Глаза отражают звезды

Это была звездная летняя ночь, и мы с Антоном сидели на поваленном дереве, разглядывая небо. Из-за холодного ветра я куталась в плед, накинутый на плечи; Антон же, казалось, совсем не мерзнул и оставался в одной рубашке. Мы молчали — одну минуту или час, я не знала. Мысли мелькали в голове, но не желали становиться словами, которые я могла бы сказать вслух. Поэтому я смотрела то на темные силуэты деревьев, то на машину Антона, стоящую тут же, то на ее хозяина. Где-то там, вдали, мелькали огни города. Мы могли бы с легкостью преодолеть десять километров, что до него оставалось, но машина неожиданно заглохла и не желала трогаться с места, и начавшийся пикник так и не закончился. Будь вокруг не так поздно и темно, мы бы вызвали ремонтников или попробовали исправить что-либо сами; но часы показывали половину второго ночи, а глаз цеплялся разве что за яркие далёкие огоньки. Нам оставалось только ждать. — Я правда не хотел, чтобы так получилось, — вдруг произнес Антон. Может быть, молчание нервировало его так же, как и меня? — Ой, да брось, — отозвалась я и поплотнее закуталась в плед. — Ты же не виноват. — Сядешь в машину? Там теплее, — предложил он, заметив мои движения. Я поднялась с места, осторожно сняла с себя клетчатый плед, оставила его на поваленном дереве и ответила категорично: — Нет! Я не устала, честное слово, — добавила уже мягче. — И вообще сейчас пойду гулять! Погода на улице отличная. Когда я ещё смогу походить так? Лето скоро кончится… Ветер пробирался под легкую трикотажную кофту, трепал волосы, собранные в хвост, и я еле сдерживалась, чтобы не вздрогнуть. — В лес? — уточнил Антон. — Ты собираешься идти на прогулку по темному страшному лесу? Да ты отчаянная, Оль. Он произнес эту фразу так, будто обвинял меня в самой страшной глупости, когда-либо слышанной им. Поэтому я сдалась и промямлила: — Рядом с ним. Просто поброжу по полю, и всё. — Одна? — Од… ну, если хочешь, можешь идти со мной. Я достала из сумки, висящей через плечо, телефон, включила на нем фонарик и направила луч на ноги Антона. Потом протянула Антону руку в надежде, что он станет моим спутником. — Идем? — уточнила на всякий случай. — Идем. И мы пошли: теперь самую страшную глупость совершала не я одна. Под ногами хрустели ветки, мелкие капли дождя то падали на нас, то прерывались, а мы брели вперед и все ещё молчали, хотя именно такими ночами совершаются самые откровенные признания. А потом мы вдруг услышали писк — жалобный, надрывный, выданный будто бы на последнем дыхании. И ещё один. И возвратилась тишина. Я обернулась в поисках Антона и облегченно выдохнула, когда заметила его. Даже начала протягивать руку, чтобы взяться за его предплечье, но потом резко смутилась минутного порыва и отдернула ее назад. — Слышал? — Это котенок, — пояснил Антон. — Не знаю, откуда он тут, но то, что котенок, знаю точно. — Догулялись. Я направила свет от телефонного фонарика в ту сторону, откуда издавался писк, но не заметила никаких котят. Тогда я посветила фонариком на Антона и спросила: — Что делать будем? — «Светить всегда, светить везде… Вот лозунг мой — и солнца». Посвети ещё немного туда, Оль, — он кивнул на лес, — я схожу и посмотрю, где он. — Один в лес? — не собиралась никуда отпускать его я. — Твой подвиг совершаю. Вновь захрустели ветки, зашуршала трава — это Антон шел прямиком в черные заросли кустов, надеясь найти там котенка. Я готова была рассмеяться: вот так приключение! Я же его на всю жизнь запомню! И Машке расскажу! И маме, смягчив некоторые подробности! И.. — Оля, — позвал меня Антон. Я спохватилась и направила фонарик на своего путника: он кивнул и попытался раздвинуть ветки руками. Вот зачем, спрашивается, полез? И зачем заглохла машина? Почему это произошло именно в тот момент, когда рядом с Антоном оказалась я? Может быть, потому что я только и делаю, что приношу несчастья, как печально известный герой Лермонтова? Нет, до Печорина тебе ещё далеко, Оль! И вообще, собираешься ты Антону помогать или стоишь тут для красоты? Я шагнула в направлении леса, но Антон уже возвращался: правой рукой он освобождал путь, а левой держал маленький пушистый комочек графитно-серого цвета — это я заметила тогда, когда посветила на него фонарем. Комочек больше напоминал лесное чудище, чем милого котенка с фотографий, бессчётным множеством появляющихся в социальных сетях. Когда Антон оказался рядом, я протянула к находке