А что, если?

После поцелуя, наполненного болезненным, безысходным расставанием, звоном копыт призрачных лошадей, навек принадлежащим «Дикой охоте», на доли секунды повисла давящая, уничтожающая тишина, своей силой способная смести те радостные моменты между ними что пролетели как один момент, всю боль, разделенную между ними и да к чертям все, между его семьей, друзьями, между стаей. В реальность Стайлза и Лидию возвращали лишь их скрепленные руки, ведь руку друг друга не один не имел права отпустить, никогда. Не сейчас. -Ты забудешь меня, вы все забудете, — приговором вынес парень, понимая, что это лишь дело времени. -Я не могу, — послышался хриплый от сдавленных рыданий голос девушки. Звон становился все ближе к автомобилю, Стайлз понял — это оно, то прощание которое неминуемо несло время, будто отчитывая за минуты, проведенные между ними. — Помни что я люблю тебя, — сказал Стилински, вложив в эти слова всю боль, отчаяние одновременно и трепет к этой девушке, все что он мог только вложить в эти четыре коротких, обрывистых, но самых нужных в этот момент слов. Слезы проступали на глазах, но он даже и не думал их сдерживать. Ведь он в первый раз признался ей в искренних чувствах, никогда не думал, что признается именно так, в таком состоянии. Время застыло. Их руки разомкнулись одним ударом кнутом, утягивая за ногу Стайлза Стилински в пустоту, в неизвестность. Лидия, застыв в немом крике, слышит оглушающий и одновременно обезоруживающий, приговор — громкий хлопок двери. Не отводя глаз смотря на место где только сидел парень, имя которого девушка уже не помнит, лишь горящие от чужого тепла губы и рука некогда сдерживающая «исчезающего в небытие» напоминают ей о чем-то случившимся. «Помнить», — шепчет Мартин, не понимая значения этого слова, которое должно же быть адресовано кому-то, но кому или чему девушка и знать не знает. Она лишь повторяет: «Помнить, помнить». Стайлз нервно теребя пальцами свою прическу, думая, что это как-то поможет найти ему выход, после 20 минут? 20 часов? Или же 20 дней беготни по залам этой станции, ведущей в никуда. Здесь время шло по-другому, оно тянулось, как карамель, медленно, вытягивая все силы, и заставляя полностью смириться с тем, что его и неизвестного ему количества людей, сидящих на стульях зала ожидания с каменными лицами, без эмоций, без чувств, без признаков какой-либо заинтересованности в происходящем, придется остаться забытыми. Лишь изредка слышались перешёптывания: — Когда поезд не могли бы подсказать? — спросила сидящая рядом с ним старушка, которая повторяла этот вопрос каждые пол часа, а пол часа ли это было? — Не знаю, — в который раз совершенно безэмоцианольно отвечал ей парень, зная, она ничего не услышит и позже опять задаст этот разъедающий нервы вопрос. Он сам хотел бы знать, когда, когда появится хоть какая-то возможность убраться с этой чертовой станции. Но все больше понимал: это билет в один конец. Он сам хотел бы знать, когда найдется хоть кто-то, кто очнется от магического наваждения призрачных всадников, как Стайлз, интересно сколько прошло с этого момента времени? Парню казалось, что не больше чем несколько часов назад, но было ли это несколько часов? А не несколько дней, месяцев, лет, в реальном мире? Он сам хотел бы знать, когда уже наконец-то очнется Питер (черт побери) Хейл, сидящий прямо напротив его и устремив все свое внимание в газету, даже не читая слов, название которой гласило:

«Бэйкон Хиллс сегодня»

