***
Им обоим по семнадцать, и ужины в домах друг друга уже не кажутся чем-то странным. Их родители неплохо общаются — дружбой это можно назвать лишь с натяжкой. Но парням дела до этого нет совершенно. На день рождения Гарри Мэттью дарит ему скейт, о котором давно мечтал Шум. Азиат едва на месте не прыгает от счастья. Улыбается ярко и широко. Ослепляюще. И в порыве чувств крепко обнимает друга, позабыв обо всём вокруг. Тогда сердце Мэтта впервые сбивается с ритма, и он забывает, как дышать. Несколько нерешительно обнимает в ответ. Гарри ничего не замечает. Он счастлив, потому что получил лучший подарок на свете от своего самого лучшего друга.***
Мэттью недавно исполнилось восемнадцать. Он несколько старше Шума. На пару месяцев всего. Но Гарри мило возмущается, называя себя мелким и подкалывая, что «большие ребята с мелюзгой не водятся». Даддарио лишь смеётся, пихая друга в бок. Просто друга. Д р у г а. Он слишком давно признал, что уже не просто друга. Для самого себя признал. Но и слова не сказал Шуму. Гарри вытаскивает его ночью из дома. Просто пробирается в комнату и будит. Они сваливают через окно, как в каком-то подростковом фильме или сериале. Ночью в городе красиво. Пьянящий свободой и холодом воздух. Яркие огни на мосту. Вседозволенность темноты и эмоции, что так и плещут через край. Гарри придурок, который пошёл «на дело» в одной футболке. Ночью. В конце августа. Мэтт молча отдаёт ему толстовку. Гарри ничего не говорит. Возвращаются они под утро.***
На торте было девятнадцать свечей. Эта фотография у Мэтта прикреплена к зеркалу. На ней Гарри улыбается слегка кривовато, пытаясь поудобнее пристроить загипсованную ногу, но послушно тянется к торту, загадывая желание. Гипс сняли вчера. Сегодня Шум тащит его в парк, потому что там «что-то красивое, и вообще это сюрприз». Мэтт лишь качает головой, но дожидается друга около дома. В парке и правда красиво. Волонтёры постарались на славу — развешали по всем деревьям гирлянды и фонарики. Это напоминает какой-то сказочный лес фейри из сказок. Будто магия ожила. И Даддарио убеждается в этом, когда смотрит на Гарри. На его широкую улыбку на фоне всего этого волшебства. Он пропал безвозвратно. Потерялся в карих глазах, что сейчас почти чёрные и отражают жёлтые огоньки. Ещё тогда, когда упал с велосипеда три года назад.***
В двадцать у Гарри умирает мать. Парень разбит, но старается не показывать вида, хоть и выходит откровенно паршиво. Мэттью видит, что его друг сломлен и держится из чистого упрямства. За что-то цепляется. Но он не знает. Шум просит его остаться с ночёвкой, и Мэтт не отказывает. В комнате много света. По всем стенам гирлянды из лампочек. Проводами опутан буквально каждый метр. На немой вопрос Даддарио азиат лишь пожал плечами, прислоняясь к стене. — Это… помогает? — Мэтт заглядывает в глаза напротив, но в ответ получает лишь ещё одно пожатие плечами. — На самом деле свет, он вот здесь, внутри нас. Но когда его не хватает, мы включаем лампочки, — продолжает он спустя время и долгую тишину. Хрипло и тихо. Так, что в груди каждое слово оседает. Мэтт молча тянет Гарри на себя и обнимает. Старается не дрожать, когда Шум утыкается носом в ключицу и дышит горячо. Довёл себя. У этого идиота ещё и температура.***
Они знакомы пять лет. Дружат столько же. Обоим двадцать один. Гарри снова тащит Мэтта на мостовую. Снова ночью. Но в этот раз берёт с собой что-то в рюкзаке, но снова забывает куртку. Это оказывается бумажный фонарик. Они зажигают его и запускают в небо. — О чём ты мечтаешь больше всего? — тихо и в никуда, но Мэтт каждое слово ловит. — Разделить свет на двоих. В двадцать один Мэтт впервые целует Гарри. И тот отвечает ему.