Наш последний рассвет

Мы сидели в классе, на географии, когда я заметил, что Мирон не пришел. На прошлых двух уроках он был – и, как ни странно, реагировал на выпадки в его сторону непривычно спокойно. Я хотел подойти к нему на перемене в столовой, но он даже не отреагировал, когда я сел рядом. Странно, ведь он любил географию – сидел обычно на последней парте у окна, писал, рассматривал растения на подоконнике или просто залипал в окно – и предмет ему давался более чем легко. Учитель по географии – та еще сука, мало к кому хорошо относится, но Федоров ее любимчик, и даже если бы он на стол к ней сел – она бы только пожала плечами и продолжила вести урок. Мы сидели в классе, на географии, когда я услышал, как на первом этаже что-то ёбнуло. Все резко бросили свои дела – еще бы, довольно громкий звук. Хотел сходить, посмотреть, но учитель настояла на том, чтобы мы продолжали делать то, что делаем – если серьезное, должны сообщить дежурные учителя или охрана. Марина Александровна захотела кому-то позвонить, но в класс забегает, да нет, просто врывается Наташа, одноклассница, она сейчас должна быть на литературе. Она не может отдышаться, волосы немного растрепаны, вся в слезах и ее щеки в туши. - Там стреляют! – плачет она, - Там… Кирилл так кричал, его руки… - она падает, к ней тут же подбегает учитель и двое одноклассников. Все переглядываются, Марина Александровна успокаивает Наташу и спрашивает: - Что случилось? Что за звук? - Стреляет, - она едва в сознании, и видно, что у нее паника, и мне ее почти жалко, - Он с оружием… - Кто? – спрашивает Саша из «Б»-класса. - Мирон… Он так внезапно появился и начал… Я сбежала! Когда я слышу его имя, сердце пропускает удар. Неужели он? - Боже, что? – Марина Александровна прикрывает рот рукой, - Мирон Федоров? Наташа кивает. Блять, я должен был догадаться. Мирон вчера приходил ко мне часов в 11 вечера, и после нашей ссоры был необычно радостный, смеялся на весь дом над всякой ерундой. Я думал, что ему лучше. Ушел он поздно – или рано – когда я вышел с ним во двор, уже было раннее утро – мы смотрели на красный рассвет так долго, а после разошлись. «Не хочу, чтобы ты считал меня монстром». Надо уйти отсюда, найти его, я должен его остановить, пока его не убили или не арестовали, пока он кого-то не убил. Если не уже. - Где он? Все смотрят на меня охуевше, и я повторяю вопрос: - Где? - В библиотеке. Тебе зачем? – она, наконец, поднимается с помощью двух парней. Хватаю на всякий случай телефон и собираюсь уйти. Марина Александровна уже собирается что-то сказать, но я ее опережаю: - Нет. Я уйду, и вы меня не остановите. Никто, блять, из вас. - Ты совсем? - Саша крутит пальцем у виска, - У твоего друга крыша поехала, он с оружием. Не обращаю внимание и иду в библиотеку. Поднимаюсь на третий этаж, поворачиваю направо. Двери закрыты. Войти не решаюсь. Набираю номер, слышу доносящуюся знакомую мелодию, и он берет трубку. - Мирон. - Прости, Слав. Он сбрасывает. Рывком открываю одну из дверей, он дергается, но сразу видит, что это я. На полу лужа крови. Лежит тело. Выстрел в голову. По одежде понимаю, что это Максим – одноклассник, который должен был быть на своем уроке. В руках Мирона книга, телефон валяется на полу. - Слава… - он смотрит на меня, и я вижу слезы. Вижу его слезы второй раз в жизни, а в здании школы – первый. Обычно, даже в тяжелые моменты он терпел. Мне рассказали, как однажды, когда я еще не учился здесь, его избили, а все потому, что после того, как его ударили по лицу – чуть нос не сломали – он засмеялся и послал того парня нахуй. Так просто и весело. - Я не хотел, чтобы ты это видел. Уходи, прошу, - он смотрит в пол и кидает книгу на стол. Подхожу к нему. - Эй, я не уйду. Зачем? – не могу смотреть на него в таком состоянии нормально. Сломанный, с дрожащими руками и безумным взглядом, - Еще год, и мы бы уехали, как и хотели. Год, только год! – он все еще не смотрит на меня, и меня это и бесит, и убивает, - Посмотри на меня, прошу, - он отрицательно мотает головой и закрывает глаза, по щекам текут слезы, - Мирон, блять! Посмотри на меня! – кричу я и трясу его за плечи, развернув к себе. - Нахрена! Почему ты это сделал! Ты, блять, убил не этого барана, а наши шансы на жизнь, ты понимаешь? Почему ты не пришел ко мне! - Ты бы не понял, я не хотел тебя в это ввязывать, - отвечает он, убирая от себя мои руки, - Не мог уже всю ту херню терпеть, я их так ненавижу, это не давало мне жить. - Стало легче? От стирает слезы и отрицательно кивает. Руки дрожат. - Кого ты убил? - Этот, еще Данил и Кирилл. В Наташу не попал, а со спины не стал стрелять, или не захотел. - Пиздец, - шепчу я самому себе и обращаюсь к нему, - Когда ты решил это сделать? Видно, что он не хочет говорить. - Не