Все для тебя.

      Романо выздоровел. Мы были неразлучны. Это стали замечать в школе, над нами посмеивались, но нам было все равно. Мы купались в счастье, и постепенно я стала понимать, что яркие эмоции влюбленности отходят на второй план, а их место заполняет чувство полной невозможности жить без Романо. Думаю, он испытывал то же. Мы были очень близки друг другу и чувствовали, что по-книжному нашли свою вторую половину.       Будучи полностью погруженной в новые и чарующие переживания первой любви, я не замечала, что с мамой творилось что-то странное. Она обязательно уходила куда-то по вечерам, нарядная, а возвращалась счастливая и окрыленная, в прекрасном настроении. Я не видела ее такой счастливой с тех далеких дней, когда мы жили в Пуэрто-Рико, до болезни бабушки. Мне даже гипотетически не приходила в голову мысль, что моя мама тоже влюбилась…       Пока однажды, теплым июньским вечером, она не сообщила мне, что они с графом Адриеном встречаются и любят друг друга. Мать выглядела слегка виноватой. — Не думай, что я забыла твоего отца, — тихо говорила она. — Но, понимаешь, жизнь продолжается. Мы не слишком молоды… И хотим пожениться в августе. Граф — очень добрый и благородный человек. Завтра он к нам приедет, хочет познакомиться с тобой. Он готов принять тебя как родную дочь. И еще одно: он хочет, чтобы после свадьбы мы переехали к нему, в Нью-Йорк.       … Мне показалось, что пропасть разверзлась подо мной. В горле пересохло от ужаса. Да, в Нью-Йорке живет Джулиано. Мы давно уже не виделись, и при других обстоятельствах я была бы счастлива туда поехать! Но мой Романо!.. Моя любовь… Родная мать увозит меня от любимого. А потом к страху и боли примешалась обида за покойного отца… Что бы она не говорила, для меня было очевидное предательство! — Мама, нет! Я никогда не поеду в Нью-Йорк! Слышишь, никогда!       Я убежала в свою комнату, хлопнув дверью, упала, рыдающая на постель. Мать, удивленная и обиженная моей реакцией, все же зашла ко мне в комнату. Она не понимала, почему я не хочу уезжать из этого жуткого района. Для нее, непосвященной в мою жизнь, это было не более, чем бунт эгоистичного подростка… Но она терпеливо села рядом и погладила меня по волосам. — Дочка, — продолжала она, — ты не знаешь, но он миллионер, он превратит нашу жизнь в сказку. Конечно, не думай, что я согласилась стать его женой из-за денег, но и это не будет лишним. Ведь я должна думать о твоем и о своем будущем!.. Впрочем, ты еще слишком маленькая и не понимаешь, что такое настоящая любовь. — Не понимаю, что такое любовь?! Мама, я уже несколько месяцев встречаюсь со своим одноклассником Романо. Мы очень любим друг друга. Я не смогу без него, мама! Если мы уедем отсюда, как же быть нам с Романо?!       Мама была явно ошеломлена моими словами. В комнате повисла напряженная тишина. Потом она сказала: — Я не знала об этом. Видно, ты считаешь, что матери не обязательно все рассказывать… — Она сглотнула, и я почувствовала ее обиду. — Кристина, я верю, что твои чувства искренни, но я не знаю твоего парня. Позови его послезавтра к нам на ужин. Мы познакомимся. Как бы то ни было, я думаю, что первая любовь… Это пройдет.       И мама вышла из комнаты, оставив меня. Я лежала, погруженная в свои безрадостные мысли. Я чувствовала себя маленькой веточкой, подхваченной могучим потоком, которому невозможно сопротивляться. Мне было очень тяжело. Хуже всего, если у мамы и этого Адриена настоящие чувства! Как мне этому помешать?! И имею ли я право? Правда, и она не может увозить меня насильно, но она — мать и верит в то, что действует в моих интересах…       На следующий день, придя на свидание, я не сказала Романо, что мы можем скоро расстаться. Просто не смогла… А лишь пригласила его завтра к нам на ужин. О, как он обрадовался возможности познакомиться с моей мамой! Дурачок… Если бы он знал!.. Он был уверен, что понравится моей маме, постоянно шутил по этому поводу, чтобы разогнать мою тоску. Романо считал, что я волнуюсь из-за этого. А я старалась продумать свое поведение на сегодняшний вечер, когда к нам в гости приедет мамин жених.       