Protect me, save me (from us)

Чимин смотрит вниз и улыбается. Боже, как ему хорошо. Асфальт под босыми ступнями прохладный и влажный — в Сеуле сезон дождей. Редкая трава на дороге, проросшая сквозь бетон — сильная, но больная, как он сам, свежая и ослепительно зеленая, до рези в глазах, рефлектив его мертвой души. Ладони сухие, липкие, слабые и грязные, в линии на них впечаталось то, что уже никогда не стереть, хоть кожу сдирай — оно уже плотно внутри, до конца, до последнего вздоха, не отмыться, не сбежать. В эти секунды — мутно-предрассветные, молочно-туманные Чимин очень четко, наконец, вспоминает, как вообще все это началось. Смеется, щелкает пальцами — «Эврика!» — качается и хватается за живот. Он словно страдал амнезией последние семь лет и теперь прозрел. Видение, пришествие, ясное и четкое, как фотографии в альбоме, которого не будет никогда уже. Чимин смотрит вниз. Пустота смотрит на него в ответ чужими, но родными и знакомыми глазами. *** С Тэхеном они сходятся быстро. Одногодки, учатся в параллельной группе, миллион общих знакомых. Судьба, по-другому просто быть не могло. Чимин жмурится. Такое ощущение, что первое свидание уже стало отправной точкой. *** — Чонгук-и, дома буду поздно, ложись спать без меня и не переживай сильно! — Чимин с почти материнской нежностью ерошит волосы своего соседа, мягкие и уже немного отросшие, улыбается привычно и машет рукой, не прощаясь, но захлопывая дверь. — Только не вздумайте сюда приходить и трахаться! — смеется Чонгук в ответ, но мысленно желает хёну только удачи. Чимин бурчит тихо под нос, молодежь пошла отвратительная, никаких манер, спускаясь по лестнице, перепрыгивая сразу две ступеньки. Тэхен за ним так долго ухаживал и, наконец, решился позвать на свидание. Чимин светится, как солнце, выбегает на улицу и едва не кричит от счастья. Влюбленный в Тэхена по уши, с самого их первого дня знакомства, он переполнен целым спектром эмоций — от легкого страха до сладкого томительного ожидания, осадком скопившегося внизу живота. Сладостное предчувствие (которое теперь Чимин называет «предостережнием») урчит спазмами, когда он заходит в кафе за двадцать минут до назначенного времени, садится за самый дальний столик в углу и заказывает два капучино с мятным сиропом. Напитки ему приносят почти сразу — горячие и ароматные. Чимин улыбается мягко, легко дует на глянцевую молочную пенку и делает неуверенный глоток. А когда поднимает взгляд — то сразу видит Тэхена. Взъерошенного, с раскрасневшимися щеками, но, как всегда, улыбчивого и светлого. — Привет, Чимин-и, — Тэхен смущается, присаживается и неловко опускает взгляд на большую кружку капучино, — Это мне? — Да. Я не знаю, нравится ли тебе мятный сироп, но хотя бы попробовать это стоит. — Спасибо большое, я обожаю мятный капучино. Тэхен опускает свою большую холодную ладонь на крохотные чиминовы пальчики — и между ними начинает все искрить и гореть. Чимин тут же краснеет до кончиков ушей, одергивает неуверенно руку и быстро начинает глотать горячий кофе, неизбежно обжигая чувствительный язык. — Аккуратней, ты чего! — Тэхен смотрит на Чимина с волнением, — Я пойду закажу тогда прохладной воды, это поможет. Минералка из холодильника действительно притупляет жжение, и Чимин вздыхает с облегчением: — Извини, я такой дурак. — Все нормально, в следующий раз просто будь аккуратнее. Словосочетание «следующий раз» волшебством растекается в мыслях Чимина. В голове десятки вариантов второго свидания. В потоке эмоций, он не замечает, как наклоняется ближе и целует Тэхена в обветренную, суховатую щеку. — Спасибо. Правда. Тэхен восторженно смотрит в ответ. Чимин вспоминает этот момент с особой теплотой. *** Не проходит и года, как они решают съехаться и начать жить вместе. Находят крохотную студию где-то на самой окраине Сеула, зато всего за пятьсот тысяч в месяц. Обустраивает ее с любовью, раз десять выезжают в Икею, ругаются по поводу цвета занавесок, но останавливаются на типично-белых. Обклеивают стены плакатами, покупают большую и удобную кровать (Тэхен, играя бровями, предлагает испробовать ее на прочность прямо в магазине, за что Чимин называет его извращенцем). Все кажется таким домашним и родным, что у Чимина сердце щемит от любви и восторга. Друзья завидуют ему, соседи ненавидят