они начинали трястись от напряжения. В очистившееся вмиг сознание пришел разговор, случившийся накануне ее поездки. Тогда она, никогда и не думавшая о том, чтобы совершить самоубийство, действительно убежденная в том, что на такое она не пойдет никогда, несла нескончаемым потоком мыслей про то, что лучше бы она сдохла, спрашивая, почему еще остальные не совершили суицид после осознания того, что все бессмысленно. Бессмысленно. Тайлер, скорее всего, снова зацепился за одно только ее слово, раскрутив его в своей голове как-то по-своему. Они и раньше говорили о том, что все бессмысленно. Только Лора не осознавала (не хотела) это как факт до последнего момента. Тайлер существовал в этом уже давно. — Мне предложили... — только начал Тайлер, как она его заткнула. Баскетбол. Его родители были бы рады, если бы он занимался этим. Неважно, что там ему предложили, вот что стало отправной точкой на этот раз. И ее не было рядом. Порезы были действительно жуткими на вид, словно он хотел... — Думаю, тебе надо заниматься музыкой, — сказала она, прошептав последнее слово, словно в нем было что-то таинственно интимное. — Я не знаю, — он дернулся... Проблема была в том, что музыка, нет, творчество, любое, воспринималась окружающим их обществом как что-то незначительное, неважное. Тайлер рвался к этому, находя в ней единственный пока смысл. Потому что деньги, разное их количество, уровень жизни — все было просто вариациями одного и того же. Они пришли к тому, что все это... все, что делали окружающие, бессмысленно по своей сути. Тогда Тайлер первый раз захотел порезать себя, а у Лоры случилась истерика, остановившая его. Она не знала, что придумать, где искать смысл, и тогда Тайлер нашел музыку. Только никто кроме него какого-то большего смысла, чем поверхностного, в этом не видел. Только Лора пыталась. Это хоть и была одна из главных проблем, но далеко не единственная. Потом, на какие-то каникулы, Тайлер ничем, кроме музыки, не занимался. Уже перед самой школой у него с родителями состоялся долгий разговор, насчет его будущего. Его отец заметил тогда, что он ничего не делал. — Когда? — спросил Тайлер. — С самого начала каникул, — бросил он, как нечто само собой разумеющееся, словно Тайлер и сам это знал, и не просто знал, а должен был чувствовать себя виноватым за это. Лора все это знала, потому что всю ту ночь Тайлер просидел у нее, и ей снова пришлось останавливать его с лезвием в руке. Она только тогда сказала ему, что для нее это что-то страшное и запрещенное своим же собственным разумом. — Почему они... почему ты не?.. — спросил он у нее тогда, и она только молча перекрестилась. Если он не видел, что ты делаешь, это не значит, что ты ничего не сделал. — ...что, если это не то? Они как-то раз услышали от кого-то, она уже точно и не помнила, от кого, что любое творчество — это так, порисовать что-то, посочинять, простая отдушина и ничего более. Кто-то тогда привел в пример читаемые и слушаемые до сих пор произведения, на что был получен ответ, что, да, в самых редких случаях это приводит к чему-то большему, но все остальное... Неуверенность. Тайлер тогда снова чуть не пришел к мысли о том, чтобы порезать себя, но у Лоры тогда был такой отрешенный и сложный период, когда вокруг умирали люди, а она ничего не чувствовала, только глубже уходя в себя, что Тайлеру пришлось вытаскивать сперва ее, а потом уже — вместе — возвращаться к проблемам. — Я не знаю... Послушай, Тайлер, — она глубоко вздохнула, — я не могу сделать этот выбор за тебя, ты же знаешь. Только ты чувствуешь то, что чувствуешь. Только ты можешь решить сейчас, что тебе делать, и что бы там ни было, да, будет непросто... но я могу обещать только то, что буду рядом. Если твоя борьба настоящая, ты точно будешь это знать. А сейчас мы не знаем, к чему все это приведет; я не знаю, что хочу делать... Но я устала. Устала от сомнений, от чувства, что делаю что-то не то. Я хочу остановиться сейчас и освободиться хотя бы от этого. Я не буду снова биться и делать что-то насильно, буду ждать. Он молча взглянул на нее. — Я тоже буду рядом. Но иногда она не думала, что у нее хоть что-то получится.