Endless sleep

Спать вместе. Словосочетание, неизбежно ассоциирующееся у многих со скандальными заголовками, которыми пестрят страницы жёлтых газет. Объявив: «Мы спим вместе», можно произвести куда больший фурор, нежели пошутив о планах на замужество со своим коллегой по группе, и эта самая новость из всё тех же газет наверняка облетит весь мир, обрастая всё новыми сенсационными подробностями. Трудно себе представить, скольких сотрудников прессы Марк мог бы озолотить, небрежно бросив нечто в этом роде. Подобное признание, слетевшее с его уст, сколь шутливым или саркастичным тоном оно ни было бы произнесено, непременно приняли бы за чистую монету. Ведь выражение «спать вместе» имеет для большинства значение вполне определённое. Но они с Микки спали, во всех смыслах этого слова, вместе. Жили вместе. Они, пожалуй, были вместе слишком долго и проводили друг с другом слишком много времени, так что изворотливые умы множества людей даже и таких откровений дожидаться от них не стали. Просто решили, что так оно и есть, что именно к этому всё и сводится. И всё же всё это являло собой лишь одну сторону вопроса — в действительности далеко не самую важную. Марк сам не знал, почему, но с юношеских лет спать с человеком в одной постели означало для него новый, особый уровень отношений. Нет, он не считал это чем-то сакральным, ступенью близости, сравнимой только с присвоением какого-то титула. И ему не пришло бы в голову ссылаться на исключительно духовный характер таких связей и отсутствие плотских страстей. Просто ни одной из тех девиц, готовых на что угодно ради своего кумира и оттого постоянно караулящих его после выступлений, даже самой умелой, Марк не позволил бы мелодично храпеть под боком или лягать его во сне. Микки — другое дело. Впрочем, слишком во многих областях он был «другим делом». Ритм жизни рок-звезды далеко не всегда давал Марку возможность засыпать на горизонтальной поверхности, в тишине, покое и тепле. Нередко сон настигал его во время поездок в машине или на автобусе, во время перелётов или в заполненных залах. Марк всегда особенно уставал после концертов, чуть не вырубаясь на последующих мероприятиях, всевозможных фотосессиях, вечеринках и во время незатейливых бесед с фанатами. Ещё совсем недавно он, погружённый в собственные мысли, созерцал окружающую обстановку, как вдруг веки начинали слипаться, а голова тяжелеть. А иногда Марк и сам не ощущал, как проваливается в темноту ― реальность смешивалась со сном, и грань между ними стиралась. И каждый раз он знал, куда склонить голову. Надёжное плечо — отнюдь не метафорический, а самое что ни на есть материальный символ поддержки и опоры, необходимых Марку, несмотря на всю его самодостаточность. Микки, насколько позволяло положение, придерживал его за локоть, и даже неприятная полудрёма, от которой устаёшь больше, чем отдыхаешь, в те моменты не казалась такой изматывающей. Конечно, с удовольствием находиться в постели это не могло сравниться. Сил у обоих не всегда хватало на то, чтобы оправдать скандальное значение того самого «спать вместе», но всё же это было блаженством — растянуться на свежих простынях во весь свой скромный рост, чувствуя тихое шуршание и спокойное, размеренное дыхание рядом. Несмотря на ширину кровати, позволяющую с комфортом разместить на ней, пожалуй, даже четверых, Марк предпочитал двигаться к Микки поближе — как-то оно было теплее и уютнее, несмотря на манеру последнего ворочаться с боку на бок и тянуть на себя одеяло. Марк обычно видел яркие и спокойные сновидения, окрашенные в какой-то один определённый цвет во всех его возможных тонах ― так, словно наблюдал он этот самый сон через кусок цветного стекла. Когда ему случалось просыпаться среди ночи, он боролся с желанием начать ревновать Микки к подушке, которую тот обнимал, как самую дорогую вещь на свете, или прикоснуться к особо выдающимся частям его тела, открывавшимся благодаря напрочь скомканному одеялу. Однако иногда Марк просыпался в холодном поту. То ли от резкого пробуждения, то ли от внезапного осознания недействительности приснившегося, он никогда не помнил, что же именно повергло его в ужас. Иногда такая потеря памяти была для него очень болезненна — Марк дрожал и вжимался в подушку до боли в затылке, и притом сам не знал, отчего так паникует. В такие моменты он бесцеремонно вырывал Микки из сладких объятий Морфея, чтобы тот вернул его в реальность. Он ни о чём не спрашивал Марка, понимая всё без слов, и, когда необоснованная тревога рассеивалась, тот, согретый теплом такого близкого тела, успокаивался и мирно засыпал у Микки на плече. Ровный тон, полный решительности, которым произносилась фраза: «Один на двоих, пожалуйста», был доведён до автоматизма. К этому иногда прибавлялось прагматичное: «С одной кроватью выгоднее ведь», — и мимолётный взгляд на Микки, который чуть заметно пожимал плечами, словно подтверждая: да, и в самом деле выгоднее. Когда же их положение сделалось таким, что финансовый вопрос едва ли мог служить достойным оправданием, кровать по-прежнему оставалась одна, а табличек «не беспокоить» — две. И оба были на сто процентов уверены: ничто и никто не потревожит их сон.