В свете волшебного огонька

Тихий стон. Нарцисса Блэк проснулась среди ночи. Кровь прилила к бледной коже и громко стучала в висках. Нарцисса зажмурилась и рывком села. В наэлектризовавшихся волосах затрещали голубоватые искры. Дрожащими пальцами она дотянулась до стакана с водой. Глоток. Обрывки мыслей начали складываться в общую картину. Джилл Томсон. Тот самый гриффиндорец с первого занятия нумерологией. Отвратительный предмет. И отвратительный мальчик. Рождественские каникулы подходили к концу. Как обычно, они пролетели моментально: пудинг, елка, подарки — все утонуло в воспоминаниях. Нарцисса не знала, почему из глубин сознания всплыли горькие слова зазнавшегося полукровки Томсона: «Блондинка Блэк? Значит, не так уж ты чистокровна, как говоришь!». Нарцисса задумалась, сжимая в руках пустой стакан. От окна веяло холодом. Пахло сыростью. Британская зима… Снег. Снег, с дождем или без, она категорически не переносила. Нарциссу всегда тошнило от этого хруста, нечеткости форм, бессмысленной холодности. Ледяная, хрупкая, тонкая, она любила тепло и ласку, но ее всегда учили быть сдержанной, безукоризненно аристократичной. Нарцисса совсем неаристократично фыркнула. Где-то справа фыркнули в ответ. Тихо, как бы сонно, но очень отчетливо. Младшая Блэк в испуге натянула одеяло так, что в полумраке виднелась лишь светлая макушка. Было тепло, но очень страшно. Через несколько минут пугающей звенящей тишины Нарцисса решилась выглянуть из своего убежища, которое едва ли могло спасти от возможного монстра. Два больших голубых глаза засияли в слабом звездном свете. В противоположном углу комнаты что-то блеснуло в ответ. Нарцисса, едва подавив визг, выскочила из постели и, путаясь в длинной рубашке, вылетела в коридор. Ворвавшись в соседнюю комнату, она попятилась и принялась жалобно скулить. На кровати сидело лохматое, не менее пугающее нечто. — Чего тебе? – голос был знакомым. Нарцисса с облегчением бросилась к сестре. – О, великий Мерлин! Ну что опять? — Это ты! — Нарцисса зарылась носом в волосы Беллатрисы. Пахло жасмином и пряностями. Терпко, глубоко и… приятно. Беллатриса удрученно вздохнула и наколдовала маленький огонек. Мягкий свет разлился по комнате, окрашивая все вокруг желтым цветом. Волосы Нарциссы обрели золотистый оттенок, отчего ее образ стал немного теплее. Отражаясь в темных глазах Беллатрисы, огонек, напротив, придавал ей отчасти пугающий вид. — Ты пушистая, — немного нервно хихикнула Нарцисса, в ответ ей громко и протяжно скрипнула пружина кровати. — Ты не лучше, — усмешка была почти надменна. – Чего ты не спишь? Иди к себе. — Нет. Мне страшно, — Нарцисса опустила взгляд. Беллатриса утомленно посмотрела на нее — испуганную, бледную и такую поразительно хрупкую. — Что опять случилось? – Беллатриса попыталась отстранить Нарциссу, но та только крепче прижалась, передавая свою дрожь. Громко. Сердце бьется слишком громко. Громко и быстро. — Чего ты испугалась на этот раз? – растягивая слова, словно пытаясь заполонять тишину как можно дольше, произнесла Беллатриса. — Я… не знаю. Давай не будем об этом. Нарциссе нередко доводилось громкими воплями будить половину дома, и каждый раз ей весьма крепко влетало от матери. Кричать она отучилась, но странные видения и звуки комнату не покинули. — Пироженку? Нарцисса тихо угукнула. Выглядела она при этом такой довольной, будто только что уже съела фунт сладостей. Старшая из сестер шепнула заклинание. Через несколько секунд в комнату, толкаясь, залетели небольшие разноцветные кексы. У Нарциссы, кажется, осуществилось как минимум три мечты. Она широко заулыбалась, напоминая кота из маггловской сказки. Матушка Друэлла сейчас бы непременно смерила дочь одним из своих фирменных холодных взглядов. Кексы кружили в воздухе, пока их не поймаешь. Ловила их Беллатриса, а Нарцисса принялась воевать с ее непослушными кудрями. Чуть жестче, чем у матушки или Андромеды, они были все же более приятными на ощупь. Упругие, душистые, блестящие — их хотелось трогать вечно. Дергать за кудряшки, смотреть, как весело они пружинят, пытаться сооружать что-то новое... Но результат выходил не слишком утешительным, и прическа все больше походила на гнездо грифона. Беллатриса, впрочем, всем была довольна — утром волосам вернут естественное состояние. А сейчас она лишь блаженно улыбалась. Прикосновения к волосам, легкие подергивания... Беллатрису захлестывало удовольствие. Она продолжала блаженно жмуриться, когда отломила кусочек от кекса и завела руку за спину, как бы случайно ткнув сестру сладостью в нос. Нарцисса рассмеялась и продолжила создание таинственной конструкции. Волосы закончились