Яблоня

Замок разграбили, придворных перерезали, короля вздёрнули на площади. И принцессу увезли в рабство. … Непонятно, сколько точно времени прошло. Последний рыцарь, вассал короля почти закончил своё преследование за похитителями. Доспехи окончательно покрылись ржавчиной, а кожаные ленты, что скрепляли железо вместе, истёрлись и порвались. Здоровье последнего защитника мёртвого королевства подкосилось несколько недель назад, пока он пересекал ледяную пустыню, обходя залив, через который и скрылись преследуемые. Он мало что уже помнил из тех событий, кроме отчаянного крика дочери своего сюзерена, которому он поклялся служить до самой своей смерти. Принцесса должна была стать королевой всего центрального королевства и внести спокойствие во все земли известного мира, но теперь… Рыцарь снял латную перчатку с правой руки и случайно выронил её на траву у следов лошадей похитителей. Поднимать её он пока не стал, а посмотрел на старую гниющую рану. Его глазам открылась ужасная картина торжества самого мерзкого врага человека — слабости плоти. Кожа на тыльной части ладони омертвела, стала чёрной и истекала тонкой засохшей струйкой грязной крови. К локтю тянулись, пока ещё тонкие и блеклые, красные полосы — признаки заражения. Рану он получил после неудачного падения, когда ремни, сдерживающие перчатку, до конца износились и единственный кусок железа, что защищал ладонь от острых, как лезвие, камней, слетел с руки. Кромки гранитной скалы разорвали кожу и часть мышц. Ремни, конечно, были сшиты, а перчатка закреплена, но инфекция уже распространилась в крови последнего пилигрима этих земель. Руку необходимо было отнять, если хотелось дальше жить, но именно сейчас это было самым безрассудным поступком. Дальше в его пути было финальное сражение. Наконец-то тот самый ультиматум судьбе, которого так ждал верный вассал короля. Он примерно знал количество бандитов и навскидку предполагал об их боевой подготовке, но при любом раскладе корона будет возвращена вместе с законной наследницей. Он поднял и застегнул перчатку на раненой конечности, стараясь никак не показывать свою боль даже перед самим собой. Это требовало некоторых волевых усилий, истощавших рыцаря психологически. Кроме боли его тревожила обстановка вокруг. Впереди крутой холм, позади трясина, а следы становились всё глубже и яснее на земле. Похитители бежали — они совсем не заботились о маскировке. Пилигрим прошёл по чёткому следу ещё пару минут и заметил то, что поразило его не особо впечатлительный рассудок. Несколько людей здесь круто поворачивали и падали замертво, приминая землю и оставляя капельки уже засохшей крови на сухой траве. Кто-то их уже убил. Убил тихо и почти бескровно. «Принцесса…» — прохрипел последний рыцарь и не узнал свой голос. В панике он неблагоразумно ускорился, спеша выяснить, что же случилось с остальными бандитами. Сжигая понапрасну свои силы, он поднимался по холму. Он знал, что все они мертвы. Он видел всё новые следы крови на траве. Но он бы никогда после таких долгих странствий не смог поверить в то, что всё в итоге обернулось прахом. С этими ужасными мыслями рыцарь достиг вершины злополучного холма. Дыхание его сбилось, а в глазах начало мутнеть от такого спринта в полной боевой экипировке. Наконец, он увидел, куда вели следы двух последних людей: принцессы и бандита. Впереди до самого горизонта простиралась невероятная странная равнина. Странная она была из-за порчи, что подёрнула своей тёмной дымкой почвы, травы и воду. Чёрное проклятие будто постепенно захватывало это место, становясь гуще вдали. Здесь умер последний похититель. Дальше шли следы только принцессы. Рыцарь шумно выдохнул и, наконец, успокоился. Крови не было, а значит, она не ранена. Следы уверенно шли дальше, а значит, её не убили. Тенденция идти вглубь этой пустоши, правда, его не прельщала, но придётся. Осталось совсем немного до конца путешествия и начала обратного пути. Спустившись с холма и ступив на чёрный песок, рыцарь с некоторым счастьем понял, что это просто обычный песок, но несколько иной окраски. Кованые сапоги вызывали хруст и шелест при каждом соприкосновении с землёй. Далеко на горизонте были видны большие