Когда ты умрёшь

— Ханджи, — однажды ночью окликнул Ирвин. Она только что успела задремать, поэтому недовольно что-то промычала, мол — отстань от меня, ночь уже, спи. Однако командор нежно очертил пальцами её плечо, и Зоэ, не привыкшая к его настойчивости, поняла: он хочет сказать что-то важное. Повернулась к нему лицом, сощурилась, потому что вместо Ирвина видела только расплывчатое пятно — пришлось надевать очки, до того валяющиеся почему-то на полу — хорошо, что она сделала небьющиеся стёкла. — Ирвин, чего тебе неймётся? — вопросила майор, нацепив очки на нос. — Ты станешь командором после меня? — спросил Ирвин, глядя не на неё, а куда-то вдаль. Близилась та самая вылазка в Шиганшину. Упадочнические настроения овладели, кажется, всеми — недавно расплакалась даже самая, казалось бы, стойкая Нанаба. Ханджи тоже думала о своей смерти — а кто из них не думал? Но она не представляла, что может погибнуть Смит. Даже после того, как гигант откусил ему руку, командор оставался командором — практически железным человеком, неспособным на слабость или страх. Ханджи свой страх компенсировала смехом. На неё и так смотрели, как на юродивую, а с недавних пор и вовсе почти перестали воспринимать всерьёз. Вот и сейчас она громко и хрипло рассмеялась. Ирвин не обиделся. Но смотрел на неё выжидающе и вопросительно. — Смит, да что с тобой? — возмутилась Ханджи, — с чего ты себя хоронить решил? — Я не сказал, что умру. Я спросил: станешь командором после меня? — ровным тоном, с расстановкой произнёс Ирвин. И ведь такое лицо каменное — Ханджи даже эмоций его прочитать не могла. — А я справлюсь? — Иначе я бы не спрашивал. Ханджи помассировала зудящую от очков переносицу. Вопрос был действительно важный и серьёзный, потому что иначе Ирвин не стал бы будить её, зная, как важен и ценен сон для солдата в целом и для исследователя в частности. Значит, его это волновало. Значит, он предвидел — или планировал! — свою смерть. — А если я… — Зоэ поперхнулась словом «умру». — Просто ответь на вопрос, — почти раздражённо протянул Ирвин, — без «если». Станешь четырнадцатым командором? Ханджи приподнялась на локте и снова посмотрела Смиту в лицо, не без удивления заметив на его губах тень улыбки. — Издеваешься, — догадалась она, — иди ты к чёрту, Ирвин. Давай спать. — Ответь, — почти попросил Ирвин. Ханджи рассердилась. — Назначишь — стану! — рявкнула она на командора, — приказы не обсуждают! И повернулась спиной к Смиту, засыпая практически сразу, как уложила голову на подушку.

***

Сегодня был самый красивый закат в жизни Ханджи. Кровавый закат, как будто небо тоже окрасилось пролитой кровью разведчиков. Как будто рваные клочья облаков точно так же обжёг пар Колосса. Она едва держалась, чтобы не зарыдать. Столько людей. Весь её отряд. Моблит. Никого не осталось — её бы тоже не осталось, если бы в последний момент Бернер не толкнул майора в колодец. За Стену отправлялись тысячи лучших людей. Вернулось девять. Пока отряд Ханджи был совершенно в другой стороне, Ирвин повёл новобранцев в лобовую атаку на Звероподобного, чтобы отвлечь его. Чтобы Леви смог его убить. Леви не смог — и сейчас коротко пересказывал всё, что случилось с ними, Зоэ. Они уже вернулись за Стены, и теперь вместе сидели в комнате Ирвина, уничтожая его запасы виски. Ханджи хотела напиться до беспамятства, но не имела права. Теперь она — четырнадцатый командор Разведлегиона — вчера как раз назначили официально. Отдайте свои сердца человечеству, бла-бла-бла… — Ты его любила? — спросил Леви, уже явно хорошенько опьяневший, иначе бы не спросил. — Мы вместе флиртовали со смертью, — размыто ответила Ханджи, покачиваясь на стуле. Свой виски она едва пригубила. Капралу было хуже: он видел всё это — и облажался. Ирвин отдал свою жизнь за его успех, а он облажался. Ханджи понимала. Как и понимала — теперь уже понимала — его потерю, потерю его первого отряда. — Но мы же не станем валять дурака, — в глазах капрала плескалась неутолимая боль, — мы будем сражаться! — Обязательно, — подтвердила Ханджи, — Ирвин хотел бы этого. Он всю жизнь хотел одного. Свободы. Пока Леви пил прямо из горлышка бутылки, Зоэ смотрела в окно и вспоминала, как накрывала тело Ирвина белоснежной рубашкой и желала ему самых крепких снов — потому что он этого заслужил. И ни слезинки не проронила, потому что все люди, которые имели право видеть её слёзы — никто не вернулся. Капрал не имел права видеть Ханджи слабой — и именно поэтому она, решив оставить его наедине со своей болью, ушла в собственную комнату, улеглась в свою кровать и сжалась в комочек, позволяя себе пустить пару слезинок — да так и заснула. Ханджи сама не знала, кем был для неё Ирвин. Но она была его преемницей. И поэтому должна была высоко поднять крылатое знамя Свободы и лететь вперёд, пока не упадёт и знамя не подхватят снова.