Король Ночи здесь я!

      Потоки варпа сплетаются в причудливые узоры, они словно жгуты канатов, пытаются сдавить меня, но Воля Отца не позволяет губительному влиянию Имматериума коснуться моего разума и тела.       Понятия времени и расстояния в Океане Душ отсутствуют, поэтому я могу сказать, что нахожусь в варпе долго, но также могу утверждать, что всего лишь мгновенье. Сколько я так преодолел? Миллионы километров? Пару сотен метров? Не знаю. Я чувствовал, что с телом происходили какие-то метаморфозы, а силовой доспех сжимался… Едва догоняя уменьшающееся тело.       Вскоре, изменения остановились, и я понял, что вхожу в атмосферу планеты. Чувства были такие, словно я находился в дропподе и сейчас сработали системы экстренного торможения.       Однако, этого явно не хватило — удар был страшен, но доспех и колдовство Отца меня уберегли. Деревья, земля, камни — своей тушей я наделал много шуму, как сказал бы Русс, а Фулгрим добавил бы с усмешкой, что это моё самое бесцеремонное вторжение. Я вспоминал лица братьев, и хоть кроме Фенексийца я не был близок ни с кем, сейчас, с чистым разумом от ужасных видений будущего за время своего путешествия, я успел обдумать и понять, что не мог ничего предотвратить, даже зная всё наперёд, а быть бессильным что-либо изменить — мой самый большой кошмар.       Единственный раз, когда я на полном серьёзе попытался донести до кого-то весь ужас содержания моих проклятых видений, привел меня за решетку, где я сидел будучи обвиняемым в клевете и предательстве.        Фулгрим, мой брат, ужаснулся открывшейся правде, отказался посмотреть ей в глаза, и трусливо доложил о том, что я рассказал ему в тайне, другому нашему брату — Рогалу Дорну. Этот твердолобый глупец сразу углядел хулу на нашего Отца и решил запереть меня!       Я подчинился. Но вскоре, одолеваемый тёмными мыслями и сжираемый обидой, я решился на побег. Вернувшись в Легион, я приказал уходить на Нострамо. Там меня и нашли эмиссары Хоруса, у астероидного поля некогда бывшего планетой. После этого мой рассудок окончательно пошёл в раздрай и меня охватило отчаяние. Хорус предлагал мне присоединиться к его походу. Я никогда не любил этого самовлюблённого фаворита Отца, однако если его первенец восстал против родителя, то значит всё очень плохо.       В тот самый момент я решил, что если не смогу спасти всех и раз меня никто не слушает, я пойду в авангарде уничтожения. Вскоре, астропат флагмана поймал чрезвычайный приказ с Терры — атаковать Хоруса, на Истваане V. Предательство Примарха «Сынов» раскрылось. Я тут же поделился этим фактом с самим виновником — Воителем, на что тот лишь рассмеялся и поручил исполнять приказ и до поры до времени так же выполнять указания Администратума. А когда он подаст сигнал — ударить в спины.       Все остальное произошедшее слилось в череду бесконечной резни. Бойня на Истааване, долгий и кровавый путь до колыбели Человечества. Битва за Терру. Смерть Хоруса. Отступление. Террор в Восточном Рукаве. Налёты на миры Империума. Битва с Лионом. Второе сражение с Тёмным Ангелом. Позорное поражение. Кома. Моё возвращение к жизни с ещё более безумным рассудком — предсмертное состояние явило мне видение, как я и ещё несколько смутно различимых фигур стаскиваем тело Отца с Золотого Трона и погружаем Империум и Человечество во Тьму. Череда следующих деяний осталась во тьме моего расползающегося на куски разума. Голоса в голове порой становились невыносимы, чем вызывали вспышки неконтролируемого гнева и бессмысленной жестокости. Я помню взгляды своих детей. Они верили в меня. Несмотря ни на что.       «Тишина. Благословенная тишина. Судя по всему, Имматериум тут запечатан, а значит, это не Империум, который я знаю, — я нигде не чувствовал себя так прекрасно», — мысли текли вяло и было даже неуютно без вездесущих шепотков и воплей в голове. Они стали привычны, будучи вместе со мной с самого первого вздоха.       