скопления серых туч, которые придавали особую тоску общему пейзажу. Стало понятно, что путь к принцессе может занять некоторое время. … Пройдя пару десятков километров, рыцарь ощутил какую-то влагу в обуви. Он наклонился и взял в горсть кучку песка и сжал её. Из ладони закапала тёмная и вязкая, как смоль, жидкость. … Шаги давались сложно из-за какой-то непонятной слабости, что его одолевала. Каждое усилие требовало всё большего количества столь ценной энергии. Скорее всего, это последний рывок к цели. Рыцарь чувствовал, что умрёт, и умрёт очень скоро. Но ему совершенно не хотелось заканчивать свой поход именно так. Принцесса не в безопасности, а до разграбленного замка далеко. Рыцарь обязан протянуть своё существование до того, как он сможет доставить наследницу домой. Воздух при дальнейшем углублении в пустыню был пропитан этой тёмной злобой, что витала песчаными вихрями вокруг. Чёрный грязный песок лип к сапогам, пытаясь задержать неумолимого рыцаря, но пока что у него это не получалось. Чем дальше он шёл, тем больше было проклятой черноты. Следы принцессы были отчётливо видны, ведь не чувствовалось даже слабого ветра, что обычно гулял в пустырях подобного рода и стирал отпечатки ног. Через некоторое время пилигриму встретилась одинокая яблоня. Она росла у небольшого оврага и грузно наклонилась под тяжестью своих собственных гипертрофированных плодов. Щупальца чёрного яда, поразившего эти земли, тянулись от корней прямо к кроне, заражая всё больше мягкой древесины. Круто скрученные жгуты чёрного цвета на деле оказались ветвями, что своей извивающейся манерой отталкивали взгляд и заставляли усомниться в том, что дерево было живо и могло плодоносить. Будто это на самом деле лишь абстракция какого-то безумного художника, который не ведал, что творил под дурманом собственного вдохновения. Листья давно опали, от них не осталось и гнили. Были лишь плоды. Яблоки. Большие яблоки, что кучками свисали со странных веток. Чернота, что странно, даже не притронулась к ним. Они были контрастно бледны на фоне тёмной песчаной долины. Это был почти белый цвет, не считая некоего золотистого оттенка, будто украденного у солнца. Налитые платиной и золотом, они ещё сопротивлялись эпидемии. Рыцарь переборол себя и подошёл поближе. Некоторые ветви почти касались земли, и сорвать плод не было проблемой. Но лишь осторожная рука коснулась тонкой и мягкой на ощупь кожицы, как это яблоко распалось на тысячи белых кусочков светящихся изнутри. Они были легче воздуха и медленно и плавно поднимались к пасмурному небу. Внутри этой оболочки оказалась серебристая бабочка, приросшая своими тонкими лапками к окончанию стебелька. Лениво и сонно расправив мокроватые крылышки, она сорвалась с места и отправилась в лёгкий полёт, то вспархивая очень высоко, то падая почти до самой земли. Не прошло и полминуты, как волной по всему дереву мягко содрогнулся каждый плод. Оболочки трескались, и кусочки золотого света кучкой маленьких звёзд начали воспарять к небесам, вслед за теми, первыми. Сотни бабочек волной серебра разлетелись и начали кружить вокруг своего освободителя, создавая плотную стену из своих тел. Шелест крылышек начал складываться в определённые и узнаваемые звуки. Они шептали ему… Шептали о смерти, о конце, о Рае и Аде. О болезни, что поразила его душу и о борьбе. Борьбе с неизбежным. Они пытались переубедить его, заставить не идти дальше и остановиться здесь, с ними, пока не произошло что-то необратимое. Шептали о том, что у них он найдёт покой, ему лишь нельзя закрывать глаза и отворачиваться от их помощи. Умоляли перестать противиться и, наконец, проснуться. «Очнись от этого кошмара! Королевства больше нет! Тебе больше некому быть обязанным…» — почти кричали они. Рыцарь вытащил из ножен меч и разрезал пелену крылышек. Несколько десятков насекомых бессильно упало на землю. — Нет. Я должен вернуть наследницу на трон, — его голос был твёрд и ясен, несмотря на хрипотцу, что появилась у него из-за болезни. Кокон, что образовался вокруг него, дрогнул и распался. Все эти сотни бабочек быстро разлетелись, будто поражённые жестокостью рыцаря. Они старались не отлетать друг от друга слишком далеко и, слившись