Не вдумывайся

- Ну что, достаточно нализался надушенных придворных задниц? - Я видел помост у малой площади, пойдем туда. Леви несколько секунд всматривался в занавешенные окна замка, прежде чем обернуться и пойти вслед за Смитом. Замок выглядел старым, хотя вычурная лепнина и мраморные колонны выпячивали напоказ роскошь. Леви помнил коридоры первого этажа, где в углах гнил не единожды крашеный паркет; дальние лестницы западного крыла, скрипящие от любого чиха; пыльные занавеси главного зала, откуда Эрвин вышел минут десять назад изможденный и мрачный. Конечно, он выторговал все, что было нужно: лошадей, оружие, зимнюю экипировку, средства на возмещение ущерба семьям погибших, съестные припасы и материалы, заказанные Зоэ. Вплоть до гаек и шнурков - все, что было в списке, составленном ответственным за снабжение. Леви не хотел представлять, что для этого понадобилось, как сплетались слова, выстраивались в прочные мосты. Потому он перестал заходить внутрь и ожидал снаружи, разглядывая шершавые стены, увитые плющом. Они шли молча, спускаясь по узким каменным ступеням все ниже и ниже, от зажиточных домов к бедным. Зелень постепенно редела; ближе к окраинам город щерился битыми фонарями и оконными стеклами. "Столица, мать ее", - подумал капрал, сплевывая на тротуарную плитку, потрескавшуюся явно до его рождения. - В другую сторону, - сказал Эрвин и потянул Леви за рукав форменной куртки. Помост и правда был - грубо сколоченный из досок, неровный, с блеклым полотном на облезлых балках, за которыми, наверное, скрывались актеры, ожидающие своей очереди. Постановка только началась, объявлялись список персонажей и авторы стихов. Эрвин и Леви встали у угла сцены, наблюдая за действием на ней. Леви не слушал слов; застыв, он смотрел в никуда и думал. Думал, что хотя ходить за стены - самоубийство, оставаться внутри и того хуже. Земля в них протухала и исходила смрадом, пока король пировал на пластах из плоти и костей. Думал, что не знает, как вернуться назад и объяснить остальным: мы умираем снаружи за стенами, а наша жизнь внутри не дороже. Нет у нас никакой поддержки, мы на волоске, между двумя тисками. Думал, что Эрвин становится бледнее и бледнее, разобьется в осколки, и нечего будет класть в гроб. Как и всегда, если речь идет о солдате разведки. Кто-то задел Леви локтем, и он, подняв взгляд выше, увидел девочку в бумажной короне и ярко-красном холщовом платье. Обрезанный, не обработанный нитью рукав оставил на руке длинный алый след, похожий на потеки крови. "Не вдумывайся", - сказал себе Леви, отворачиваясь; встречаясь глазами с Эрвином, тоже явно не увлеченным спектаклем. *** Ворота, солдаты, гиганты, кровь, россыпь, сборы, побег, ворота - и круг замыкался. Леви находил свое отражение в воде жалким, поэтому скорее зачерпнул воды и плеснул на лицо. Царапины защипало, капли срывались на торс. Было холодно. Наступал ноябрь, на отоплении экономили, пока еще было терпимо. Леви тщательно вытерся, оделся, затянул ремни потуже и доковылял до столовой, хромая. - Как нога? - первым делом спросил Майк, пиная стул поближе к Леви. Захария со своим отрядом остались единственными в комнате - остальные после вылазки сразу свалились спать, успев только перевязаться. - Сойдет. - Леви подвинул к себе пивную кружку и с наслаждением сделал первый глоток хлорбского сливочного. Урожай минувшего лета был редок, пивные бочки почти закончились. - Спасибо, что прикрыли, капрал, - очень серьезно сказал Гюнтер; должно быть, чувствовал себя виноватым. - Это просто растяжение. - Леви поморщился и взял у Майка сигарету. Курить, конечно, тут не положено, но пока командор спит, рамки устава теснят поменьше. - Вы куда ценнее обычного солдата. - Мы все здесь - просто солдаты. "Мы все умрем". Капрал подпер челюсть рукой и умолк, чувствуя, как сигаретный дым впитывается легкими. Неловкое минутное молчание кем-то прервалось, беседа потекла снова. Спорили о клинках, погоде, сидре и личной жизни майора Зоэ. Наконец, разошлись, пожелав спокойной ночи (о такой роскоши нечего было и мечтать); Леви с Майком остались наедине. К этому моменту столовую укрыла дымная пелена, и пришлось открыть окно. - Мешками под твоими глазами скоро можно будет титанов раскидывать, - поделился ценными наблюдениями Захария, туша едва тлеющий окурок о край стола, - поспать бы тебе. Поспать, продираясь сквозь вонь трупов, пар и порох, чьи-то откушенные конечности, рвоту, грязь и листву. Сквозь крики, ржание