Шиппер в здании.

Чимин чувствует теперь, каково это. И он почти готов раскаяться, и он уже бы умолял на коленях Чонгука и Тэхёна всё это прекратить, но... Но Пак никогда не решится сделать это, хотя бы потому, что благодаря выходкам его обожаемых - теперь уже вряд ли - Тэгуков он может трогать Юнги, может даже случайно обнимать его, вдыхать его запах максимально близко и в принципе куда больше находиться рядом, чем было раньше. И да, Чимин искренне наслаждается всем происходящим, хотя это и смахивает отчасти на мазохизм, ведь он продолжает все эти попытки скрыть свои чувства, потому что так не хочет терять хотя бы то, что есть сейчас. Теперь Чимин, широко раскрыв глаза, смотрит на Юнги и даже моргать не находит сил, потому что... Окей, Пак готов с ума сойти, потому что его хён по-блядски красивый такой, мокрый после душа и, вообще-то, в одном полотенце. Чимин прекрасно знает, что он уже покраснел с головы до пят, и ему даже дышать тяжко, потому как Мин охуенно красивый Юнги занимает все его мысли. И Пак вообще плевать хотел, что ему полагается взгляд отвести, или хотя бы не пялиться так открыто, потому что он не может. - Чимин-а? - Юнги так медленно тянет, и у Чимина мурашки, и руки он прячет за спину, потому что те трястись уже начинают из-за желания потрогать хёна. Мин дёргает тёмными бровями, которые так контрастируют с выбеленными волосами, и уголок губ поднимает, будто улыбнуться собирается. Но, улыбка так и не является на свет, а Чимина и так можно выносить уже как минут пять. - Что ты здесь делаешь? Решил принять душ посреди дня? Сам Юнги, уставший после тренировки, принимал душ очень обстоятельно, остальная команда уже по оставшимся парам разбрелась, а он только-только замотался в полотенце. Вообще, Мин вряд ли пойдёт на занятия, потому как он регулярно только тренировки посещает, и плевать он хотел на недовольных преподов. Юнги немного бесит неопределённость в его жизни, но в который раз парень просто забивает, потому что в себе уверен. - Я... Меня... - Чимин мотает головой, чтобы перестать, наконец, смотреть на своего хёна, кашляет и говорит уже увереннее: - Хосок-хён сказал, что тебе нужно отнести полотенце, а он торопится. Я принёс. Полотенце принёс. - Я не просил полотенце, - Юнги пожимает плечами, собирается задуматься, а потом машет на всё рукой, не так уж ему и хочется разбираться в мимолётных странностях Хосока. Тем более дружат они давненько, и Мин уже привык, что его друг ну очень нестандартная личность. - Но спасибо. Мин всё-таки забирает у Чимина принесённое им полотенце, вытирает волосы, а Пак старается подобрать уже слюни и перестать походить на маньяка. Но у него с трудом получается, потому что он находит тело своего хёна не просто восхитительным, ещё и максимально притягательным, оказывающим какой-то гипнотизирующий эффект. Пак Чимин и ощущает себя так, будто под гипнозом, и заставляет себя моргать хотя бы изредка, потому что глаза начинают болеть, да и ненормально это, так влюблённо пялиться на полуголого парня в душе. Было бы ненормально, если б это не был Мин Юнги. Юнги оставляет полотенце висеть на шее, а сам уже идёт к выходу из душевых, чтобы в раздевалку попасть, но... Дверь почему-то очень упорно не хочет открываться. Мин ещё пару раз дёргает ручку, но ничего не меняется, и тогда Юнги со злости пинает дверь ногой. Та, на вид хлипкая, почему-то даже не скрипит, и продолжает отделять Мина от раздевалки. Чимин, который всё время стоял сзади и честно продолжал пялиться, отстраняет хёна от двери, при этом касаясь обнажённых плеч и тихонько сходя с ума от этого, и тоже дёргает дверь куда сильнее, чем Юнги. Та всё ещё не собирается поддаваться, и Пак, вздохнув, интересуется у хёна: - Ломаем? Мин задумчиво закусывает губу, щурится, ерошит собственные волосы, раздумывает о том, что не так с этой дверью и остальным миром в целом, а потом думает, что не так уж он хочет ломать эту дверь. Возможно, причина тому - Чимин, решивший занести полотенце, но, в любом случае, Юнги качает головой и говорит, что нет, не ломаем. Паку становится буквально плохо от происходящего, потому что у него руки тянутся потрогать хёна, и губы буквально горят от желания наставить засосов на бледной коже. Юнги вообще весь как из фарфора сделанный, и Чимину безумно хочется бережно взять его в руки и с рук никогда уже больше не спускать. Но он держится из последних сил, сжимая руки в замок за спиной. - Подождём немного, не откроется, тогда будем ломать, - тянет Юнги, усаживаясь прямо на кафельный пол и опираясь спиной на дверь душевой кабинки. Кафель холодный, и Чимин беспокоится за здоровье хёна. Падает рядом, как можно ближе, и со словами "Юнги-хён, нельзя сидеть на холодном полу" пересаживает хёна к себе на колени. Пак знает, что со стороны это выглядит охуеть, как странно, но... Он реально делает это, потому что хочет позаботиться о Юнги, а не потому, что хочет его потрогать. Последнее просто идёт приятнейшим бонусом. Ещё один бонус - Мин розовеет от смущения, и Чимин, вообще-то, впервые видит хёна смущённым, и его