в одну серебристую струю, устремились за своим первопроходцем из первого яблока, улетая всё дальше вглубь этой долины. Пилигрим вложил в ножны клинок и рассеянно заметил, что они летят вдоль следов принцессы. … Солнце на небе не двигалось, а луна — наоборот. Сразу два лика сияли с хмурых и серых небес на проклятую чернотой землю. Несмотря на это, света всё равно не хватало, ведь он практически полностью поглощался слизью. Чем дальше заходил пилигрим, тем всё неприятней становилась обстановка. На место бескрайним полям из чёрного песка пришли болота. Ноги увязали в какой-то нереальной слизи. Нереальной из-за упрямого отказа воспринимать её, как часть существующего и существовавшего мира. Инородная и неживая. Это место изо всех сил пыталось сопротивляться жизни. И всё же повсюду на кочках рос кустарник непонятной формы. Рыцарь не был удивлён. Он не испытывал эмоции ни перед ужасом чуждых человеку болот, ни перед безумством небес: сумасшествие полностью охватило его ослабленное восприятие. Долгий, бессмысленный поход, терзающий душу долг и яростная пляска атрофированных фобий, вперемешку с изничтожающими сомнениями разрушали давно уже застывший разум пилигрима. С каждым шагом мысли будто галька, уносимая штормом в море, скрежетали и дробились на части у него в голове. Взгляд истинного праведника давно уже потух, оставив лишь холод и отчаяние перед неизбежностью смерти впереди его линии судьбы. Он видел эту линию воочию: она шла вдоль следов принцессы. Куда она бежала? Что она искала среди этого ужасного и противного насилия над природой? Почему она продолжает идти по прямой так долго?! Измождённый рыцарь остановился на время и слишком внимательно посмотрел на путающиеся веточки кустарника, что прилипли к его ногам, медленно растекаясь в лужицу. Долго это не может продолжаться. Ни одной живой души до самого горизонта. Испарения гнилой воды пахнули как одиночество и тихая паника. Он подходил ближе к центру мировой миазмы. Когда, наконец, воздух перестал смердеть, а болота становились всё суше, рыцарь услышал некий странный цветочный аромат. Что-то неуловимое и настойчивое. Пилигрим постарался не отвлекаться и идти дальше по пока что видимому следу. Но запах будто преследовал. То, что он увидел дальше, окончательно разрушило все более-менее разумные доводы об окружающем его мирке. Далеко впереди, на фоне чёрного поля, виднелась красная полоса, что граничила с горизонтом и увеличивалась при приближении. Минут через тридцать Рыцарь достиг края огромного поля из неизвестных ему красных цветов. Он не знал названия, но, кажется, что встречал уже их когда-то давно. Тысячи и тысячи бутончиков, ещё пока не полностью раскрытых, покачивались на ветру, разнося вокруг свой аромат. Не самый приятный запах: отдаёт горечью, но в сравнении со зловониями болот, конечно же, выигрывает. Тёмно-зелёные стебельки росли прямо на чёрном песке, что опять преобладал здесь. Поле не оказалось бескрайним, цветы росли в виде огромного кольца, опоясывая скалистую пустошь. Цветы были такими одинаковыми, и от этого у рыцаря начала болеть голова. Снова мир пытался обмануть его, вытащив очередного кролика из новёхонькой шляпы. Такого просто не может существовать в природе. На бесплодной земле не растут такие яркие цветы, а грязь из болот не может одновременно существовать и не быть реальной. Ночь не может идти в ногу с днём; почему солнце и луна сближаются на одном небе? Сколько, наконец, времени прошло с тех пор, как пилигрим ступил на эту прокажённую землю? Что-то начало меняться. Рыцарь поднял взгляд вверх и заметил, что облака начинают расходиться. Серые тучи, до этого казавшиеся непреодолимым сводом, медленно уплывали от пробивающих их совместных лучей луны и солнца. Два светила сближались всё быстрее, но пока что были ещё слишком далеки друг от друга. Лишь только свет коснулся красных лепестков, как все бутоны разом начали распускаться, будто по общей команде. Пробуждение цветов, чем-то похожее на хор, было не слишком быстрым, чтобы это пронеслось мимо уставшего взгляда рыцаря. Пыльца поднялась на полем и теперь уже резкий горький запах начал раздражать обоняние. И нет, цветы не пели. Мокрые сапоги