Отец говорил про лучшую долю? Охотно верю. Его мысли и мотивы мне совершенно неведомы, но я жив, моё величайшее проклятие и дар оставило меня. Я распахнул глаза. Свет местного светила на мгновение ослепил глаза, но я быстро адаптировался.        Прислушавшись, я почувствовал запахи окружающего леса, услышал далёкие, испуганные стрекотания птиц и убегающих зверей. Люди. Ко мне приближались люди. Больше двадцати, дурно пахнущие кожей и шкурами. Оружейную смазку я не чувствую, хотя вообще чудо, что я улавливаю их запах — это прерогатива псины Русса. Видимо, незагаженность мира, вполне претендующий по классификации на мир-сад, тому причина. Так же я чувствовал свою кровь — раны были несерьёзны, через стандартный час они затянутся и от них не останется и следа.       Смертные между тем добрались до меня, притворившись спящим, я приготовился поглядеть, какого цвета их кишки. Я ждал, когда они наконец преодолеют свои жалкие опасения и подойдут. Но перед тем как приблизиться они потыкали в меня чем-то, напоминающим копьё, которое я однажды видел в музее, во время путешествия на Терру. После чего, уже без опаски, окружили мое тело и начали громко обсуждать меня.       Я наблюдал за ними, стараясь не раскрыть, что был в сознании. Затем, эти аборигены начали обыск, они попытались снять с меня доспехи, что не увенчалось успехом — я просто не дал им поднять мои руки, на которой были практически единственные уцелевшие части моей силовой брони. Источник питания брони если и был цел, то его нужно было найти, чтобы он не попал в руки местных, — ядерная* энергия аборигенам не игрушка.       Склонившегося надо мной человека, я схватил руками и, пока тот не закричал, свернул его шею. Сдавив череп, я добрался до его мозга. Сразу почувствовав эффект от работы оммофагии, я резко поднялся и перехватил копьё, летящее мне в лицо. Схватив без вреда для себя, медное остриё (какие они примитивы), рванул на себя, одновременно позволяя разбойнику (оммофагия позволила мне узнать, вид деятельности этих отбросов) встретиться лицом с адамантием моей перчатки. Череп ожидаемо не выдержал и расплескал содержимое на меня и землю. Стрелы, что летели в меня, не причинили никакого вреда — лишь дискомфорт.       Догоняя аборигенов, разбегающихся в страхе от осознания бесполезности своих атак, я вырывал их сердца, подвешивал тела на сучья, ломал ноги. После чего бежал дальше, убивая успевших уйти от меня прямо на глазах разбойников с переломанными ногами. Я ждал, давая надежду на выживание, а потом возвращался, возникая из тени, словно тварь из ночных кошмаров, и раздавливая всякое сопротивление, предавая их мучительной смерти. Вырезав этот бесполезный биомусор, я вместе с этим выучил местные диалекты, и ознакомился с жалкими огрызками начального знания местных земель. Вскоре, я услышал следующую… Нет! Две следующих группы. Одна из них отличалась. Звук шагов, больше металла. Наверное, господин этих земель послал своих людей разведать обстановку. Что же, у меня достаточно времени, чтобы убрать следы побоища и заманить их сюда.       Убрав следы боя, я затаился, сидя в лесу. Одичалые заметили южан, как они их называли, гораздо раньше и решили устроить засаду. Трое лучников засели рядом со мной, но меня заметить не смогли. Я всегда чувствовал себя частью темноты, окружающей меня практически всю мою жизнь. Порой я слышал истории, что меня и моих сыновей тьма… Прячет. Возможно, это было использование сил варпа или мутация геносемени. Русс был нереально устойчив к холоду, Вулкан же наоборот к огню, Фулгрим имел отличную сопротивляемость к любым ядам — его родной Кемос был той ещё ядовитой клоакой. А о Мортарионе и его детишках и говорить нечего — про его безразличие практически к любым боевым и природным ядовитым газам ходили легенды.       