По ту сторону

      Алиса была стара. Она нянчила троих внуков и постоянно теряла очки. Все зайцы, кролики, коты и мышки сони теперь были плюшевыми игрушками детей и валялись по всему дому, когда тех привозили навестить бабушку. Королевы больше не рубили голов, а молча смотрели со стершихся карт, доставшихся Алисе от старшей сестры. Алиса любила раскладывать пасьянсы. Она жила в старом доме своих покойных отца и матери. Сюда она перебралась на заре лет, после того, как овдовела, и позаботилась о том, чтобы поместье выглядело, как в годы ее юности. Муж после ухода оставил ей хороший доход, дети выросли, и теперь Алиса снова могла жить для себя и как хотела. Вещи стояли на своих местах в ее детской, спальне родителей, кабинете отца. Как раньше. Алиса любила предаваться воспоминаниям, сидя в большом отцовском кресле и поглаживая черную кошку, похожую на ту, что была у нее в детстве. А еще был сад, древний, как мир, о котором тщательно заботился садовник, такой же древний. Он работал в поместье еще до рождения Алисы и был верно предан своему делу и своей давно уже не юной хозяйке.       Лето было по-осеннему холодное, и обильно разливающееся дождем небо точно день ото дня впитывало в себя краски, пока мир не поблек и не стал, подобно ему, серым. Жизнь походила на вечную череду черно-белых снимков, однообразных и прокручиваемых по сотому кругу. Так, по крайней мере, казалось Алисе. От вязания болели слепнущие глаза, а карты раз от раза не показывали ничего нового. Молодая и улыбчивая горничная вынимала из рук уснувшей Алисы моток пряжи и спицы, собирала рассыпавшуюся колоду, помогала своей госпоже собраться и провожала ее до сада. Там пожилая леди предпочитала прогуливаться в одиночестве. Ей все чаще приходилось прибегать к помощи трости.       С утра в небе маячило холодное солнце, расплываясь мутным белесым пятном сквозь тучи. Алиса проснулась очень рано и, не дождавшись ни завтрака, ни горничной, тихо собралась и вышла в сад. Она не нашла свою любимую шляпку и забыла взять трость. Перчатки она не носила. Пыльные дорожки и всё в легком утреннем тумане, как будто пыль впиталась в сам воздух. Даже дышалось как-то тяжело, и Алиса останавливалась передохнуть чаще, чем обычно. Она была в бордовом, травянисто-зеленом и песочном, будто увядающая клумба, и потому так гармонично вписывалась в тусклые краски призрака лета. Тучи напоминали Алисе китов, если бы те умели плавать по небу. Серые и тяжелые, они отбрасывали от себя такие же тени, которые сливались с другими и причудливыми пятнами Роршаха скользили где-то рядом. Чего только в их очертаниях не примерещится. Однако же, эта тень чересчур пестрая и движется странно, будто радужную рыбку выбросили в заброшенный пруд. Как же нелепо выглядит на таком фоне. Алиса остановилась и, поправив на носу очки, стала вглядываться в обрисовавшийся человеческий силуэт. — Что, и не побежишь за мной? — Ты не кролик, да и у меня уже нет на это сил, — Алиса пыталась усмехнуться сама себе, но это больше напоминало бронхиальный кашель. Она как-то очень спокойно отреагировала. Во-первых, она сразу же узнала Шляпника. Во-вторых, с годами смирилась, что однажды выживет из ума, и сны из детства - не самое страшное, что могло ей привидеться. Самым безумным в Шляпнике были его неуместный вид и буйство красок, от которых резало по глазам, как от вспышки молнии. А еще пружинистая походка, с которой он к ней приближался. Выглядел в точности, как Алиса запомнила, будто только вчера виделись. А ведь она всё-таки забыла трость. Удивительная штука — память. — Ты иначе выглядишь, — Шляпник эффектно прошелся вокруг Алисы, вернулся на прежнее место и в задумчивости потер подбородок, — Не пойму, что не так. — Годы. Годы, которые прошли с нашей встречи. Я, наверное, опять задремала, раз вижу тебя. — А может, еще не проснулась. Или это ты мне снишься? Наверняка! Во снах все такое причудливое. Проснусь и расскажу Алисе, какой странной она была в моем сне! — Ох, наверное, это не важно, кто из нас спит. В любом случае, — она обняла себя руками, будто готовила к тому, что произнесет далее, — я теперь выгляжу так. — Похоже на правду, — Шляпник достал из кармана свои сломанные часы, встряхнул их, не глядя, поднес к уху и с минуту вслушивался. После чего сунул их обратно, — Сколько тебе лет? 10, 25, 40, 90, 1003… — он спонтанно загибал пальцы, как будто не перечислял, а суммировал. — Мне семьдесят три, — грустно улыбнулась Алиса. — Семьдесят три? А не семьсот три? — Бог с тобой! Я что, так старо выгляжу? — Нет, что ты. Ты выглядишь, как та, что перевернула с ног на голову Страну чудес, выстояла перед королевой, перебороздила весь мир, прыгала с гор и летала под куполом небес. А на это одной человеческой жизни мало. Поэтому, скорее всего, — философски