по ночам, он никогда не умел быть тихим во время секса. Тэхен даже предлагает сделать парные тату — по знаку бесконечности на запястьях. Чимин отнекивается сначала, слишком большая ответственность, но сдается уже через пару недель непрекращающихся уговоров. Чернила въедаются в кожу быстро, будто доказательство того, что они теперь крепко-крепко связаны. Тэхен тогда ходит еще дня три и улыбается, как дурак, хватает Чимина за руки, обнимает за талию и плюет на взгляды вокруг. Он любит до дрожи в пальцах и не собирается обращать внимание на всяких идиотов. Чимин смущается конечно жутко, расцепляет их объятия, уворачивается от случайных поцелуев, но дома возмещает все до последнего — стонами, ласками, жаром тела. Тэхен сначала бесится и хмурится, но под Чиминовым опытным языком тает как мороженное. Тогда, кажется, они могли свернуть любые горы и покорить все вершины. Их любовь походила на самую сладкую в мире одержимость. 01 Error №1 — I will choke you with my own fingers Смешно. Их любовь (нормальная ее часть) прожила действительно три года, как в том сопливом романе. Пары в университете сменились пятидневкой с десяти до семи, которую они так ненавидели в студенческие годы, но которая оплачивала им крышу над головой. У Тэхена умерла надежда и вера в будущее — он оплакивал ее долго, гнилой душок Чимин чувствовал каждый день. Над квартирой нависали тучи, романтика исчезала, выветривалась как флер. Чимин не стал хореографом. Тэхен не пробился в актеры. Для обоих жизнь не удалась уже к двадцати трем годам. — Тэхен-и, все будет хорошо, — говорил Чимин, целуя чужой, холодный лоб, убирая скучно-каштановую челку. Говорил, а сам не верил. Утром смотрел на брюки со стрелками, белоснежную рубашку, удавку-галстук и хотел на нем же повеситься. Все что их спасало — любовь друг к другу. Уже не такая подростково-безумная, но все еще теплая, хотя и остывающая, тающая. Чимин хватался за каждый их поцелуй — после работы, до, улыбался так же ярко и белоснежно. Но Тэхен выгорал и менялся, и не заметить это было тяжело. Он стал жестче, острее. Агрессивнее. *** Чимин стягивает с Тэхена пиджак, целует в шею и лижет кадык. — Хочу тебя, прямо сейчас. — Чимин-и, я устал… — Я все сделаю сам. Тэхен лениво отпирается, но недостаточно сильно, чтобы действительно остановить. Чимин расстегивает тугие пуговицы рубашки, оглаживает бугристый рельеф груди, проводит губами по бронзовой коже, нежной и мягкой, без единого волоска и спускается ниже. Никаких кубиков пресса, конечно, но живот у Тэхена подтянутый и плоский. Чимин не упускает возможности прикусить чувствительную кожу над ремнем брюк и дует потом — след красный или фиолетовый наверняка останется. — Ты у меня такой прекрасный, люблю, — шепчет Чимин, спуская брюки до колен. Тэхен уже немного возбужден, член его напряжен под синтетикой трусов, но он жмурится и не смотрит вниз. Чимин трогает и ласкает сквозь ткань нижнего белья — размеренно и неспешно, в их любимом ритме. Опускает резинку, шлепает Тэхена по бедру и начинает облизывать его член, как конфетку. Он знает цену своим губам и жаркому рту. Язык влажностью проходится по головке. — Детка-а-а… Тэхен хватает Чимина за волосы, сильно и грубо их оттягивая. Кажется, это и есть первый тревожный звоночек. You are in love with the psycho. У Чимина перед глазами плывет от боли. Слезы колкостью касаются щек, он давится членом, упирается в бедра Тэхена, но тот держит его за затылок мощной своей огромной, сильной ладонью… И стонет. Громко, не стесняясь. Он никогда так не орал. Пальцы его спускаются ниже, большой и безымянный давят на основание шеи, и Чимин серьезно боится задохнуться. Член Тэхена словно кляп, он даже слова сказать не может, только мычит протестующе. Уголки губ растянуты до боли, челюсть давно затекла, слюна обильно стекает вниз по подбородку. Собственное горло он уже вообще не чувствует. Все во рту словно онемело. А пальцы на шее давят все сильнее и сильнее. Тэхен уже не сдерживается и насилует просто рот Чимина, при этом издавая такие нереальные звуки, что будь ситуация чуть менее пугающей, они точно записали бы это на диктофон. Так выглядит их второе начало. Чимин почти молиться начинает, чтобы его не удушил собственный парень. В голове пусто, паника, под зажмуренными плотно