розовые щёки ему просто срывают крышу. Пак просто уверен, что у него терпения осталась последняя капля, и если сейчас Юнги скажет хоть слово, он сделает всё, что хочет со своим хёном. Мин отворачивается, чтобы спрятать смущение и румянец на бледных щеках, и сам без понятия вообще, почему он продолжает сидеть на коленях своего донсена и даже терпит горячие руки, сжимающие его, будто он, Мин Юнги, чёртова величайшая ценность в мире для Пака. Хотя, что врать самому себе, Юнги, ты не терпишь, ты наслаждаешься. Чимин забивает на всё своё смущение, убивает окончательно остатки своей совести, решает, что имеет право на все эти прикосновения, раз Юнги продолжает сидеть на его коленях, и просто утыкается носом в изгиб шеи, губами припечатываясь к бледной спине. Мин дёргается от неожиданного ощущения горячих губ на своей вечно прохладной коже, но не пытается ничего прекратить. Ждёт, что будет дальше и признаётся только себе, что не против продолжения. Но вслух ни за что бы не признался, это ж Юнги. Обстановка пиздецки интимная, напряжённая, и это горячее напряжение между ними можно уже ножом резать. Чимин дышит своим хёном, вжимает его в себя и думает, что после такого он протянет ещё пару лет со своей этой безответной влюблённостью. Знал бы Мин, о чём думает донсен, он бы вправил ему мозги. Но он не знает. У самого Юнги в голове ни одной приличной мысли, да и в целом там довольно пусто, только чувства сплошные, как будто ток бьёт по оголённым проводам. Мин неосознанно откидывает голову в бок, открывая свою бледную шею, и Чимин, судорожно вздохнув, тянет так жалобно: - Хён, можно? - Чимин сам не знает, о чём спрашивает, а Юнги говорит, что можно, сам не зная, что разрешает. Кажется, они понимают друг друга на ими самими не осознаваемом уровне, а может, так случайно совпало, но, в любом случае, заветное "можно" даёт Чимину полную свободу действий. Пак крепче сжимает руки и, наконец, целует бледную шею, кусает, лижет языком собственные укусы и понимает, что крыша у него окончательно съехала. Тихие, такие сдержанные, хрипловатые стоны Юнги сводят его с ума, обоих потрясывает от нахлынувших чувств, которые сорвали все плотины, и остальной мир и для одного, и для другого просто исчезает. Им обоим плевать, что там будет дальше, через час, день или неделю, они живут только сейчас. Юнги разворачивается к Чимину лицом и на пару секунд они просто зависают, глядя друг другу в глаза, а потом снова срываются, прижимаясь губами. Поцелуи выходят торопливыми, жаркими, как будто оба дорвались наконец-то. Чимин уж точно дорвался, и отпустить не сможет уже никак. Поэтому вжимает хёна в себя, целует маленькие губы, проникает глубоко в рот, и руками запоминает каждый изгиб почти обнажённого тела. Мешает только полотенце, которое уже задралось и теперь едва прикрывает хоть что-то, оставаясь висеть на узких бёдрах. Пака реально ведёт от ощущения бледной мягкой кожи под пальцами, и он касается бесконечно, не отнимая рук от желаемого так долго тела, выцеловывает шею, оставляя тёмные отметины и спускается к хрупким ключицам, на которые готов, вообще-то, молиться. Юнги откидывает голову и просто отдаётся моменту, не собирается он думать сейчас о том, что дальше будет, да и вряд ли смог бы. В его голове вообще мысли ни одной, там только донсен со своими требовательными поцелуями и горячими руками. Юнги поддевает пальцами футболку Чимина и быстро стягивает её только до плеч, потому что Пак абсолютно точно не собирается отрываться от губ хёна и отвлекаться на одежду, которая сейчас мешала и раздражала, как никогда. Но Мин требовательный, поэтому футболку с Чимина всё-таки ему снять удаётся, но за это он платит новыми красными отметинами уже на ключицах. Юнги плевать, что завтра вся его шея расцветёт багровыми цветами, единственная мысль в его голове, что Чимин вампир и попросту пытается сожрать его сейчас, и та проносится с бешенной скоростью, оставляя после себя пустоту. Руки Юнги уже пытаюстя справиться с пряжкой ремня Чимина, когда дверь распахивается. Реально, открывают её со всей дури, она даже бьётся о стену, и за дверью за этой стоит Намджун. Ким, охуевший от такой картины, хлопает глазами и очень долго осознаёт, что он пиздецки не вовремя. Вообще-то, Намджун как раз искал Юнги, и зашёл он со словами "ты там что ли утонул, ихтиандр недоделанный?!", а теперь вот он стоит в дверях с открытым ртом и глядит на два сплетённых тела. Юнги усмехается, а Чимин злой, потому что его буквально оторвали от любимого хёна, он почти рычит, недовольно мычит и продолжает прижимать к себе Мина, потому что его всё время преследует опасение, что хён просто испарится. Юнги смеётся, потому что Чимин злится очень забавно, а потом показывает Намджуну средний палец: - Джун, ты такой мудак! - Я... Я не специально же, - тянет ошалевший Ким Намджун, а потом до него доходит, что ему пора сваливать. И он быстренько уходит, забывая дверь за собой закрыть. А Юнги и Чимин остаются снова вдвоём, но оба понимают, что теперь продолжению точно не быть. Теперь быть смущению и неловкости.