Моей же стихией была тьма. После памятной комы из-за ранения, нанесённого братом Лионом, я очнулся и проник на его флагман, и за всё время пребывания там, меня никто не обнаружил, пока я резал его детишек… Дивная была бойня.       И вот — люди с волками на гербах схватились с одичалыми… За десяток секунд до атаки основного отряда один из лучников успел выстрелить. Должны были все, но мне нужно, чтобы бой начался, а обстрел был знаком. Умирал стрелявший недолго… Но мучительно. Его покромсанное тело было выброшено мною в знак устрашения прямо в толпу разбойников. Дав им мгновение на осознание, я ринулся в бой.       Одичалые могли бы доставить мне немного хлопот, если бы имели хотя бы зачатки понятий о тактике или их сердцами не завладел страх… Которого я и добивался. Страх правит всем. Он — одна из первопричин жизни. Обезьяна взяла палку не потому, что сильная, — она боялась, что палку возьмёт другая обезьяна, и тогда плохо будет уже ей. Люди берут в руки оружие по двум причинам: страх и жажда наживы. И страхов больше. Близкие, статус, жизнь, богатство, власть…       Необязательно брать осязаемое оружие, достаточно просто послать убийцу, солдат, болезни, слухи… Оружие может принимать любой облик, как, впрочем, и страхи людей. Поэтому людей легко направлять — оружием и страхом. Вместе эта гремучая смесь способна убить даже богоподобных существ. Многоходовая комбинация Лживых богов изумила меня, когда я начал собирать данные. Её глубина, краски, масштаб… И это только то, что знал я! Однако, это не мешало мне их ненавидеть. Поэтому Хаос не стал нашим знаменем, а под Орлом мы не ходили никогда.       Размозжив череп последнего одичалого, я болезненно поморщился — из-за уменьшения в росте я порой делал ошибки, но быстро исправлялся, выставляя их частью танца Страха и Крови. Предстояло самое сложное — разговор с людьми. Как там Фулгрим говорил? Социопат, мизантроп и параноик? И это — неполный перечень. Порой, брат слишком много разговаривал, и это утомляло. Теперь мне придётся держать речь, не настроив местных против себя.

***

      Когда незнакомец все-таки принял приглашение, северяне направились в Винтерфелл, гадая, кто же, их таинственный гость. Рыцарь? Лорд? Богато украшенная броня, а также манера держаться явно давали представление, что он не простолюдин. Впрочем, правду ещё предстояло узнать, причём так, чтобы не оскорбить его. То, что он был не из этих краёв, Нэд понял с первого взгляда, хотя если бы не глаза, то вполне сошёл за его родственника.       Попросив его подождать, Конрад Кёрз тут же сорвался на бег. Это было приемлемо — следовало перевязать раны и похоронить погибшего гвардейца. Словно призрак, Кёрз возник из ниоткуда прямо за спиной Старка, достаточно быстро вернувшись обратно. В руках он нёс какие-то обломки, и теперь Хранитель Севера был в ещё большем недоумении — кто же он такой, что явился с небес, пережил падение и после этого смог сражаться, просто круша врагов практически голыми руками? Есть ли ещё рядом такие? И откуда он?       Эддард был довольно образованным человеком и когда-то много времени проводил за книгами. Но он не встречал ни одного упоминания о… Повелителях Ночи. И что такое «примарх»? Титул? Звание? Прозвище? Оно было незнакомо лорду Старку. Однако он спас Робба. Этого было достаточно, чтобы доверять незнакомцу, хоть и в малой степени.       В замок они вернулись, когда уже стемнело и везде горели факелы. Всю дорогу, забыв о приличиях, сын Эддарда расспрашивал сира Кёрза о том, что могло интересовать мальчишку его возраста. И верить скупым рассказам этого мрачного человека было бы высшей степенью доверчивости, если бы не то, что они видели. Кожа, которую не берут ни стрелы, ни клинки, пусть и плохонькие, но они даже не оставляли следа на ней. Нэд уже начал мысленно перечислять возможные уязвимые места Конрада, но ничего, кроме глаз, не видел.       