размышлял Шляпник, — тебе не меньше пяти сотен лет. Алиса хотела крепко обидеться, но у нее не получилось. — А ты ведь прыгала с гор, да? И в небесах парила, правда? — Шляпник согнулся почти пополам и с надеждой посмотрел ей в глаза. — О нет, нет! Мой доктор запрещает мне всевозможные физические и эмоциональные нагрузки. — Правда, что ли? — Да, он невероятный зануда. А почему, кстати, ты такой молодой, совсем не изменился? Это все волшебство Страны чудес? — она еще не знала, верить ей во все происходящее или нет, но для сна ветер уж больно реалистично пытался сдуть с ее головы шляпку. — Нет, Алиса, никакого волшебства. И мы в своей стране болеем, стареем и умираем. Просто я никак не мог представить себя старым… И ты меня старым не представляешь, так ведь? — Абсолютно никак, — подтвердила Алиса, — А меня ты, значит, старой представить можешь? — Никогда! — он бойко ударил себя кулаком в грудь, — Зато ты сама себя именно такой и видишь. — Но я и есть старая, смотри! — она взяла его за руку. У нее были высохшие кисти и костлявые пальцы, обтянутые тонкой старческой кожей.  — Нет, — он сокрушенно покачал головой, — Нет. Ты однажды увидела себя старой и теперь не можешь отделаться от этого образа. Стоит только раз… хоть раз увидеть в зеркале старика, и он выйдет из него, как из Зазеркалья, а ты останешься по ту сторону, отражением, которое обязано соответствовать оригиналу, и в итоге и правда станешь такой. Не позволяй этого никогда. Знаешь, я вообще не выношу эти вот зеркала, — он презрительно хмыкнул, — Чего люди в них только не видят! Физические недостатки, старость, болезни или идеал, но в последнем случае мы не становимся идеалом сами, а пятимся от него все дальше и дальше. Чем четче картинка в зеркале — тем сомнительней реальный образ. Любые зеркала — как кривые. Не доверяй им больше, чем самой себе, — он запнулся и потух, точно кто-то задул в его глазах по свечке. Шляпник обернулся к Алисе, но та стояла такая же растерянная, как он, и молчала. — А может, я и правда, стар? Просто не замечал этого, — он снял с головы свою шляпу и стал внимательно ее рассматривать, как будто на ней, как в стеклянном шаре, можно было отыскать подсказки. — Я беспомощен что-либо сделать и видя твои грустные глаза я понимаю, что больше не способен дарить тебе улыбку. Мне казалось… я так хотел… я думал, что ты осталась прежней… — шляпа вернулась на место, отбросив тень на его лицо. Тень росла и словно пожирала его изнутри. Впервые Шляпник показался Алисе тусклым, печальным. В уголках его губ и глаз, как корни, начали разрастаться морщинки. Спина согнулась, точно шляпа и весь его костюм резко прибавили в весе. И, как будто все годы, которые он отбрасывал, возвращались к нему. Шляпник на глазах начал стареть. Алиса в ужасе схватила его за руку. — Нет! Не надо. Прости, ты был прав. Это все моя вина. Нет, не так. Во всем виновата та старуха в зеркале. Она, а не я. А я, я молодая. У меня столько сил, — она трясла его за руку с такой силой, что, казалось, была готова оторвать ее совсем и забрать в качестве подтверждающего ее правоту трофея. — Ох, да, да, да… — Шляпник так энергично кивал головой, будто это делало его слова непреложной истиной, потом поднял голову, вырвался из рук Алисы и стал внимательно оглядывать ее с ног до головы.  — Сколько же Вам лет, юная леди? 5, 10, 30, 90? — Не знаю… А сам как думаешь? — Я просто теряюсь в догадках. Вот жду, что Вы скажете. — Мне… Мне 16! Да, 16! Моя голова полна идей и планов, а туфли — песка с побережья, в карманах пуговицы и несколько центов. — И точно! Как я сразу не увидел?       Ветер, как сумасшедший, срывал листья с деревьев, кружил вереницей по земле и поднимал в воздух. Он очистил дорожки от пыли, а небо от туч, и затих. Солнце, набирая силы, выхватывало своими лучами розовые кусты, ухоженные цветники, беседки, кованые скамьи и две удаляющиеся фигуры: вычурно разодетого мужчины и юной девушки в бордовом, травянисто-зеленом и песочном, точно роза в глиняной вазе.

***

      Одним пасмурным летним утром пожилая леди Алиса вышла прогуляться по своему саду и больше не вернулась. После трех месяцев бесплотных поисков ее дети продали поместье и практически всю имеющуюся в нем мебель, кроме пары шкафов из красного дерева, фарфоровых ваз, резной янтарной шкатулки, книг и большого старинного кресла. Ходили слухи, будто она упала в яму в собственном саду и ее тело не нашли только потому, что это место сильно поросло и его трудно разглядеть. Кто-то говорил, что старушка сбежала с молодым любовником (злые языки, знаете ли). Некоторые считали, что родные дети просто упекли свою мать в пансион, но эту информацию опровергали некогда работавшие в поместье слуги. Много чего говорили люди, но они не знали одного: что Алиса теперь была счастлива.