руку, коснувшись ее кончиком указательного пальца, но так и не осмелилась погладить его. — Нашел? — тихо спросила у Антона, и он кивнул, соглашаясь: — Нашел. Он совсем рядом был. Слышишь, Оля, ручей журчит? — Не особо, — призналась я. — Но он есть. Пойдем к машине? Надо осмотреть ее. Я кивнула, сильно сомневаясь, что Антон это заметит, и мы стали возвращаться обратно. Антон держал котенка бережно, словно собственного ребенка, и я даже застыдилась, потому что особой жалости к находке не испытывала. Нет, понятно, что Антона с самого детства окружали домашние питомцы, и он вообще любит животных, а сейчас учиться на ветеринара… Но меня ведь это не оправдывает. Котенок мяукнул, видимо, пробудившись. Я направила на него фонарь и заметила, что тот поднял голову, и сейчас в его глазах, на которые я старалась не попадать светом, отражаются звезды. Я подняла голову наверх, тут же опустив ее — под ногой, как некстати, оказалась коряга, о которую я едва не споткнулась. — Красивая девочка, — произнес Антон, когда до машины оставалось около двадцати шагов. — Это ты мне? — выдала я. Сознание не совсем понимало, к чему был сказан этот комплимент, но сердце застучалось чуть быстрее, а к щекам побежала кровь… Я смущалась легко и быстро, и если у Антона была именно такая цель, то он отлично с ней справился. Но Антон рассмеялся и ответил: — Она. Кошечка. — И добавил уже под моим внимательным взглядом: — Но ты тоже ничего. Я возьму плед? — Да, конечно, — отозвалась я, пытаясь скрыть недовольство в голосе. — Для красивых кошечек ничего не жалко. Кстати, как ты понял, что это именно она? Неужели все разглядеть успел? Я хмыкнула, а Антон вздохнул. — У нее морда — женская. То есть, женская по-кошачьи. У котов таких не бывает. — Странно. Никогда раньше не замечала этого. Когда Антон осмотрел кошечку, которая действительно оказалась кошечкой, то сказал мне, что с ней все в порядке: особых повреждений на ее теле он не заметил, и Антон даже удивлялся, как она могла оказаться в лесу. Я предположила, что она сбежала из города, но мой собеседник с этим не согласился, сказав, что нормальные коты сделали бы так навряд ли. — Ну, навряд ли и навряд ли, — согласилась я. — Я ничего не понимаю в этих твоих котах. Даже в ненормальных. Сейчас кошечка вновь спала, свернувшись в пушистый комочек на моем пледе, и тогда я решила спросить: — И что ты будешь с ней делать? — Что-нибудь придумаем. Ты же не оставишь ее здесь одну, Оль? — Он несмело обнимал меня за плечи. — Поспрашиваю у знакомых, может, найдется тот, кто в таком счастье нуждается. — Поспрашивай, Антон, поспрашивай. Пусть кошка и спала, я ещё явно помнила ее темные глаза, в которых отражались звезды. Украдкой взглянув на Антона, заметила, что звезды в его глазах такие же. Ну да, под одним небом же сидим. Я плотнее прижалась к его груди и предположила: — Когда будешь спрашивать, не забудь про меня. — Я никогда про тебя не забуду, — заметил Антон, и эта его фраза, произнесенная так буднично, вновь заставила меня смутиться. — Но о чем ты говоришь в данный момент, понимаю не совсем. — Спросить у меня не забудь, балбес. — Я легко толкнула его в бок, но Антон все равно издал страдальческий стон. — И не кривляйся! Про кошечку свою не забудь у меня спросить, вот что я тебе сказать пытаюсь! — Про мою кошечку? Теперь страдала я. — Ты же все отлично понял. Когда будешь искать находке хозяина, спроси про нее у меня. Спроси у меня, не желаю ли я стать ее хозяйкой. — Ты хочешь забрать ее себе? Кошечка, лежащая по левую от меня сторону, потянулась, и я почувствовала ее когти на своей ноге: от острых когтей темно-серого комочка меня не спасли даже плотные джинсы. — Засоня. Может, покормить ее надо чем-нибудь? В машине, кажется, оставался бутерброд. С колбасой. Она открытая? Я схожу. Я встала с бревна, посмотрела на Антона и, освещая себе дорогу, пошла к машине. Одновременно думала о том, какую глупость совершаю, как буду страдать после этого и ругать себя. Но сейчас мне просто хотелось, чтобы частичка Антона всегда была рядом — тем более, мама уже давно мечтала о домашнем животном. Остановившись возле машины, я подняла глаза наверх и задумалась: а в моих, светло-голубых, глазах тоже отражаются звезды черно-синего неба? Но уже через секунду я распахнула дверь и потянулась за бутербродом, который собиралась отдать находке. Его находке. Или все же моей? Нашей. Общей, как и летнее звездное небо над головой.