глазами темно и страшно. Чимин начинает дрожать, низ живота тянет болью, желудок урчит протестующе. Когда Тэхен кончает ему в рот — он тут же бежит в туалет — блевать. Сперма и желчь липнут к губам, паника впечатывается в кровь, в ДНК. Чимин плачет, кричит, и все, что успевает услышать перед тем, как отрубиться на холодном кафеле — хлопок входной двери. У Тэхена свой способ решать проблемы. Они не говорят об этом ровно неделю. Тэхен возвращается в тот день уже под утро — пьяный, уставший и какой-то больной, раскаявшийся. Его глаза влажные, белки красноватые — капилляры лопнули, рабочий костюм — мятый, рубашка расстегнута почти полностью, галстук торчит из кармана. На улице тогда стоит адский холод — плюс десять, ливни, жухлость листвы гниет и разваливается прямо под ногами. Тэхен приходит — и весь сам словно эта гниль. Жалобный взгляд побитого жизнью неудачника. Он ложится на одну кровать с Чимином, который сам только выполз из ванны, захлебываясь слезами, обнимает его со спины и лижет в шею, словно собака, наконец, нашедшая дорогу домой и хозяина. — Чимин, детка моя, — тихим, прокуренным шёпотом. Чимин поворачивается и смотрит на опухшее красное лицо, потрескавшиеся губы, трехдневную щетину и улыбается, даже нет, не так — смеется. Громко и удивительно искренне. — Тэхен-и, я так люблю тебя. Чимин целует пепельницу чужого рта, смотрит на мертвую осень за окном и не чувствует ничего, кроме дикого, пугающего холода. До мурашек по хребту. Тэхен зарывается носом в мягкие, черные пряди волос — от них пахнет кислинкой, тянет в рот, словно маленький ребенок, и так засыпает. Проснувшись, Чимин чувствует тяжесть тэхеновой ладони на своей шее. И не боится. А просто накрывает сверху своей. Как десять вечностей назад, в том кафе недалеко от университета, в котором они оставили все свои надежды и любовь. Забрать бы сейчас, да все сроки уже прогорели. *** Чимин замерзает. Асфальт совсем не нагревается от его несуществующего, (не)человеческого тепла. Ветер задувает под простую домашнюю футболку, улица откашливается углекислым газом, мусором, веточками-листочками. В кармане своих любимых джинсов он находит подушечку мятной жвачки, которую тут же засовывает в рот и разгрызает с аппетитом и оптимизмом, пару монет в пятьсот вон, старый проездной, когда-то утерянный, но сейчас уже вновь обретенный, и фотографию. Обычный полароид, распечатанный в автомате, уже весь замызганный, испорченный пальцами, отпечатками. На фотографии Тэхен — спокойный и тихий, сидит на их кровати в той самой студии. Голый. Чимин проводит пальцами по контурам уменьшенной копии любимого и знакомого до каждой родинки тела, повторяет почти женственный изгиб талии, ведет вниз по бедрам и коленям, целует глянцевые щиколотки и крупные ступни. Его губы поднимаются выше и касаются плоской линии неживого рта — ровного, безэмоционального. Чимин бы не хотел помнить его таким. Он злится на фотографию, нервно запихивает ее обратно в глубокий карман и зажмуривается, пытаясь оживить в памяти другую картинку — розовые десны, квадратная улыбка и озорно высунутый язык. Представить получается быстро, и Чимин чуть ли не пританцовывает от счастья. Жаль асфальт под босыми пятками все еще колкий и ледяной. 10 Error №2 — We are stuck Их третий год Чимин доживает в иррациональном страхе. У Тэхена словно предохранители все срываются — он может прийти домой с букетом свежих роз и просить на коленях прощения, а может шлепнуть по лицу зло и завалиться спать. Чимин не может найти этому никакого логического объяснения, но оставлять все на месте, кажется, самым худшим из вариантов. Один из дней, он запомнит, наверное, уже навсегда. Тэхен за руль теперь садится нечасто — в последнее время он почти каждый день ходит выпивать с коллегами, и Чимин ему просто не дает ключи. Однако в ту весну ситуация складывается немного иная. — Детка, я сегодня освобожусь пораньше, хочешь заберу тебя на машине? Съездим поужинать в кафе, — предлагает Тэхен со своей фирменной, яркой, как солнышко, улыбкой на лице, и Чимин просто не может отказать. Он кивает, достает из своей сумки ключи от их общей машины, целует любимого в щеку. Ради таких моментов приходится держаться. Тэхен испортился и выгнил — его сожрали изнутри, съели сердце какие-то паразиты. Он реже