молчи, прошу, - я в шаге от того, чтобы разреветься, будто мне лет 12. - Неделю назад, после того случая. Я готовился, нашел все, что нужно. Как такое возможно? Почему я ничего не сделал? - Ты говорил всю неделю, что болел. - Не хотел, чтобы… - Какого черта! – я не выдерживаю и толкаю его, - Ты, блять, мог сказать мне, я бы что-то придумал, а теперь уже нихуя не сделаешь. - Нет, не мог! - Я не хотел, чтобы ты думал, что я, - он резко останавливается и отводит взгляд. - Что ты – монстр? - договариваю за него, - Этого ты не хотел? Он кивает несколько раз. - Я ведь просто ненормальный, раз сделал это, - он всхлипывает, и я подхожу к нему, он тут же обнимает меня, сильно сжимая, и плачет. По щекам текут слезы, - Слава, прости, я хочу, чтобы этого всего не было, но уже поздно. Хочется успокоить его, сказать, что все будет хорошо, что это скоро закончится и мы будем, как и раньше, сидеть на пустом стадионе вечерами, сбегать с уроков и снова куда-нибудь поедем на каникулах вдвоем, но этого не будет. Хочу кричать, так громко, как могу, но истерики одного здесь более чем достаточно. - Мир, - шепчу я едва слышно, - Что дальше? Он пытается не плакать, я знаю, что он ненавидит чувствовать себя слабым, но выходит у него хреново. - Я бы с тобой пошел, придурок. Если бы ты сказал вчера, да хоть сегодня утром, что собираешься сделать, я был бы с тобой. Мирон медленно отстраняется: - Издеваешься? Никто не согласился на это бы. Не надо бросаться словами просто так. Никто бы не согласился на такое. Киваю, и почему-то хочется доказать ему, что я бы или его остановил, или с ним пошел. Беру лежащий на столе пистолет. - Так значит? Окей, - я иду к двери, а он идет за мной, - Идем, блять. - Куда ты? - На географию. Наташа туда прибежала. Думаешь, я не смог бы, отказался и кинул тебя? - Только не говори, что ты хочешь это сделать. Иду по коридору, уже дохожу быстрым шагом до лестницы, он идет следом и кричит: - Карелин, не дури! Стой, мать твою. - Что так? – не обращаю внимания, иду по ступеням, обращая внимание на то, что никого нет, и что на улице у школы явно что-то происходит, - Себе жизнь не портить? И тут не веришь? Безумно не хочу убивать эту суку, но так ему не одному достанется. - Не в том дело, - он останавливается, когда мы спускаемся, и я тоже – от удивления, - Он не заряжен. - Зарядить – не вариант? - Нечем, - он грустно улыбается, - Все, - Мирон садится на ступень, и я рядом, - Хотел застрелиться, но не считал патроны, идиот. Ох, черт. - Понятно. Что будем делать? Мирон пожимает плечами. - Ты – ничего. Есть идея. Я сдамся, через главный вход и выйду. Больше ничего не остается, - говорит он, и уже не плачет, если бы не красные от слез глаза, дрожащие руки и кроссовки в крови – я бы решил, что он спокоен. И это дьявольская решимость меня беспокоит больше всего – не может он в такой ситуации придумать что-то разумное. - Что? Просто выйдешь? - Да. Делать нечего, идем. Мы спускаемся на первый этаж, проходим по коридору, в некоторых кабинетах есть ученики, но они, похоже, закрылись. - Дальше я сам, - останавливается Мирон метрах в десяти от дверей. Через стекла в них вижу, что вдалеке, у забора, несколько полицейских машин и люди в форме, - Тебе бы уйти лучше. - Мы увидимся, - отвечаю я. Он улыбается, и от этого невыносимо больно. - Пока, Слав. - Я обещаю, увидимся, - пытаюсь заверить его, как только могу, потому что знаю, что он не тот, кто верит во все сказанное, - И мы… - Мирон делает шаг вперед, дергает меня, чтобы я наклонился и целует. Знакомые губы почти холодные, как и его руки на моих плечах. - Я пойду, - говорит он, и отходит. Смотрю на то, как он проходит одну дверь. Вторую. Он на улице, в его руке незаряженный пистолет, лучше бы он его оставил здесь, чтобы не подумали, что он собирается стрелять. Сука. Я понял, в чем план. Кидаюсь к дверям, как можно быстрее. Мирон идет, и протягивает руку с пистолетом вперед, будто для выстрела. Я должен успеть выбежать, они не станут стрелять, если рядом безоружный ученик, не станут же? Спотыкаюсь, но тут же бегу дальше. Звук выстрела – и я вижу пятно на светло-розовой рубашке, ближе к плечу, с правой стороны. Подбегаю и ловлю его, опуская на асфальт, и мне уже похуй, что едва вижу что-либо из-за слез. Мирон шипит от боли, и я ловлю его взгляд – страх и сожаление. Из раны сочится кровь, мои руки и одежда в крови, тело расслабляется, и он что-то неразборчиво шепчет, истерично смеясь, но я понимаю, что он хочет сказать. Полицейские рядом, я вижу где-то поблизости человека в белом халате, но не хочу его отпускать. Это все я. Дважды не понял, что он хочет натворить. Меня пытаются оттолкнуть, но я не хочу, смотрю на Мирона и на его руку в моей руке – и все окрашено в красный. Как и наш последний рассвет.