Стилински подошел поближе чтобы увидеть дату выпуска газеты, увиденное повергло в шок, эта газета была выпущена в 1943 во время Второй Мировой. Оправившись от шока Стайлз начал усиленно думать, чтобы это могло значить, что если призрачные всадники продолжили после многовековой остановки, продолжили охоту именно в тот год? А что если эти города, написанные на огромной вывеске на стене, которую он видел, бегая из зала в зал, из тупика в тупик, не остановки, а лишь список поочередной охоты? Тогда почему Бэйкон Хиллс четвертый в списке, а не первый, может это ошибка, а может нет. Все не сходится. Стайлз немного отошел назад, буквально на шаг от стены и с размахом, со всей силы и ярости на которую был способен ударил по ней, не в силах сдержать себя. Нервы, натянутые как струны готовые оборваться в любой момент давали о себе знать. Руку прожгла острая боль, но посмотрев на костяшки пальцев парень понял, крови нет совсем. Все это место не реально, оно создано лишь для призрачного ощущения безопасности, и скорого отправления поезда, который, не придет к этой станции, не остановится по дороге, не опоздает. Его нет. Никакого поезда нет. Когда вся ярость улетучилась, потому-то он понимал, она бессмыслена, парень сполз вниз по стене тяжело уронив голову на ладони. В мыслях проносились слова: «Спокойно, спокойно сынок, все в порядке, просто скажи, как тебе зовут», — эти слова, которые вмиг оборвали мир, в котором жил парень по имени Мечислав (Стайлз) Стилински, он думал, что после той ужасной ночи, когда он был еще ребенком, такого больше не будет, он надеялся, боролся и в отличии от многих, кто были на пути его и всей стаи, людей, которые отчаивались, сдавались, он всегда продолжал надеяться и верить, что все получится. И это выручало. И даже дух Ногицунэ который было уж уничтожил в Стайлзе эту веру, был побежден с помощью стаи. Его стаи. Но в тот момент услышав лишь эти пять слов, обрывающих предложение, он понял, что это проигрыш. Вмиг очнувшись он начал названивать Скотту чтобы предупредить его о том, что его уже начали забывать, что призрачные всадники близко, все что он услышал после недолгих гудков: «Алло, кто это, номер не определился». Это конец, понял Стилински. Он уже забыт. Телефон выпал из рук, с приглушенным грохотом разбиваясь о холодный кафель школьного коридора. В чувства его привела девушка с криком: «Стайлз», — подбежавшая к нему. Схватив его за руку она сказала: «У нас нет времени, ну же, бежим!», — сорвавшись на бег Стайлз лишь еле поспевал за ней, понимая, что бежит в никуда, она тоже его забудет, и это уничтожало его изнутри. Вдруг снова, от накативших чувств, он, будто вернувшись в тот злосчастный момент расставания почувствовал то тепло исходящее от мягких, слегка потресканных губ девушки. Мягкую руку удерживающую его, помня, кто он. И эти слова, которые навсегда остались лишь между ними: «Помни, что я люблю тебя». От отчаяния и нахлынувшей боли хотелось кричать, колотить эту стену, но ничего кроме одинокой слезы, так быстро скатившиеся со щеки парня не последовало. «Помни, что я люблю тебя, что я люблю всех вас. И прости что не хватило смелости признаться тебе раньше, а ты знаешь, — говорил парень в пустоту, но как всегда адресовывая ей. — Я люблю тебя с третьего класса, помнишь тот бал на котором ты в темно — зеленом платьице чуть ниже колен, со своими волшебными локонами цветом клубничный блонд, со счастливой улыбкой на лице вошла в зал, где во всю танцевали дети, а родители поглядывая на нас, думали о том как мы быстро взрослеем. В тот момент, смотря на тебя, на тебя Лидия Мартин, я почувствовал это самое чувство, которое люди называют так трепетно называют любовью, хотя совершенно не смыслил в этом ничего. С того момента, и до этих самых пор, — говорил он понимая, что она не услышит, она не вспомнит, никто не вспомнит». Лидия сидела оперевшись на холодную стену с разорванными ею же обоями, и терялась в истерике, она плакала, и лишь тихо говорила: «Я помню тебя. Я помню тебя, и думаю, что я любила тебя Стайлз, — прошептав в холодный бетон, она одернулась. — Стайлз, тебя зовут Стайлз, — лишь сказала она, после двух месяцев поиска того, кого она не помнила, но чувствовала, что ей не хватало кого-то. — Тебя зовут Стайлз». После сказанного Стилински даже улыбнулся несчастной улыбкой, счастливым воспоминаниям. А что, если она помнит его. А что если она ищет его? Он отчего — то внезапно будто почувствовал, что она рядом, и их разделяет лишь эта чертова стена несуществующей станции, а хотя, может она и существующая, а что если выход есть, и она найдет его, как тогда в коридоре где он был забытым всеми. А что если?