Ярко-желтые ящерицы с бесчисленным множеством безумных глаз и огромных голов поедают небольших розовых змей, что с замиранием сердец слушают Серен в небесно-голубой выси. Счастливые люди с пестрыми цветами, связками шаров и букетами флагов, сверкая улыбками, разрываются на части праздничным салютом, который и должен был принести радость. Ещё несколько десятков подобных картин «украшают» белую стену больничной палаты, разбавляя красками этот, уже такой приевшийся, цвет.
За окном с чугунными решётками вовсю кипит жизнь, громкий гул различных голосов, очень редко прерывается тишиной, но Она, сопровождаемая постоянным присутствием голоса в голове, не может насладиться умиротворяющим затишьем. Как бы девушка не умоляла Её Величество Тишину посетить забытую богом палату психиатрической больницы, та постоянно отказывала, испуганная голосом в голове молодой особы. О, этот голос, как же Он измучил её, как Она устала вздрагивать от каждого слова, просыпаться ночами от истерического смеха, слушать всё, что Он говорит, а самое страшное — отвечать ему. Как боязно было осознать, что девушка потеряла себя в длинных нескончаемых диалогах с этим голосом, не таким, как у других нервнобольных людей. Он ничего не требовал, не приказывал, не разрывал голову, жалуясь на тесноту. Голос просто есть, голос просто говорит с той, в чьём разуме поселился не так уж давно, с той, которой снится, с той, для которой стал всем. Именно, всем. Теперь не так страшно проснуться от ужасающего крика, заставляющего кровь сворачиваться в венах и артериях, как однажды встать, улыбнуться самой себе, сказать такое привычное: «Доброе утро» и не услышать ответа. Какая Она странная, то просит его замолчать, призывая Тишину, то боится однажды остаться без него. Хотя…не зря же её поместили сюда, тогда ещё ищущую встречу с носителем голоса и пытающуюся всеми возможными способами его заткнуть. Она сама не заметила, как из-за любопытства попала прямо в когтистые лапы ужасного хищника, а теперь терпит все его трапезы, главным блюдом которых является её несчастная душа, приправленная избитыми чувствами. Теперь же хищник стал смыслом жизни для своей жертвы, пристанищем еле живой души и причиной…
любви?
О, нет, этого просто не может быть, не с ней, не с ним, не при таких обстоятельствах, но если это случилось, значит, может?..
Она привыкла нарушать правила, придуманные для того, чтобы их игнорировать и не бояться поступать так, как хочется, ровно как и Он, этот голос, этот надоедливый, любимый голос.
Если бы Он только знал, как Она хотела избавиться от него, забыть всё, как один из сотен страшных снов, снова зажить той простой и тихой жизнью, но даже если бы Он знал и оставил девушку, Она бы не смогла начать всё сначала. В каждом её рисунке имеется что-то лично его, в каждом движении проглядывается резкость его конечностей, в каждом слове слышно, как Он диктует ей ответы. Ради него Она заново создала свой внутренний мир, Он стал неотъемлемой частью её жизни, если не самой жизнью.
Он медленно заполнял её разум, неизвестно как проникнув в голову, стал её тенью, её паранойей, пока не перерос в истинное расстройство психики. Высокие нотки, такие родные, уже стали наркотиком, необходимым для поддержания жизни. Медленно, словно яд, придуманный психом-садистом, Он погружал её в свой мир, забавлялся с её несчастной головой, преследовал, выводил из себя и тут же успокаивал, превращал в свою копию, делал её собой.Она видела его глаза, когда просыпалась ночами после кошмаров, долго вглядывалась в сверкающие, безжизненные, словно стеклянные, аметисты очей, ставшие её спасительными маяками в ночной мгле бесконечного океана существования. Они вселяли страх и интерес одновременно, выворачивали наизнанку, ломали и строили девушку заново, так что Она быстро привыкла к этим новым ощущениям. Привыкла видеть их повсюду, бежать к ним со всех ног, не смотря по сторонам, не обращая внимания ни на кого и ни на что и лишь в самый последний момент понимать — это просто мираж, плод больной фантазии и хронического недосыпа.
Несколько дней подряд девушку преследовал этот сумасшедший, насмешливо презирающий взгляд, а затем появился Он, и всё встало на свои места. Это была, как нестранно, не первая их встреча, но самая запоминающаяся. Он стоял слишком близко и мучительно недосягаемо одновременно, слишком реальный, чтобы быть фантазией и слишком идеальный, чтобы быть реальностью. Он преследовал свою жертву, Он был везде: в темных углах комнат, в толпе случайных прохожих, в экранах мониторов — Он был с ней рядом и далеко, как бы странно это не звучало. Она сама не заметила, как Он проник в её сердце, наделил своими мыслями голову, поработил все чувства, заставив наслаждаться собой, словно живительной влагой после путешествия по Сахаре, забрал её жалкую душу, сделал своей навсегда. Жертва пала под влиянием охотника, сдалась без боя и сопротивлений, готовая отдать ему даже больше, чем всё, но что ему действительно было нужно?