раньше, чем кексы. Беллатриса отправила остатки лакомства обратно в кухню, велев не толкаться. Но они все равно поплыли в воздухе, вертясь и ударяясь друг о друга. — Они помнутся, и мама будет ругаться, — вздохнула Беллатриса, смахивая сахарную пудру с носа сестры. — А все ты. Иди к себе. — Нет. Научи меня новому заклинанию. — Ты же знаешь, что нам запрещено колдовать вне Хогвартса. А это, — она кивнула на дверь и летающий неподалеку огонек, — пусть останется нашим маленьким секретом. — Просто расскажи что-нибудь, – Беллатриса едва различала выражение лица Нарциссы, но чувствовала ее требовательный, прожигающий взгляд. Она подумала, что никогда не видела доброго, теплого блеска в глазах сестры. Даже в детстве Нарцисса смеялась с безжизненными, ледяными глазами. — Ну… на Чарах мы уже оживляли предметы… Нарцисса громко выдохнула. Громко и восхищенно. — Я выбрала статуэтку. Я Пигмалион, — хмыкнула Беллатриса, теребя темную прядь, выскользнувшую из ловких пальцев Нарциссы. В комнате вновь повисла тишина. — Нарцисса. Разве вы не проходили это на Истории магии? — изобразив полный высокомерия тон, требовательно вопросила Беллатриса. Нарцисса виновато улыбнулась в тусклом свете волшебного огонька. — Ах, ты там спишь! – Беллатриса с наигранным возмущением толкнула сестру. — Там все спят, — фыркнула Нарцисса. — Только сейчас не усни, — Беллатриса приглушила магический свет и начала рассказ: — Пигмалион был скульптором и, по всей видимости, великим волшебником… Нарцисса обожала, когда сестра рассказывала истории. Ее голос становился таким… глубоким. Он завораживал, заставлял вслушиваться в каждый звук и проникал в глубины сознания. По коже пробежали мурашки. Нарцисса откинулась на подушки, готовясь к длинному, интересному рассказу. — Все его творения были удивительно точны и изящны. Он умел заставлять их двигаться, но именно в спокойствии, неподвижности заключалась их истинная прелесть. Пигмалион столь глубоко познал изящество форм и линий, что уже не видел красоты ни в одном живом создании… Беллатриса рассказывала. Тихо, чарующе… Нарцисса улыбалась, едва ощутимо водя кончиками пальцев по тонкой руке Беллатрисы. — … и он решил создать самую прекрасную, самую красивую девушку в мире. Беллатриса поймала взгляд сестры. — Он продал все свои работы и на вырученные галлеоны достал лучшую слоновую кость. Пигмалион работал день и ночь, трудился над мельчайшими чертами и изгибами… неизвестно, использовал ли он магию, но скульптура получилась поистине волшебной. Создание, сотворенное Пигмалионом, не описать существующими в нашем мире словами. Ее красота была непостижима, слишком высока для людей. Неудивительно, что Пигмалион все сильнее в нее влюблялся и совсем потерял голову, когда прекрасная статуя была закончена. Тогда он обратился к своим магическим способностям и через тридцать ночей создал заклинание, способное наделить слоновую кость жизнью и чувствами. — Разве это возможно? — На лекции говорили, что нет. Совершать простые действия, не мыслить и чувствовать... но, возможно, это доступно очень могущественным магам. — Так что было дальше? Она ожила? – Нарцисса вновь села на кровати. Ее светлые волосы мягкой волной рассыпались по спине. — Да. Она ожила, — Беллатриса выдержала паузу, заворожено глядя на сестру. — Пигмалион назвал ее Нарциссой. Глаза младшей Блэк распахнулись в холодном удивлении. Она подалась вперед. — Мое имя? Беллатриса загадочно улыбнулась. — Ведь ты так же изящна, утонченна и красива, — медленно прошептала она, небрежно касаясь пальцами ключицы Нарциссы. Широкая, украшенная кружевными оборками лямка ее рубашки давно сползла с плеча. — Но… — Говорят, у Пигмалиона и Нарциссы были дети. И по сей день в мире встречаются потомки древней ожившей статуи, — почти касаясь губами уха Нарциссы, прошептала Беллатриса. – Может, ты одна из них… Дыхание Беллатрисы обжигало. А прикосновения вызывали мурашки и сладостную дрожь. Пальцы Беллатрисы легко заскользили по талии Нарциссы, собирая тонкий шелк в складки. Нарцисса замерла. Втянула воздух сквозь стиснутые зубы и закрыла глаза. Мысли словно кто-то поймал в сети и незаметно вытянул из головы. Рубашка тонкими складками покоилась на талии. По бледной коже Нарциссы разливался теплый свет. На хрупкой ключице цвета слоновой кости рисовали причудливый узор губы Беллатрисы. Еще мгновение, и Нарцисса словно ожила. Позвоночник изогнулся, сквозь приоткрытые губы вырвался приглушенный стон, а тонкие пальцы безжалостно зарылись в созданную прическу. Огонек был больше не нужен – впервые за несколько дней сквозь тяжелые, темные тучи пробивались ранние солнечные лучи. Fin