The Warmth of Yours

      Чимин стоит в ванной, опираясь руками на раковину, и исподлобья смотрит на своё замученное отражение в зеркале. С мокрых после душа волос нескончаемыми каплями стекает вода. Лицо усталое, покрасневшие от напряжения глаза закрываются, и единственное, на что хватает сил сейчас, это вытереть влажную кожу махровым полотенцем, дойти до кровати и провалиться в глубокий сон. Он устал сегодня: плотный график не даёт передохнуть ни минуты, так что такое состояние для него ничуть не удивительно и не ново. В конце концов, чего жаловаться, это ведь работа.       Тяжелый вздох, дверь открывается и ледяной воздух неприятно мажет по ещё не обсохшей коже, а мурашки мерзко щекочут напряженную спину. На улице поздняя осень и вообще холодно, но Чимину плевать на это сейчас, когда мышцы ноют от каждого движения и голова нещадно гудит, словно где-то в ней работает ядерный реактор.       А в комнате на кровати лежит Хосок. Спрятавшись от непогоды под одеялом, смотрит в экран телефона, ищет что-то на просторах сети, и на появление младшего реагирует только быстрым взглядом в его сторону и лёгкой мимолётной улыбкой, которую не удалось сдержать. Пак понимает, что соскучился. Они не виделись целый день из-за графика, и парню даже жаль, что сейчас у него категорически нет ни внешних, ни внутренних ресурсов на что-то большее, чем лёгкий поцелуй в щёку на ночь. Без спроса он ложится на кровать Хосока рядом с хёном, просто потому, что знает — тот позволит. И Хосок позволяет. Он любит, когда младший приходит и ластится сам. Чимин кладет голову ему на плечо, а руку — на грудь, сгибает ноги в коленях, прикрывает глаза и наконец выдыхает с облегчением. Запах волос и кожи старшего, его спокойное размеренное дыхание и тёплая рука, скользнувшая по плечу и после аккуратно зарывшаяся в тёмные волосы — утопия, в которой хотелось бы остаться на целую вечность. Младший чувствует на губах чужое горячее дыхание, а затем мягкое прикосновение губ хёна к своим и влажный язык, медленно мазнувший между ними. Чимину сладко, уютно и вообще хорошо: ощущения словно растворяют в себе, не отпуская в серую реальность. Пара таких ласковых прикосновений, и губы сами по себе расплываются в улыбке. Устало, вымученно, но так тепло и искренне. Одного ни к чему не обязывающего поцелуя ему достаточно, чтобы назвать этот день хорошим.       Вообще, такие сонные безмолвные вечера, проведённые рядом друг с другом стали для этих двоих некой приятной рутиной. Им никогда и в голову не приходило, что в их отношениях есть что-то неправильное. Они просто вместе. И оба, по правде говоря, даже не помнят, как всё это началось. Не было романтических речей, неловких признаний, боязливых взглядов, конфет и цветов. Оно просто как-то…ну…само? Частые ненавязчивые касания, комплименты, тёплые взгляды для них уже настолько обыденны и привычны, что какие-то объяснения были бы попросту неуместны — в них нет никакой необходимости. Всё и так понятно с самого начала. И сейчас — тоже. До неправильного правильный вечер, до нереального реальные чувства и тщетные жалкие попытки не заснуть слишком быстро, чтобы подольше ощущать чужое тепло рядом.       На самом деле, Хосок не собирался ложиться. Но такой тёплый и уютный сонный Чимин под боком клюёт носом, и старший уже сам зевает. Не нужный более телефон отправляется на тумбочку к светильнику, нервное напряжение отступает вместе с переживаниями о работе и нерешённых проблемах. Парень ловит себя на мысли, что Чимин для него как своеобразный антистресс: рядом с младшим он почему-то всегда забывает обо всём плохом, даже если день был откровенно отвратительным. Именно по этой причине он так расслаблен и умиротворён сейчас. Без Чимина не спится так хорошо и спокойно. Без Чимина совсем не то.       А усталость тем временем накатывает всё сильнее. Голова тяжелеет, глаза слипаются и остаётся только желание устроиться поудобнее и выпасть наконец из реальности до самого утра.  — Хён, можно я останусь здесь? — осторожно спрашивает Пак, понимая, что старший уже еле держится. — Я хоть раз тебе запрещал? — совсем сонно хрипит тот, делая вид, что недоволен этим вопросом. В самом деле, Чи никогда не получал отказа на такие незначительные просьбы и, по мнению Чона, уже должен был привыкнуть к этому и перестать спрашивать разрешения. — Не-а… — промурлыкал парень, прикрывая глаза и зарываясь носом в Хосокову футболку. — Тогда зачем спрашиваешь? — Так, ради приличия, — отмахивается младший. По правде говоря, он знал, что ему можно делать, а что — нет. Просто его вежливая натура не могла позволить своему владельцу сделать что-либо без разрешения, так уж он был устроен. — Чиминни пабо… — парень ворчит, но как-то так мягко и ласково, что хочется свернуться клубочком рядом с ним и громко мурчать всю ночь, как кот, лишь бы только гладили и разговаривали вот так… На губах младшего усмешка, он хотел бы что-то ответить, но в голову в нынешнем состоянии не приходит ничего дельного, поэтому просто прижимается теснее к тёплому Хосоку, довольно жмурится и утыкается носом тому в шею. В голове мимолётно проскальзывает мысль о том, что стоило бы встать и принести подушку с соседней кровати, но все попытки заставить себя это сделать заканчиваются провалом, поэтому Пак сдаётся без боя. Одна подушка на двоих — не так уж и плохо, сейчас им хватит и её. — Давай спать, — из последних сил выдаёт Чон, уже практически вырубаясь и глубоко вдыхая приятный запах тёмных волос. — Угу… — раздаётся вымученный полустон — полухрип откуда-то из-под одеяла. И следом тихое, еле слышное: «Хён, я тебя люблю». И Хосок счастлив. Потому что ему больше ничего не надо. Потому что большее не имеет смысла.