Она взяла отгул на работе и уже с утра как ошпаренная носилась по кухне. Я подала хорошую, как ей показалось, идею приготовить наши пуэрто-риканские блюда (в тайне я надеялась, что они не придутся французу по душе). Когда я вернулась домой, она еще не совсем управилась. А я даже сама вызвалась маме помогать в готовке, чем ее приятно удивила. Правда, я вскоре пожалела о своем решении, так как мама мне все уши прожужжала о том, какой ее Адриенчик замечательный…       Граф явился ровно в семь. Приехал на своем красном «Феррари». Это оказался высокий мужчина со светлыми волосами, тонкими чертами лица, довольно стройный для своих лет и неулыбчивый. После часа знакомства я с досадой в душе осознала, что его манеры изысканны, да и сам он почти безупречен.       Моя идея с блюдами полностью провалилась. Граф с удовольствием съел все, что мы ему положили, и сказал, что Люсия, то есть мама, восхитительно готовит. Он рассказывал о себе, о своей жизни во Франции. О том, как погибли его жена Шарлотта и сын Кристиан. Честно сказать, я чуть не подавилась, услышав это имя. Адриен говорил с искренней болью, и мне на мгновение стало его даже жаль. Познакомься мы при других обстоятельствах, он стал бы мне симпатичен. Он поведал и о том, как переехал в Америку, оставив во Франции кое-какую недвижимость. В Нью-Йорке у него свой бизнес: ювелирный магазин, который он назвал в память о жене — «Шарлотта». Потом он объявил, что моя мама вернула его к жизни, что он готов к новому ее периоду, связанному с моей мамой и со мной. Он говорил о моей маме, глядя ей в глаза, и я почувствовала — этот человек не способен на ложь! Я, конечно, еще не очень хорошо разбираюсь в людях, но Адриен был необыкновенным мужчиной. И чем больше я это понимала, тем острее чувствовала, что разлука с Романо неминуема, и больше ненавидела того, кто был ее невольным виновником!       Я отвратительно вела себя за столом, задавала графу глупые вопросы, на которые он отвечал мне со своей прежней невозмутимостью. Я пыталась сделать все, чтобы ему не понравиться, но уже знала, что все мои попытки неудачны. Когда граф уезжал, то тепло попрощался с нами, а меня отозвал в сторону и сказал: — Девочка, милая, я люблю твою маму, а она любит меня. И я готов принять тебя как родную дочь. В мире нет ничего важнее семьи. Это особенно остро может почувствовать тот, кто ее терял. И, чтобы сберечь сокровище, которое я, пройдя через горнило страданий, нашел, я сделаю все. Я тебя не устраиваю? Но, поверь, ты мне понравилась. Ты искренний человек, а я это ценю. Я дам тебе лучшее образование, ты будешь путешествовать, весь мир будет у твоих ног, а главное — ты мне будешь дочерью, родной дочерью. А я буду тебе другом, даже если ты не захочешь видеть во мне отца. Да я и не собираюсь занять в твоем сердце место, навечно заполненное другим. Подумай об этом.       Он уехал, мама ушла в дом, а я, выразив желание подышать воздухом, долго еще стояла на крыльце, глядя в след умчавшемуся «Феррари». Меня не заинтересовали слова графа о том, что он хочет превратить мою жизнь в сплошную роскошь. Мне не нужны были сокровища целого мира, если для этого я должна буду расстаться с Романо. Но я ощутила всем существом, что Адриен и моя мать испытывают настоящие чувства, и в душе понимала — им нельзя мешать. А еще осознавала, что через два месяца, после их свадьбы, мы уедем в Нью-Йорк. Я чувствовала себя жалкой и беспомощной. Я ничего не могу сделать с этим… Эта мысль окончательно сломила меня. В тот вечер я в первый и последний раз полностью сдалась на милость судьбы, изменила слову, данному мною отцу при расставании.       