обнимает, не говорит почти «люблю». Закрывается в своем мире, упивается жалостью, лелеет давно умершие амбиции. «Я был бы отличным актером, но ОН (А)…» И так каждый день. Тэхену жалко только себя. Он смотрит дорамы, а потом душит Чимина во время секса, почти напевая: «А, может, если бы не ты, то я уже давно пробился». Слышать такое — все равно, что выстрел в грудь получить. Тэхен видит вокруг только виноватых. Особенно Чимина. Он любит попрекать и унижать, растаптывать и закапывать потом заживо, закидывая в землю червей, чтобы побыстрее уничтожить следы. Чимин и сам иногда не понимает — почему еще держится за Тэхена, а потом видит эту улыбку, и все само встает на места. Он любит его — до сих пор, даже сквозь плотную стену агрессии и ненависти, боли и унижения. В развороченной душе еще осталось тепло, притаилась надежда. Тэхену и не к кому больше идти, он-то и не изменял ни разу, зачем? Чимин перетерпит, переждет. Его глупое, большое сердце живет. Живет Ким Тэхеном, и этого уже никак не поменять, не выжечь, не забыть. Ким Тэхен тоже дорожит Пак Чимином. По-своему — дерзко и грубо, держит на коротком поводке как сучку, шлепает за, по его мнению, отвратительное поведение. Но главное — любит. Возвращается домой, целует (реже) и светится иногда как прежде. Чимин все прекрасно понимает — он тоже часто срывается, один, в ванной, пока никто не видит. Смотрится в зеркало, и в отражении — неудачник, который до последнего верил и надеялся. Мечтал стать хореографом. Увы. Вокруг слишком много талантливых по-настоящему танцоров, и Чимин просто мусор по сравнению с ними, неуверенный, неловкий, пухлощекий. Таких обычно не замечают. Середнячки, хорошисты — вроде неплохие ребята, но в будущем их хватает только на должность менеджера среднего звена в не особо крупной компании. Чимин пытается посмотреть на себя с угла обзора Тэхеновых интересов и не понимает — как он вообще обратил на него внимание. За что? Что тут любить? Чимин сильный только снаружи, внутри там лишь пустота плещется, мерзкая слизь комплексов разъедает сердце, словно отрава. И справиться с этим под силу только Тэхену, с губ которого постоянно слетает такое приятное и нежное: «Малыш, ты сегодня прекрасен». Пусть теперь совсем не часто, в какое-то одно из полнолуний в особенном тэхеновом календаре. Но говорит же. *** Чимин задыхается в офисном костюме, в духоте людей в опен спейсе. Глаза жгутся болью и слезами от постоянного втыкания в не самый качественный монитор. Цифры в таблице уже совсем размытые, графики кажутся кривыми, в накладной очередная ошибка. Чимин со злостью вырубает компьютер, просто зажав кнопку (айтишники потом явно не обрадуются), хватает со стула пиджак и ровно в семь спускается на парковку. Руки его подрагивают, но живот скручивается в томительном ожидании. Ужин. На двоих. Как же долго Чимин этого ждал. Погода, конечно, к романтичному настроению не располагает: льет дождь, крупными каплями стучит по крыше, ветер сдувает зонтики случайных прохожих, выламывает их и выкручивает наизнанку, железно-пластмассовыми внутренностями наружу. Деревья — пустые, голые и уныло-сероватые, даже неприхотливые птицы на них брезгуют садится. Природа плачет навзрыд, уходит весна, а лето еще даже не на пороге. Как его встречать? Провалами луж и болотами грязи? На подходе к машине у Чимина скручивает живот — сильно-сильно, и мутить начинает так, будто вырвет сейчас. Что-то страшное томится у него в потрохах — дурное ли предчувствие? Перед таким долгожданным свиданием? Чимин видит их машину — простенькая Киа, классическая черная, грязная уже, но на мойку времени все не было заехать. Дверь со стороны водителя открыта, Тэхен сидит за рулем, голова его покачивается, словно в такт какой-то музыке, хотя в салоне тишина. Чимин обходит машину, садится рядом и тут же хочет заорать. Тэхен пьяный — не сильно, но ощутимо. От него несет алкоголем, в руках бутылка дешевого виски. — Совсем рехнулся?! Вылезай из машины, мы едем домой. Но у Тэхена глаза пустые. Он быстро захлопывает дверь, и вжимает педаль газа — машину, значит, не глушил. Чимина дергает, пристегнуться не было времени, лоб его недружелюбно встречается с пластиком панели. Он на пару секунд выпадает из реальности — ударился очень сильно, наверняка останется шишка, главное, чтобы