Все боялись чужеземца. Это было видно, в том числе и самому Кёрзу. Люди Старка старались незаметно находиться подле него, прекрасно понимая, что пожелай примарх убить лорда — он сделает это, и они не смогут ничего предотвратить. На всё их телодвижение сэр Кёрз скалился в снисходительной усмешке. Чем больше времени северяне проводили рядом с этим… Человеком… Тем больше начинали его опасаться. Примарх мог без проблем бежать рядом с лошадью, не демонстрируя ни единого признака усталости. Впрочем, опасения не перешли в ненависть, а Робб так и вовсе с восхищением смотрел на спасителя.       Судя по всему, самого Ночного Призрака это нисколько не смущало, и казалось, было ему привычно. Опасение, страх, восхищение. Впрочем, когда процессия вошла в замок, к ним чуть ли не бросилась леди Кейтилин, увидев раненного сэра Родрика и волокуши с телом гвардейца, которого лорд Эддард решил забрать с собой, а не сжёчь в лесной чаще вместе с разбойниками.       Прислуга приняла тело, а мейстер увёл пострадавших. Все украдкой наблюдали за неизвестным. Огромный, на голову выше самого рослого из гвардейцев (возможно, даже Горы), в диковинной, пусть и практически уничтоженной броне, — лишь наколенники в виде черепов, сабатоны и латные перчатки более-менее уцелели. Ни шлема, ни нагрудника, чьи обломки сейчас покоились в руках гиганта, не сохранилось. Да и если приглядеться, можно заметить обломанные у основания короткие и сдвоенные клинки-когти на тыльной стороне перчаток.       Уцелевшие регалии доспехов изобиловали символами смерти. Однако, вероятно, гигант надеялся восстановить доспехи. Ведь не просто так он нес с собой его обломки? — Муж мой, — произнесла Кейтлин Старк, обняв Эддарда, — я так рада, что ты вернулся домой. Но кого ты привел с собой? — Мне тоже приятно тебя видеть. Позволь тебе представить человека, которому мы, скорее всего, обязаны жизнями. — Нэд обернулся указывая на Примарха: — Сэр Конрад Кёрз, странствующий воитель из далёких земель.       Талли долго смотрела в бездонные чёрные провалы глаз без белка и зрачков и наконец-то произнесла: — Дом Старков в долгу перед вами. Что вы скажете о возможности стать телохранителем и наставником для наших детей?       Тут даже на лице Конрада приступило удивление, затем — выползла словно ядовитая змея, холодная усмешка, и он ответил: — Вынужден отказать вам, леди Винтерфелла, поскольку я присягал своему Отцу, Повелителю людей, Владыке Империума Человечества. ** — Прошу меня простить… Ваше Высочество, но мы никогда не слышали о Диктате Человечества, — произнесла Кейтлин, украдкой бросая взгляды на мужа. — Моя жена права, принц Конрад, — произнёс Лорд Старк без утайки, смотря прямо в глаза Примарха. — Всё это слишком невероятно, однако я склонен вам верить, то, что мы увидели… Ваши возможности, богатая даже для лорда — броня, кою сможет позволить себе не сможет наверное даже король, ваше воинское уменье… Я поверю Вашему слову, если вы поклянётесь, что сказанное вами — правда…       Тут Старк почувствовал, что его ноги оторвались от земли, и он завис в воздухе. Лицо Конрада оказалось очень близко. Кёрз держал Хранителя Севера одной рукой. Гнев. Вот что выражало лицо Примарха VIII Легиона Астартес. Люди Лорда Старка быстро поняли, что произошло, и обступили сверхчеловека, что схватил их милорда. — Я поклянусь моей уничтоженной родиной… Лорд, ты был очень близок к тому, чтобы я убил тебя за дерзость, — прошипел в лицо Эддарду Примарх. Нэд боялся, но ничем не показал этого. Кёрз прищурился, а затем улыбнулся. Жутко, словно монстр из ночных кошмаров. Но искренне. Отпустив Старка, он коротко хохотнул, когда стрелы, запущенные в него, отскочили до того, как Нэд успел отдать приказ остановиться. — Стоять! Как ваш лорд, я приказываю остановиться! Прошло несколько дней…       Устроить гостя оказалось легко. Принц Кёрз был неприхотлив. Нэд выяснил, что своё детство он провёл