быстро испачкались в оранжевой пыли. Путник ненадолго остановился, чтобы перевести дух и пронаблюдать за направлением своего предстоящего пути. Цветы слабо приминались и старались своими спонтанными движениями затруднить поиск следов принцессы. Через несколько минут Рыцарь понял, что на самом деле он наблюдал ложный след и совершенно запутался. Паника пока что не подступала. Ещё через несколько минут появились они. Мертвецы с красными стягами. Они вставали прямо с земли, пассивно наблюдая за пилигримом. Гербы и флаги были абсолютно точно такого же оттенка красного, что и цветы у их ног. Это не то, что интересное совпадение, а лишь очередной новый закон этого мира. Доспехи были знакомы рыцарю и оказались схожими с теми, что были в ходу среди армии Короля. Только вот стяг короля тёмно-фиолетовый, и почти порванная накидка на пилигриме была этого цвета. Начало темнеть. Луна на небе медленно заслоняла солнце, приближая затмение. Рыцарь устало вытащил свой полуторный меч из ножен и взял его в обе руки, ожидая битвы. Вид каждого из мертвецов был ему знаком, и каждый из этих странных солдат наблюдал ним, не проявляя агрессии. Гниения на телах почти не было, лишь ранения, которые могли бы стать смертельными для живого человека, но им это явно не мешало. Раны были знакомы до боли, будто рыцарь сам их нанёс. Пилигриму стало понятно: каждого из них убил он сам. Цвет восстания. Они подняли свои клинки против короны и нарушили клятву. Истинный вассал не может спокойно спать, пока существуют такие ублюдки, как они. В любом случае, они заслужили этой кары. Помилование не заслужено даже сейчас, после смерти. Огромный, железный монстр пробудился вместе со своими слугами. Граф. Он зачал семя хаоса в королевстве. Теперь он проклят всеми и вынужден нести своё существование здесь, в этом ужасном мире. Но ведь не рыцарь его убил, почему сейчас он тут, вместе со всеми? Поступь графа была тяжела. Четыре метра ростом, он не был похож на человека и скорее был тем чудищем-великаном, что когда-то жили далеко на севере. Гипертрофированные руки больше походили на клешни, а огромный молот, что он держал наготове, мог запросто раздавить парочку нерасторопных глупцов. Господь сохранил окружающих от лицезрения его осквернённой чернотой сути: он был покрыт невиданными доспехами, сотканными из болезни, что витала вокруг. Монстр молчал. На его голове был шлем с грифом на вершине, который был когда-то изображён на гербе рода. Луна полностью закрыла собой солнце и наступила тянущаяся тьма. Мертвецы двинулись на рыцаря. Они не могли сильно его ранить. Каждый уже был когда-то им убит, а людям свойственно повторять свои ошибки даже после смерти. Меч идеально рассекал места, где уже имелись раны, не находя сопротивления. Войдя в устойчивую позицию, рыцаря было сложно выбить из ритма. Полный комплект брони сводил на нет множество ударов, а знание всего, что будет во время этой схватки, позволяло победить без ранений. Когда-то давно они могли его убить, но теперь они уже потеряли шанс. Мертвецы рассыпались в прах один за другим. Их бедное вооружение не ровня рыцарскому. Знамёна из красной ткани падали на землю, выпущенные из рук мёртвых. Мёртвых в прошлом. Мёртвых сейчас. И мёртвых в будущем. Серая пыль толстыми слоями покрыла яркие цветы, и те в свою очередь резко начинали вянуть и пригибаться к земле, оставляя вокруг рыцаря пустую область земли, покрытой прахом убитых. На этой области лежало с дюжину оборонённого, подвергнутого коррозии в разной степени оружия. Нет, здесь играло роль не время, а халатность коменданта, что выдал им второсортное оснащение. Каждый был повержен, и остался лишь граф, который всё это время пассивно наблюдал за полным разгромом его небольшой армии. Его глаз не было видно, а тёмная прорезь шлема выдавала лишь холодное безразличие и спокойствие. Пилигрим очень сильно боялся графа сейчас. Раньше он был слизняком, который просто не смог из-за своей алчности сдержать клятву и умер, жалобно скуля на виселице. Теперь он познал смерть и готов на всё. Пожалуй, нет страшней человека, которому нечего терять, но всё-таки можно ли считать его человеком в строгом смысле слова? Рыцарь не знал, что подняло