Следующий день — день встречи матери с Романо — прошел хорошо. Мама была весела и приветлива, а он — общителен и вежлив, как всегда.       Но вот потом, когда я проводила его до дверей и вернулась в дом… Мама сказала, что Романо хороший мальчик, он ей очень понравился, и все-таки она не уверена в его чувствах. Потом мама рассказала мне то страшное, о чем я не подозревала до этого дня. — Доченька, я вижу, как ты влюблена. Возможно, и ты ему нравишься… Но не все так просто в жизни. Я в твоем возрасте тоже очень сильно влюбилась. Это было еще до твоего отца. Я полюбила своего однокурсника… Наши отношения зашли слишком далеко, а он оказался подлецом. Бросил меня беременной. — Мама, но ты тогда не меня носила? — спросила я в ужасе. — Не тебя. Мне больно даже вспоминать. Но ты должна знать, к чему могут привести отношения в столь юном возрасте! Я несколько месяцев скрывалась, где могла. Университет забросила. Я боялась, что твоя бабушка потянет меня на аборт. Ты ведь помнишь, у моей мамы, твоей бабушки Элеоноры, тяжелый и импульсивный характер. Но потом сложилось так, что мне не у кого стало жить, и я приехала домой… Беременная. Моя мама была в бешенстве. Она очень сильно ударила меня по лицу, а мы стояли на краю длинной лестнице. Я упала и ударилась животом. Беременность была тяжелая, а тут такой сильный удар… Ребенок почти сразу после рождения умер. Мне вынесли диагноз: бесплодие. А мама многие годы винила себя и молилась Богу о прощении греха, который она совершила. И потом, ты знаешь, из-за этого в нашей семье появился Джулиано… А твой отец смог понять меня и простить. Взял меня в жены после этого… Помог окончить университет. И я очень благодарна ему. — Мать замерла, глядя куда-то в окно. — Мама, я не знала… Ты многое пережила. — Я сочувственно погладила ее по руке. — Но Романо не такой. Он добрый, милый, честный, заботливый. Знаю, банально звучит. Но это так. Я считаю, он просто сокровище! — Я не запрещаю вам общаться, Кристина. Вы можете переписываться. Перед отъездом в Нью-Йорк я дам тебе адрес, где мы будем жить, и он может писать тебе. Но большее…       Спорить было невозможно, да и бесполезно, и через несколько дней я сказала Романо о том, что уеду в Нью-Йорк, в августе. Я объяснила ему все очень подробно: рассказала о любви моей матери и графа де Монфора. Взгляд Романо потух, и он так долго молчал, что я поняла — эта новость поразила его в самое сердце. — Не огорчайся, прошу тебя, мне ведь тоже больно! Но мы сможем переписываться, и однажды я вернусь… Не знаю пока, когда, но вернусь. — Я говорила с уверенностью и страстью.       Романо слабо улыбнулся и, взяв мои ладони в свои, сказал: — Дорогая, мне действительно очень тяжело от того, что нам предстоит разлука. Мне впервые так тяжело, после смерти отца… Но я по-своему рад за тебя. По крайней мере, твоя жизнь будет обеспечена. Знаешь, я понимаю, что деньги не самое главное в жизни, но все же они дают свободу. Свободу осуществлять мечты и жить, как тебе хочется. Я бы хотел иметь деньги. Тогда я смог бы исполнить свою мечту и увидеть наконец родину… И исполнить обещание, данное моему отцу перед смертью: отвезти его прах в Романо, на Кубу. Побывать на острове, в честь которого меня назвали. Вот бы нам вместе туда!..       Я знала, как он мечтает увидеть Кубу и маленький остров Романо у ее северного побережья. Меня всегда несколько завораживало то, что ему дали имя в честь острова… От этого он казался мне еще необычнее. И, конечно, мне тоже безумно хотелось когда-то поехать туда вместе с ним. — Но я добуду деньги, — вдруг твердо сказал он. — Я давно готовился к этому, еще до встречи с тобой. Вот увидишь, ты будешь мною гордиться!       Я очень испугалась. Как можно заработать в нашем квартале большие деньги?! Если только… Если только ввязаться во что-нибудь опасное. — Пожалуйста!.. — Мой голос сорвался от волнения. — Пожалуйста, не рискуй! Я умру, если с тобой случится что-то ужасное. Обо мне ты подумал?! — Это я крикнула уже с гневом.       