не сотрясение, а когда приходит в себя, они уже едут по оживленной улице, пролетев пару красных. — Тебе жить надоело?! Останови машину придурок! Чимин пытается перехватить у Тэхена руль, но тот ударяет его тыльной стороной ладони по лицу в жесте «отвали». — Заткнись, а? Ты такой шумный в последнее время. У Тэхена глаза влажные, щеки красные и сухие — значит, плакал — губы плотно сомкнуты. Чимин трет скулу — она горит и начинает опухать. — Тэхен-и, малыш, пожалуйста, мы же разобьемся, — почти умоляет Чимин, легко касаясь чужого, напряженного плеча. — Это все из-за тебя, понимаешь? — начинает Тэхен, снова, по сотому кругу, дрожащим голосом, он сам не уверен в том, о чем говорит. В мыслях его давно нет порядка, сплошной хаос, пугающий водоворот из комплексов, разбившейся мечты и гниющей любви. Чимин прикрывает глаза, он успел смириться, и почти уже не обидно. — Конечно, да. Только остановись. — Нет, Чимин. Так будет проще. Они врезаются в отбойник. Чимин, так и не успевший пристегнуться, отключается, кажется, еще за долю секунды до столкновения. *** Как обычно бывает при авариях — с пьяным участником ДТП ничего страшного не случается. Тэхен отделывается вывихом левой руки и рассечённым виском. Чимин уже несколько часов не приходит в себя. Тэхен плачет бесконечно, в агонии звонит Чонгуку — он теперь работает в полиции, и просит его по старой дружбе замять аварию, судебных разбирательств уже не потянуть. Чонгук злой, как волк, отвечает, что все это только ради Чимина. Тэхен соглашается. Пусть так. Он облажался — сильно. И как все теперь исправить? — Чимин, солнце, пожалуйста, прости. Я идиот, знаю, только проснись. Чиммин не реагирует еще сутки. У него сильное сотрясение, болевой шок, сломана ключица, половина лица отливает синим из-за наливающейся гематомы. Тэхен продолжает свое дежурство у больничной койки, врачи смотрят косо, их уже оповестили о том, кем он приходится Чимину. Это был, конечно, Чонгук. Больше просто некому. У них не осталось друзей. Тэхен держится за чиминовы пальцы, целует их, много-много чего обещает, просит прощения в тысячный раз. — Я исправлюсь, слышишь? Знаю, что слышишь. Я больше не буду пить. Куплю нам домой новый диван. Мы же хотели, помнишь? Поедем летом на Чеджу. Или, хочешь, в Таиланд? Там тоже хорошо. В Бангок. Увидим все эти буддийские храмы, покатаемся на слонах, наедимся твоих любимых мидий. Только прошу, проснись. Тэхен наклоняется близко-близко и целует Чимина в опухшую, фиолетово-синюю щеку. В палате до сих пор плотно сгущается мерзкий запах от недавнего кварцевания. Тэхен чувствует его на кончике языка, морщится, прикладывается лбом к впалому животу Чимину и так засыпает. Есть еще целое завтра, чтобы все решить. На следующее утром Чимин приходит в себя — просыпается, кричит громко, срывая голос. Тэхен подскакивает со стула и бежит к медсестре, совсем не по-джентельменски хватая ее за белоснежно-белый хала. Напуганная и растерянная она первым делом зовет врача, и тот быстрым шагом направляется к палате. Чимин лежит на кровати, бледный, безжизненный, в глазах его читается удивление и страх. Доктор внимательно изучает показания кардиомонитора и просит Тэхена присесть и не мешать: — Добрый вечер. Помните свое имя? — П…Пак Чимин. Доктор кивает положительно и что-то помечает в истории болезни: — Сколько Вам лет? Узнаете этого молодого человека? — мужчина кивает на Тэхена, нервно обкусывающего пальцы. — Двадцать пять, — неуверенно начинает Чимин, — Молодой человек — Ким Тэхен. Мой… Партнер. — Хорошо. Амнезии у Вас нет, состояние стабилизируется. Но в больнице придется остаться еще хотя бы на недельку. Перелом достаточно серьезный, так что гипс носить месяц. Если работа позволяет, дней через десять можете возвращаться. Из-за сильного сотрясения не рекомендую вам читать, смотреть телевизор, пользоваться ноутбуком или телефоном. Гематома на щеке скоро должна сойти, если почувствуете боль — говорите, медсестра даст анальгетик. В остальном, Вам еще повезло, особенно Тэхену-щи. Легко достаточно отделались. Сегодня лучше соблюдать полностью постельный режим, еду Вам принесут. Будут какие-то жалобы — обязательно сообщите. Доктор вешает историю болезни обратно и, вежливо кивнув, выходит из палаты. — Чимин! — Тэхен подскакивает со своей