в трущобах среди бедняков и всякого сброда, питаясь крысами, помоями и редко — нормальной пищей. Хотя потом, как оказалось, он не был зачат в браке и был далеко не первым, а аж восьмым ребёнком своего отца — властителя тех далёких земель. Об этом Конрад обмолвился, словно это было нечто совершенно нормальным, затем в беседе стало известно, что у него было не семь братьев, а целых семнадцать — также рождённые вне брака, но являющиеся генералами огромных армий, а когда Нед в беседе поинтересовался, есть ли у Императора наследник, то Примарх ответил: — Нет, Отец мыслил глубже и шире любого из людей, совсем не замечая творящегося у него под носом. Он не был досягаем ни для нас, его детей, ни для других смертных. — Смертных? Вы часто это упоминаете по отношению к другим людям, — наморщив лоб, произнёс Старк. — Возможно, вы не очень хорошо знаете наш язык, порой бывает, что я не могу вас понять…       Конрад задумчиво смерил Эддарда взглядом. — А как бы вы назвали тех, чей век мал, прожив вдвое дольше них? Вот и Отцу, хоть он и любит Человечество, наплевать на людей. Он живёт слишком долго и, наверное, уже просто забыл какого это — чувствовать так ярко, как обычные люди. — Вы хотите сказать, что…? — Да, моего Отца почитают чуть ли не за Бога, хотя религии у нас вне закона, кроме одного полезного культа… Впрочем, возвращаясь к Отцу, никто не знает, где он родился, как провел детство и юность, даже его настоящее имя, НАМ, его детям, не известно! Я говорил, что мы, Примархи и наш Отец недосягаемы для смертных? Так вот, от нас Отец был ещё дальше, чем от простых людей, и чем ближе каждый из детей хотел быть к нему, тем сильнее он отдалялся от нас.       Конрад был скуп на описания, говорил мало, но всегда по существу. Поэтому Нэду, носящему прозвище «Тихий Волк» за свою немногословность и чрезмерную, по мнению некоторых, честность, нравилась такая жадность Керза на слова и искренность, когда его спрашивали напрямую. Он мог скрыть своё происхождение, мог скрыть правду о своём отце, но не сделал этого. Как о правителе, Кёрз говорил о нём с обожанием, но как родителя он его ненавидел.       Немногие проведённые учебные поединки с его сыновьями, включая Джона и Теона, были… Необычны. Конрад не чурался грязных приёмов, стараясь действовать на уровне обучаемого, пусть это и было очень тяжело. Хоть Эддард и не одобрял подобного, но признавал, что такие хитрости могут спасти жизнь. Робб выделялся на фоне остальных, проводя диспуты с Призраком Ночи, который терпеливо объяснял юнцу тактику, стратегию, а также идеологию. Нэд боялся, что юный наследник попал под слишком плотное влияние мрачного воителя, на что Конрад сказал, что вскоре покинет Винтерфелл.       Однажды он на три дня пропал и, как оказалось, провёл всё время в библиотеке, куда ему был дан доступ. Примарх покинул её в отвратном расположении духа. Причина оказалась весьма весомой — законы. В Вестеросе не было ни единого сборника законов. Поначалу Нед не мог понять, почему Кёрз находится в состоянии тихого бешенства, но потом, когда он ему объяснил, понял, что воспринимал эту ситуацию как дитя своего времени, теперь же увидев её с другой точки зрения, ему стало понятно, что это не недопонимание со стороны чужеземца, а реальная проблема.       У короля нет никакой реальной власти. Достаточно одному влиятельному лорду в нужное время и в нужном месте восстать, как это сделал сам Старк вместе с Джоном Арреном и Робертом Баратеоном, и правитель может надеяться только на верных лично ему людей, которые могут запросить за помощь высокую цену.       Золотые плащи, подчинявшиеся королю, были немногочисленны и фактически ни на что не влияли. Кстати о золотых плащах, — Конраду это показалось забавным, а когда он рассказал подробнее, даже Нед усмехнулся. У Императора тоже была личная стража, верная лишь ему, — Легио Кустодес в золотых доспехах.