Романо только улыбнулся — уверенно и спокойно. — Не переживай, малышка, со мной все будет хорошо. Я и не через такие испытания проходил в жизни.       Но я не могла успокоить себя и странное чувство внутри себя и поминутно просила его не подвергать свою жизнь опасности. Он в ответ обнял меня и поцеловал, а потом снова и снова пообещал, что с ним все будет в порядке. И от этой ласки и правдивости его слов мне и правда стало чуточку легче…       Пронеслось два месяца, и пришел роковой день. День второй свадьбы моей мамы. Граф Адриен был в роскошном смокинге, а мама облачилась в очень элегантный белый костюм. Они выглядели потрясающе и оба светились от счастья. Адриен пригласил нескольких своих друзей из Нью-Йорка; они, как видно, одобряли его выбор. А на следующий день мы все должны были отправиться туда. На свадебном банкете я была единственным недовольным гостем. Мама подходила ко мне несколько раз, пытаясь развеселить. Но все было тщетно… Я сидела в углу и пыталась съесть хоть кусок свадебного торта, чтобы не обидеть виновников торжества. В горло ничего не лезло… Отчего-то именно в этот день в моем сердце поселилось предчувствие скорой беды.       Банкет закончился, молодожены уехали в заранее для них заказанный гостиничный номер, меня оставили на ночь дома одну. Я сразу позвонила Романо и пригласила его прийти. Хотела попрощаться с ним наедине. Он пришел быстро. Мы сидели на диване в гостиной, держась за руки. — Я завтра уезжаю. Вот адрес, по которому ты можешь мне писать. — Я вложила ему в ладонь бумажку. — Я буду очень ждать. — Я буду писать тебе, и не сомневайся в этом. Ты мне очень дорога. Знай, если бы я имел достаточно средств для содержания семьи, я готов был бы хоть завтра жениться на тебе! Я всегда буду любить только тебя одну.       Его глаза смотрели на меня так ласково, что у меня перехватило дыхание от чувств. Я придвинулась к нему совсем близко, страсть, желание насладиться всею его любовью перед рассудком, новый прилив затуманил мой рассудок, толкая на то, противницей чего я всегда была по убеждениям. Мы стали жадно целоваться, наши сердца бешено стучали. Я целовала его глаза, губы, все лицо, затем губы скользнули к шее. Я чувствовала, что и Романо охвачен, ослеплен, побежден желанием. Но он первый смог победить порыв, и привел меня в чувство, нежно, но твердо отстраняя меня от себя. — Кристина, я тоже этого очень хочу. Но отец воспитал меня верующим человеком. И ты мне говорила о том же. Ты ведь сама всегда считала, что секс до брака недопустим. Давай потерпим, ладно? Это произойдет между нами только в браке. — Сказал он настойчиво.       Я пришла в себя, мне было стыдно и перед Господом, и перед Романо за свою слабость. Конечно, он прав, ведь и я верующий человек. В душе я восхитилась этим его благородством такого поступка и ощутила еще большее чувство — глубокое уважение к нему, как к личности.       Всю ночь мы сидели рядом на диване и разговаривали обо всем на свете. Нам было очень хорошо. Когда забрезжил рассвет, мы стали прощаться. Мое сердце словно стали резать на куски. Романо уже был на пороге; я подбежала к нему, еще раз напомнила, чтобы он берег себя, и крепко его обняла. Мы поцеловались, затем он улыбнулся мне и пообещал, что будет писать и ждать меня в Чикаго. И он ушел, я смотрела ему вслед, он все оборачивался и махал мне рукой. Слезы застилали мне глаза. Вот Романо помахал мне рукой в последний раз и скрылся за поворотом. А я вошла в дом, села на диван и горько заплакала. Мне было безумно больно от мысли, что я неизвестно когда его увижу, и почему-то очень страшно за него…       Вскоре вернулась моя мама с Адриеном. Вещи были уложены. Мы отъезжали в Нью-Йорк. — Не плачь, дочка, — сказала мне мама и обнимала меня, когда машина уносила нас из бедного района Чикаго, ставшего мне родным.