кровати и, вытирая слезы, подбегает к соседней, — Солнце, наконец-то. Ты меня так напугал. Тэхен целует Чимина в губы, нос, подбородок — везде, где только может дотянуться, — Прости меня, умоляю. — Конечно, Тэхен-и, разве я могу не простить? Чимин говорит, а у самого перед глазами визг тормозов, тяжелая рука, ударяющая его по лицу и боль во всем теле. Паника сжирает и проглатывает. Полумрак палаты совсем не кажется спасительным. Глаза Тэхена — провалами черного пугают. У Чимина дрожат пальцы, которыми он поглаживает тэхенов затылок. Монстр внутри уже занял свое место. *** Что такое страх? Чувство, эмоция, ощущение? Червь в желудке, ползающий по кишкам? Чимин поднимает голову — небо предрассветное, сероватое, еще пока не совсем проснувшееся, луна блеклая, молочно-сливочная, лизнуть бы, — и никак не может выловить ответ на этот вопрос. Вероятно, страх — это любовь? Или ее причина, последствие? Чимин внимательно изучает свои ладони — суховатые, кое-где уже собралась корка. Улыбается, убирает со лба выгоревшую челку. Сегодня синоптики обещали ясную погоду. Впервые за семь лет. Страх. Боится ли Чимин? Наверное, нет. Может, никогда и не боялся, а просто притворялся. Пытался вызвать жалость к себе? Или остановить что-то/кого-то? Есть ли вероятность, что страха вообще никогда не существовало? Его придумали, люди же склонны жалеть себя. Чимину кажется, что это похоже на правду. Ведь он вообще не боится, ни капли. Стоит, смотрит вниз, под ноги — асфальт все еще прохладный, — и чувствует только безграничную любовь. К Тэхену, к душному простору Сеула, к бесконечному небу, задымленному облаками. Значит, страха нет. Чимину безумно нравится эта мысль. Он смеется счастливо, сухая ладонь касается осунувшегося лица. No fear. 11 Error №3 — I am not a psycho, but you are После той аварии Чимина начинает с завидной постоянностью вытряхивать из реальности. Вот он идет по улице на работу, погода, как обычно, мрачная, холодно, даже не согреться, и в следующую секунду он видит отчетливо бетон отбойника, пьяный взгляд Тэхена, ослепительней свет фонаря. Плохо сросшийся перелом начинает гудеть, дыхание сбивается, перед глазами плывет и темнеет, реальность вокруг идет черными пятнами. Паника. Жуткая, необъяснимая накатывает и обволакивает черным, склизким пятном. Чимин опускается на ближайшую скамейку, расслабляет галстук и нервно присасывается к бутылке с водой. Он знает, что это. Справка из больницы прожигает карман. Посттравматическое стрессовое расстройство, сопровождающееся частыми паническими атаками В рецепте сильный антидепрессант и несколько транквилизаторов. Лекарства Чимин всегда носит с собой, дома не хранит — Тэхен не поймет. Его хватило ровно на пару месяцев любви, потом все пошло по кругу — только бить стал чаще. Чимин достает из сумки блистер феназепама, глотает неуверенно таблетку и ждет. Пишет сообщение начальнику, что опаздывает, и пытается прийти в себя. Его тошнит, голова кружится. Страх липнет к телу, как вторая кожа. На небе — тучи, и Чимин не выдерживает. Начинает плакать, всхлипывая громко, вытирая слезы рукавом идеально выглаженного пиджака. Сколько еще все это будет продолжаться? Их отношения. Отношения ли? Даже не привычка и не комфорт. Они просто возвращаются куда-то домой и не дают уже никаких обещаний. Тэхен так точно. Чимин не знает, есть ли любовь еще или уже нет. Но отпускать никто пока не хочет. Хотя и смысла в них не осталось. Чимин зажмуривается, но оно не уходит, лишь крепче стискивает его. Оказывается, панические атаки не так уж легко купировать. — Тэхен, прошу, забери меня отсюда, — выдает Чимин дрожащим голосом в телефонную трубку и едва не отключается на улице. Тэхен приезжает. Удивительно обеспокоенный, пиджак небрежно болтается на плечах, лицо усыпано красными пятнами. Он протягивает Чимину холодную минералку, и тот жадно глотает. Вода льется мимо, по подбородку, за мятый уже белый воротничок рубашки. Руки трясутся, не успокоиться. Монстр выедает нутро, оставляя там страх и пустоту. Тогда Чимин действительно верил в страх. Как давно это было. — Детка, что случилось? Тэхен отводит черные пряди со лба, вытирая бумажной салфеткой влагу на висках. — Н… Ничего. Просто… Плохо резко стало, может, давление? Я сам не знаю, если честно, — заикаясь говорит