его из могилы, какая сила решила подобным образом дать возможность отомстить ему, но теперь остаётся лишь сразиться и победить в неравной схватке. Рыцарь не смог бы отразить ни один удар этого огромного молота, и поэтому нужно было выйти из столь безопасной стойки. Граф медленно приближался, смотря себе под ноги и подволакивая молот за собой. Как только огромный монстр подошёл на расстояние удара и замер, рыцарь рывком отскочил от стремительно надвигающегося на него оружия и спешно рубанул мечом с краю. Клинок высек искры о твёрдый металл и со звоном отскочил. Граф, не поднимая молот, ударил мечника в бок своей огромной рукой, выбив из того дух. Он полностью закован в латы, но неповоротливость доспехов можно обыграть в свою пользу. Немного приподняв молот, лидер восстания резко развернулся с ним, нанося тяжёлый удар сбоку дезориентированному противнику. Рыцарь неловко упал на всё те же цветы, пролетев по инерции около двух метров. Лёжа, он предположил, что под кольчугой у него всё-таки треснули рёбра. Мечник потерял всю свою растерянность мигом, как только увидел грузно бегущего на него графа, уже державшего молот над головой. Вскочив и отпрыгнув от резкого удара, рыцарь встал в выгодную позицию для атаки в слабое место — сочленение доспехов на ноге. Мечник перехватил клинок обеими руками и резко полукругом рубанул точно в цель. Граф потерял равновесие и упал на колено, неловко опершись рукой о землю. Меч уже был направлен в район его шеи. — Я победил. Хриплый голос неестественно звучал на фоне общей тишины этого поля. Дыхание с трудом вырывалось изо рта. Шло время. Граф ничего не говорил. Рыцарь простоял так минут пять, а потом довольно бесцеремонно ткнул кончиком меча в голову Графа. Не находя препятствий, шлем соскользнул и упал прямо в красные цветы. Через пару секунд разрушился весь доспех. Внутри ничего не было. Пилигрим сражался с призраком. Заткнув меч в ножны, рыцарь перешагнул через «труп», огляделся и, найдя следы принцессы, направился к ним. Цветы мирно покачивались. Через двадцать минут пилигрим пересёк цветочное поле и вышел в скалистую пустошь. Теперь боль нарастала из-за повреждённых рёбер. Шаги становились короче и тяжелее, руки уже не поднимались, плечи ссутулились. Через пару километров почти ползания по земле, Рыцарь решил отстегнуть часть доспеха и бросить его здесь. Сняв мятый нагрудник и уже рваную кольчугу, он с ужасом заметил, что его нательная рубаха пропиталась кровью на месте удара. Похоже, осталось ему совсем мало. Пилигрим положил рядом шлем, столь тесный и присел ненадолго. Силы уходили из него слишком быстро, и ему совсем не хватит их на обратный путь. Ладонь в перчатке проскребла по тёмному камню, не оставляя царапин на слишком твёрдом и холодном граните. — Совсем отчаялся, верно? Неудивительно. Рыцарь дёрнулся на звук, что исходил откуда-то из-за спины. Более от усталости он и не мог сделать. Вскоре он боковым зрением заметил движение и, наконец, увидел первого живого человека за долгие часы. Ну, или дни. Человек в брюках, зелёном плаще и светло-сером кожаном жилете расслабленно сел напротив рыцаря. Зажёгся некий свет и пилигрим опустил взгляд вниз, увидев разжигающийся, сложенный из дров, костёр. — Назови своё имя, — хриплый слабый голос. — Извини, но из нас двоих только ты имеешь эту удивительно полезную в обществе опцию. Костёр очень кстати, да? Здесь довольно темно из-за этого жуткого и странного затмения, — незнакомец вздохнул и начал тереть правый висок с раздражённой гримасой. — Я и забыл, что мы не знакомы. Я то, что ты оставил когда-то дома у матери, став рыцарем короля. Я это ты. Пилигрим долго и хмуро смотрел на самого себя в другом обличии. — Ты бредишь, парень. — Отнюдь. Я знаю о тебе больше, чем любой другой, — вздох с огорчением. — Но всё равно у меня к тебе осталась пара вопросов. Рыцарь будто засыпал, иногда закрывая на пару секунд глаза и каждый раз резко пробуждаясь. — Валяй. Парень взял палочку и начал чертить разные фигуры на пепле от сгоревших веток. — Прекрасно. Каждый раз, когда ты находил одно и то же решение ко всем своим проблемам, я удивлялся твоей нерациональности, при том, что ты отъявленный реалист, я