Чем больше Она осознавала свою зависимость, чем меньше сопротивлялась его сумасшествию, тем чаще Он стал её навещать. И вот сейчас Он стоит перед ней, измученной ожиданием этой встречи, смотрящей на Него с огнём любви и желания в глазах, и безумно улыбается, заставляя мурашки бегать табунами по исхудавшему на больничной еде и таблетках телу.
«Зачем же ты пришёл? Почему не подходишь ближе? Ты боишься меня?» — резко подскочив, девушка бросилась к причине своего недомогания с объятиями, но Он исчез, а если быть точнее, переместился за спину, словно хотел поиграть в догонялки, сопровождая все действия истерическим смехом. Руки сжались в кулаки от собственной слабости. Нельзя так Его пугать, нельзя говорить с Ним напрямую, когда Он здесь, но ничего с собой поделать она не могла. Она стояла, не в силах повернуться к нему лицом, но так желала снова заглянуть в эти удивительные фиолетовые глаза. Запреты и правила, установленные Им же, сковывали девушку, но оба знали, что правила придуманы для того, чтобы их нарушать, поэтому наравне с истерическим смехом в комнате стали слышаться и её слова:
» Я чувствую твой взгляд, как хорошо от мысли, что ты здесь, со мной, что ты часть меня, ведь без тебя…Без тебя всё это не имеет смысла!»Она резко повернулась к нему, оглядела с ног до головы, задержав взгляд на любимом лице, и, размахивая руками и истерично смеясь, что переняла от Него же, стала срывать со стен свои «произведения искусства» и бросать к Его ногам, громко крича:
«Всё! Всё это не имеет смысла! Я делала это для тебя, ты есть везде, в каждом рисунке, в каждой напетой мелодии, ведь ты живёшь внутри меня. Я готова на всё ради тебя,слышишь? Я ломала создаваемые годами связи нейронов, перестраивала свои привычки, привыкала к новому, к тому, к чему нельзя привыкнуть, а всё ради тебя! Я создала себя заново, чтобы тебе было комфортно жить в моей голове, но ты не ценишь этого! Почему же? Ты не веришь мне? Ты играешь со мной? Или же, ты проверяешь меня? Думаешь, я остановлюсь? Надеешься, что я сдамся? Хочешь одержать победу?Но ты уже победил, разве не видишь?!» — в палату вбежали санитары и доктор, с целью угомонить разбушевавшуюся пациентку, но эти глупые люди стали причиной исчезновения миража, отчего девушка успокоилась сама. Она опустилась на колени и стала аккуратно собирать свои рисунки, нежно напевая не своим голосом: «Вы едете в Скарборо на ярмарку?..»
***
Вот Она, абсолютно нормальная, что случается крайне редко в последнее время, достаточно симпатичная, даже не знаю, почему Он выбрал именно её. Сидит перед белым, как и всё здесь, листом бумаги и не может определиться с цветом карандаша, которым начнет рисовать очередной свой «шедевр». В эти моменты к ней возвращается понятие пространства и времени, Он отходит на второй план, давая возможность почувствовать себя нормальной, но не перестаёт напоминать о себе, девушка прекрасно понимает, кто Она и где, почему и как её лечат, даже смеётся над докторами, которые пытаются спасти, сами не зная от чего. Она знает, что влюблена без памяти, в буквальном смысле, ведь всё, что касается жизни до Его появления, навсегда стёрто без возможности восстановления. Она знает, как отсюда выбраться, но не хочет, ведь скоро тоска по Нему съесть её изнутри, и придётся вернуться сюда, чтобы чаще быть с Ним, но Она готова отправиться ради этого даже в глубины Ада.
Выбор пал на лиловый цвет, пальчики ловко схватили деревянную цветную палочку и уже делали набросок, по готовности которого, наверняка повесят его не стене над самой кроватью. Девушка прекрасно понимает, что ей не спастись, да и не хочет спасаться, ведь не боится Его. Разве может то, что ты любишь, причинить тебе вред? Тихо нашептывая:
«Петрушка, шалфей, розмарин и тимьян», — Она ловко меняет карандаш и что-то усиленно закрашивает. А Он стоит рядом, прожигает глазами её тело и перешёптывается с мишкой. На мгновение, лицо обоих одновременно озарила кроткая улыбка, но Она пропала в следующий миг.