Чимин, мелкими глотками отхлебывая минералку. Боже, как страшно. Руки Тэхена способны на многое. На ужасные вещи, если честно. Он может ударить — просто так, потому что Чимин — не его мечта. По лицу особенно. Длинные, музыкальные пальцы любят смыкаться на нежной коже шеи — знай свое место. Сжатый кулак так часто соприкасался с ребрами и животом, не сосчитать. Чимин видит все это так ясно и четко. Паника захлестывает, он начинает нервно мотать головой, ладонь на виске — угроза, красный свет, помогите, кто-нибудь. — Нет, пожалуйста! — кричит Чимин, громко, хватаясь за тэхеново мощное запястье и сжимая его со всей силы. — Ты чего, сдурел?! Больно! Тэхен вырывает свою руку, хватает Чимина за воротник рубашки и тянет на себя: — В машину, быстро. Он волочит его к Кие словно тряпичную куклу — безвольную и слабую. Чимин неохотно сопротивляется, не в состоянии. Тэхен закидывает его на заднее сидение и резко дергается с места. У Чимина плохие воспоминания с этой машиной, и он предпочитает зажать руками уши и зажмуриться на все время их небезопасной поездки. *** Чимин, почти без сознания, чувствует, как его отбрасывают на кровать — все равно уже, в общем. Тэхен на нежности не способен, несколько лет прошло, не вернуть. — Смотри! У меня на руке теперь синяк останется, как на работе это объяснять, а?! Об этом подумал? Хотя, подожди, бесполезные шлюхи думать не умеют. Чимин смотрит на Тэхена сквозь пелену паники и равнодушия от транквилизаторов: — Шлюха? Придумай что-нибудь новенькое, Тэхен-а, а то скучно, — говорит Чимин тихо, на грани слышимость, но смотря прямо в чужие глаза — знакомые, страшные. — Заткнись. Тэхен не церемонится, проезжается кулаком по итак уже сине-фиолетовой скуле. На секунду Чимину кажется, что у него хрустнула челюсть, вся правая половина лица онемела, а потом начала покалывать, словно иголок воткнули. — Сука, ненавижу тебя. За что мне все это?! Что было дальше Чимин помнит плохо. Вообще, ему интересно, насколько приятно совать свой член в полумертвое тело? Удовольствие сомнительное, но, видимо, не все так думают. Чимину сначала пихают член в глотку, он почти задыхается и едва не начинает блевать, с рвотным рефлексом у него всегда были определенные проблемы. — Мне от тебя нужна только дырка, понял? Для всего остального не годишься. Как вообще можно любить такого урода? Еще и психа. Тэхен самодовольно достает из нагрудного кармана рубашки крохотную баночку с лекарствами Чимина, откручивает крышку и высыпает пару капсул на ладонь. — Я все знаю. И про твой диагноз тоже. Чимин молчит. Молчит про Тэхенову прогрессирующую неврастению, с которой тот отказался бороться. Молчит про очевидный факт, что псих скорее тут он, и доктор боится, как бы невроз не перерос в шизофрению. Молчит, потому что именно это получается у него лучше всего. Тэхен кончает внутрь без презерватива. — Мое, понял? Потому что ты больше никому не нужен. Чимину хочется уснуть. Уснуть и проснуться уже в другом мире, в параллельной реальности, где они с Тэхеном идут по улице, держась за руки, целуются и дурачатся. Его жизнь почти закончена. Он не сможет уйти от Тэхена — их спаяло, склеило. Тэхен — паразит, термит, присосался к Чимину и не отпускает, питается им, его энергией, силой, болью. — А я люблю тебя Тэхен-и, солнце. Чимин, слабый и ни на что уже, наверное, не годный тянется за поцелуем, касается своими губами чужих, обкусанных и сухих, чувствует их солоноватость. Тэхен плачет. Тэхен так просто любит. *** Счастье — понятие такое же относительное, как и страх. Чем его измерить? Правильно, нечем, такого прибора просто не существует. Чимин (был) счастлив даже замазывая тональным кремом синяки на лице, ведь это (были) метки. Синие, красные, фиолетовые, желтые и еще бог знает какие. У Тэхена к этому особый дар. Сейчас Чимин тоже счастлив — может, немного по-другому, но главное счастлив же. Улыбается, смеется, листает старые фотографии на телефоне — треснутый экран не четкий, но воспоминания все же удается схватить за хвост. Селфи Тэхена заслуживает отдельного внимания, и Чимин его целует. Чимин любит целоваться. Он бы хотел измерять счастья губами — чувственно и с пристрастием. В голове — бардак, как и все последние несколько лет. Ему почти тридцать (почти), а вспомнить, кроме Тэхена, некого