то знаю. Ты шёл туда, куда бы никогда не пошёл. Ты делал то, что при свежем рассудке никогда бы не начал делать. Слушал дураков, маразматиков и внимал их советам… — Ближе к делу. Тонкая веточка сломалась, не дочертив круг. — Решает ли всё вера? — Да. Ответ был незамедлителен. Парень в плаще осклабился и уселся поудобнее. — Почему? — Вера позволяет не обращать внимания на всё то дерьмо, что постоянно окружает нас. — Как тряпка на глазах? — Да. Собеседник рыцаря рассмеялся. Несколько минут они молчали, глядя на огонь. Языки пламени рвались ввысь, к тёмному небу. Древесина тихо трещала. Осторожный и насмешливый шепот прервал тишину. — Ну и где же была твоя вера в короля, тогда, у яблони? — Ты не… — Да, именно. В королевском саду шесть месяцев назад. Она ведь до сих пор носит твоего ребёнка. Ты знал об этом? — Да, — голос рыцаря дрогнул. — Чёрт… — Я всегда это знал. — Но ты ведь помнил, что из этого ничего не выйдет? — Да. Минутная тишина. — Поэтому ты так упорно гонишься за ней? — Отчасти. Рыцарь отвернулся от проницательных глаз своего собеседника. — Пока не стало слишком поздно, я должен сказать тебе. Это затянуло тебя слишком далеко. Ты безумен. Твоя вера давно обесценена, а принципы бесполезны. Не лги самому себе и не лги мне, ты уже давно предал клятву королю. Сколько бы ты не пытался искупить свою вину, ты всё равно возвращаешься на порочный круг своих собственных желаний. Когда-то я тобой восхищался, в те времена, когда твоя невинность и молодость позволяли верить. Сейчас же я вижу перед собой просто слабого человека. Ты окончательно всё потерял, когда убил графа. — Он преда… — Нет, это ты предатель. Принцессу должны были выдать за графа, а ты просто не хотел с этим мириться. Не хотел, чтобы твой ребёнок был воспитан им. Из-за глупой ревности ты перерезал всю графскую семью и их стражу. Оставил целый регион без правителя, что стало отправной точкой падения королевства. Конечно потом на суде ты отбрехался и «доказал», что граф был предателем, но это тебя ничуть не очистило. И зачем? Ты всё равно бы не смог быть вместе с ней. Собеседник рыцаря начал подкидывать недогоревшие веточки в центр огня, прекратив на пару секунд говорить. — В тебе борются вера и любовь, но никто не выиграет, если ты продолжишь свой путь. Вместе с тобой умру я. Я не боюсь смерти, но мне жаль тебя. Мне жаль твою судьбу… — Я должен идти. Парень в плаще поднял взгляд на лицо пилигрима. Рыцарь был невероятно решителен и спокоен. Несмотря на раны душевные и физические, тот продолжает тащиться, как танк, к своей цели. Тут он понял, что никакими уговорами не сможет уговорить себя повернуть обратно. Непоколебимая вера в любовь. — Хорошо, — парень встал и отошёл в сторону. За ним оказался недалёкий силуэт руин замка и следы, ведущие к нему. — Иди, но знай, что в конце тебя не ждёт любящая жена и сын, лишь смерть. Я покидаю тебя. Больше мы не встретимся. — Сын?.. Парень в плаще уже отошёл на некоторое расстояние, но остановился и оборонил: — Да. Надеюсь, от этого знания тебе легче. … Рыцарь подошёл уже совсем близко к руинам. Окинув взглядом стену, что была выложена серым кирпичом, он нашёл в ней пролом и ступил внутрь двора. Здесь находилось сердце миазмы. Повсюду шелестела трава, и валялись обломки. Пилигрим наклонился и провёл рукой по травинкам, пытаясь увериться, что она настоящая, но даже после этого он не был уверен. Рыцарь решил искать принцессу здесь, ибо следы оканчивались ровно на этом месте. Но долго бродить по руинам не пришлось. Она лежала на земле, окружённая цветами. Он бросился к ней. Она почти наполовину покрылась той чёрной слизью, что наполняла эту землю. Засохшая, она стала похожа на кору яблони. Рыцарь протянул руку, но не смог прикоснуться. Не хватило сил. Принцесса была мертва. Ребёнок тоже. Пилигрим снял с себя орден с гербом и обнял бледное и заражённое проклятьем охладевшее тело своей возлюбленной. Прижался к ней изо всех сил, почти плача. Мир стал рушиться вокруг, будто осыпающаяся мозаика. Не было больше пустыни, не было болота, не было поля красных цветов и скалистой пустоши. Не было даже парня в зелёном плаще и принцессы. Осталась лишь яблоня и бабочки, кружащиеся вокруг неё.