испуганных лошадей, потерявших ездоков или везущих их части. Сквозь град камней главной улицы Шиганшины, стрелой упирающейся во врата. Сквозь затхлый воздух подземелий и звуки выстрелов. "Не вдумывайся", - напомнил себе Леви. Хмыкнув, похлопал Майка по плечу и вернулся в коридор, затягиваясь в последний раз. Остатки сигареты Леви хотел выбросить в открытое окно, но его руку перехватила чужая. - А я все прошу новобранцев убирать дворы, - тихо сказал Эрвин, плотно подступив сзади. - Если так хочешь курить - приходи ко мне. Эта вонючая гадость разносится на всю округу. В штабе курить нельзя. Леви упрямо молчал, вдыхая и собираясь с силами, чтобы развернуться и по возможности дать Смиту в его довольную, как ощущалось по голосу, рожу - так сильно раздражала его привычка подкрадываться. Леви шумно выдохнул: пальцы обжигал окурок, висок - поцелуй Эрвина. "Не вдумывайся", - решил Леви. И откинул голову назад. *** Новобранцы выстроились в ряд; их сосредоточенные серьезные взгляды казались уже почти взрослыми, как будто они сделали выбор и собрались никогда о нем не жалеть. Это все было до первой вылазки, в которой выживет в лучшем случае каждый четвертый. Арифметика смерти была беспощадной; и отсекала лишнее и слабое, каким бы трогательным оно не казалось. Леви не понимал, почему с ними так все возятся и мямлят, как у люльки с младенцем. Солдаты, надевшие плащи с крыльями, должны смириться со скорой смертью - больше трех лет в разведке никто не живет, а уже после девяти вылазок можно назвать себя ветераном. Леви муштровал их, без конца делал выговоры, отрабатывал их удары до мозолей, называл кучей вкусного мяса и хер знает чем еще. Они выглядели горсткой запуганных котят; особенно Арлерт, к которому капрал проникся антипатией. (Слишком хилый, сопляк.) Кадетский корпус многим подрезает крылья, но в разведке все эти новички выглядели холеными и беззаботными. Решительными и спокойными выглядели разве что Эрен и Леонхарт; но первый был беспросветным тупицей, а вторая - излишне самоуверенной. - Капрал заботится о вас, как может. Он старается вас готовить. Леви слышал, как Петра щебетала эти слова кому-то из новобранцев. Да, они видели Трост, но удобный город с множеством точек опоры и закутков для передышек не то же самое, что открытое поле, где выжить гораздо сложнее. Леви никому бы не признался, но да, он старался их подготовить, влить в них все, что знал об этом жестоком мире, об отсутствии справедливости. "Я готовлю их к смерти", - вдруг понял он и нахмурился. "Не вдумывайся". - На сегодня все, - сказал, одернув полы короткой куртки. - Вечером еще раз обсудим то, что уже говорили о строе дальнего обнаружения. Краем глаза Леви заметил, как Эрвин наблюдал за ними со стороны, из-за тюля занавесок. *** Синь опускалась на крыши и сыпала звездами вниз. Над штабом нависла тишина: все приготовления к вылазке были закончены, следовало хорошо отоспаться. Леви, даже не раздевшись, лежал на кровати и смотрел в потолок. Трещины были похожи на паутину, связавшую всю комнату тонкой сеткой. Сон не шел; из затемненных углов доносился скрип, но думалось вовсе не о мышах. Кто знает, сколько выживет к следующей ночи. Кого будут хоронить. Чьим семьям достанутся пергаментные конверты с тисненными крыльями свободы, лежащие в верхнем ящике стола Эрвина - их там всегда много, с запасом. И на них уходили казенные деньги, вымоленные на очередном светском собрании, проведенном в шершавом дворце; в городе, на окраинах которого нет фонарей и патрулей полицейских; где на помост взбирается девочка в бумажной короне. И так круг замыкался. Леви медленно поднялся с постели, натянул сапоги и нырнул в коридорную мглу, не подхватив свечи. Он проходил мимо лестницы к чердаку, где у Ханджи горел свет; мимо казарм, где слышался шепот Йегера; мимо сонно курящего Майка, подпиравшего лоб ладонью. Это был настоящий дом - с очагом, обеденным столом, библиотекой и конюшней, большой и теплый, укрывающих всех под своей сенью - детей и тех, кто давно чувствовал зов земли. Эрвин также лежал одетый на одеяле в полной темноте, и когда Леви сел на край кровати, он даже не повернулся - только протянул руку, чтобы коснуться теплого бедра, стянутого ремнями привода. Его касания были едва ощутимы, почти трепетны. Леви скинул руку, быстро разулся и накинулся сверху, не глядя целуя - лицо, волосы, шею и эрвиновы пальцы, водящие по щекам и ключицам. Эрвин был единственным, о чем действительно стоило думать.