и нечего. Получается, Тэхен — весь его мир? Такой узкий и простой? Чимина накрывает этой мыслью, как снежной лавиной, и он обдумывает ее, изворачивает, изучает. И понимает, что да. Тэхен — все для него. Любовь, дом, семья, счастье, боль и страх (которого, как мы выяснили, никогда не существовало). Чимин на мгновение начинает бояться (но страха же нет!), хватается ладонями за ледяной холод металла и мотает головой. Сколько же места занимает Тэхен? Все. Все свободное пространство избитой, больной души. Синяки на ключицах, лице, под ребрами и на бедрах — Чимин их любит, на самом деле. Он проводит пальцами по особенно большому кровоподтеку возле локтя и улыбается, склонив голову. Спасибо, Тэхен-а. 100 Error №4 — No way out Семь лет — счастливое число. Годовщина, наверное, даже какая-то. Но Чимин сидит и курит нервно, таблетки снова забрал Тэхен с собой на работу и не возвращает. Рецепт на них, конечно, тоже. Он не такой глуп, каким иногда кажется. Чимину пришлось уволиться. Его панические атаки участились, а постоянные синяки и гематомы стало объяснять все тяжелее. Лекарства Тэхен выдает теперь порционно и редко, Чимин морально умирает и разлагается. Он не спит по ночам, плохо ест и вообще больше напоминает ходячий труп. Тэхен, таким образом, плотно и навсегда привязал его к себе. У Чимина не осталось ни малейшего шанса на нормальную жизнь. В мыслях нет порядка, он живет в каком-то бреду, кричит и плачет постоянно, не может нормально думать, тело слушается все хуже, руки трясутся, как у больного Паркинсоном, даже поесть приготовить не получается, а Тэхен не особо рвется. Чимин устал. У Чимина не осталось выхода. *** Тэхен тушит окурок об его ладонь — впечатывает недокуренную сигарету в тонкую, нежную кожу. Чимин шипит от боли, но не кричит, горло давно сорвано, голоса не осталось. — Хочешь таблеточку? Чимин, в панике, кивает. — Тэхен-и, милый, всего одну, можно? Тэхен хватает его за челюсть, сводит пальцы, и она хрустит — и так уже сломанная в нескольких местах. Пропихивает таблетку нейролептика под язык. Кругляшок горчит неприятно на вкусовых рецепторах, почти атрофированных. Потом Тэхен, как обычно, ебет полудохлого Чимина и кончает ему на лицо. Ночь за окном густая и беспросветная. На следующий день Чимин свою таблетку не получает и плачет потом всю ночь, пока Тэхен гладит его по спине. Неделя проходит без лекарств. Чимин, каким-то чудом сохранивший остатки здравого смысла, крадет с кухни нож. Терять ему действительно нечего.

FATAL ERROR

Тэхен обнимает Чимина в непривычном жесте нежности, целует синюшные ключицы, шею, нервно дергающийся кадык: — Сегодня тоже без таблеточек, любовь…моя. — Да, солнце. Чимин и не знал, что нож — обычный, кухонный так легко может забуриться под плотную, эластичную кожу. Живую, теплую. Кровь хлещет из раны, стекает по чиминовым рукам. Он смотрит на нее — ярко-алая, рубиновая почти, и понимает только в эту секунду — как сильно любит Тэхена. To the moon and back. — Ч…Чимин? Тэхен хрипит, звуков его не разобрать, рот полон крови, а губы растянуты в улыбке. — Тэхен-а, люблю тебя, слышишь? Мы же встретимся еще, да? Чимин целует губы — вкус металла родной и близкий, сколько раз ему уже выбивали зубы и рассекали десны. — Я тоже, малыш. Конечно встретимся. Я весь только твой. Навсегда. «Навсегда» звучит убедительно, Чимину нравится. Он достает из кармана телефон, делает с Тэхеном совместную фотографию и высылает ее на почти забытый номер Чонгука, с подписью: «Тут еще что-то можно спасти?». *** И вот теперь Чимин стоит на мосту. Воспоминания — их с Тэхеном жизнь — свежи как никогда. Остальное уже забылось давно, словно до него мира не существовало, вселенная зародилась только десяток лет назад. Чимину нравится корка крови на собственных ладонях. Она навсегда останется с ним, Тэхен обещал. Босые ноги замерзли и онемели, в сантиметре — обрыв в никуда. Или в их с Тэхеном новую реальность. Это как игру перезагрузить. По крайней мере так хочется думать. Чимин не теряет надежды. Оптимистом надо оставаться до конца. Небо — светлое, яркое и сочное, Чимин такого давно не видел. Солнце розово-оранжевым желтком пробивается сквозь мох облаков. Отличный день, чтобы начать все с чистого листа. Чимин смотрит вниз. Чимину остается сделать всего один шаг.