«Не мог бы ты сам спеть мне эту чудную песенку?» — в этой просьбе мираж никогда не отказывал, поэтому в ту же секунду комнату наполнил звук прекрасного голоса, так полюбившегося нашей героине. Он плавно переходил с низких нот на высокие и обратно, нежно заканчивал строчки, переходя на следующие, словно и не нуждался в глотке воздуха, завораживал не только своей внешностью, но и умением петь, особенно эту, её любимую с самого их знакомства песню.
«Как бы я хотела знать, кто ты и почему приходишь ко мне, — ответом на этот почти вопрос послужило продолжение старой английской баллады, без которой оба не представляют своих жизней, —
неужели ты не веришь мне? Стоит тебе только принять меня, я стану твоей, навсегда. Я сошью рубашку без швов и заплат, смогу пожать урожай серпом из кожи и собрать в снопы из вереска, я найду тебе акр земли между солеными водами моря и песчаными берегом, я сделаю всё, чтобы стать твоей истинной любовью, — и снова её слова были проигнорированы, словно Она живет в его голове, а не наоборот. Но песня закончилась, и певчая птичка стихла, совсем.
Жертва оторвалась от своего рисунка и посмотрела на предмет своего удивления, приподняв брови и слегка округлив глаза. Ни смеха, пробирающего до костей, ни шепота, преследующего и днём и ночью, ни обычного монолога, нескончаемого, зачастую полностью поддерживаемого хозяйкой их теперь уже общей головы. Тишина. Затишье бывает перед бурей, и девушка ждала эту бурю. Быть может, Он поверил и готов теперь забрать её с собой, сделать своей, принять её любовь и подарить в ответ свою.
«Может, Она и правда готова, как думаешь, Тедди?» — кажется, девушке послышался шепот плюшевой игрушки, на глаза невольно наворачивались слёзы, широкая улыбка украсила лицо.
Дождалась! Неужели теперь Он позволит себя коснуться. Заберёт к себе, покажет тот мир, в котором Он живёт и позволит ей стать не только наблюдателем, но и частью своей маленькой вселенной.
Он стал её смыслом, может, она сможет стать его?
Юноша медленно направился в сторону девушки, растягивая этот, казалось, волшебный момент. Его ледяные пальцы коснулись теплой, впалой щеки жертвы, такой горячей, налившейся алым цветом, а губы плавно накрыли губки жертвы. Посадив медведя на стол, словно приглашая его насладиться зрелищем, парень опустил обе руки на её тонкую шею с проступающей аортой и с силой сдавил. Опьянённая сладким поцелуем и долгожданными касаниями, Она с любовью во взгляде смотрела на своего палача, понимая всю свою безысходность. Её улыбка была такой же, как в день их первой встречи, как при первом исполнении Им любимой песни, такой, на какую не способен здравомыслящий человек.Она сама выдумала себе неземную любовь, подарившую крылья и расстройство нервов, сама сочинила в своей голове любовный роман, полный страсти и безумия, и была готова на всё ради счастливого конца, сладкой, притягательной последней главы, но у Него была своя повесть. Она ошибалась, думая, что Он её герой, что Она может им управлять, что все будет ровно так, как Она мечтала. Нет, всё было наоборот. Она стала марионеткой в его руках, куклой для жестокой игры, так полюбившейся хозяину. Он не хотел никому её отдавать, не хотел видеть чужие взгляды на своей девочке, не хотел делиться и не допускал этого, Он не упустит снова эту волшебную возможность. Они должны принадлежать только ему, смотреть только на него, говорить только с ним. Но только Она сделала Его своим смыслом, отдала остаток жизни, и теперь счастливо умирает.
Воздуха не хватало, взгляд затуманивался, бренное тело боролось со смертью из последних сил и было разгромлено в этой неравной схватке.
***
Он сидел в своей комнате, как и всегда, болтал ногами, свисающими с огромной кровати, и рассматривал свою последнюю куклу. Это была единственная невеста с улыбкой на мертвом лице. С такой нежной и любящей, что Он был не в силах поставить её к остальным девушкам, чьи лица были искажены самыми разными, в основном, отвратными эмоциями.Даже сейчас от неё веяло безумием, присущем только такой, как она, и преданностью, истинной собачьей преданностью к своему убийце.Он крепко сжимал в руках медведя, в котором хранилась стеклянная банка с прахом любимой матери, принадлежавшей ему после смерти, и ещё теплым пеплом от сгоревшего сердца той, что так сильно любит Его даже после того, что Он с ней сделал. Встряхнув плюшевую игрушку и услышав чутким слухом, как пересыпается пепел в банке, Он посмеялся и сказал:
«А теперь ваша певчая птичка споёт вам любимую песню…»
Вы едете в Скарборо на ярмарку?
Петрушка, шалфей, розмарин и тимьян.
Напомните обо мне тому, кто живет там
Он когда-то был моей настоящей любовью
…
