Лёд и пламень Гилберта Грэйпа

      Они… они уехали куда угодно.       Куда угодно. Такая же глушь, только с менее выразительным пыльным пейзажем. Гилберт теперь понимал, почему местные жители путешествовали каждый год — тоска возьмёт смотреть на это захолустье без перерыва.       Но он не жаловался, он сам выбрал свою судьбу, свою свободу. И Арни недавно исполнился двадцать один год. И с Бекки у них всё замечательно. Они даже решили зимой пожениться, родить детей, да.       Бекки такая милая, добрая, смешливая девушка.       Бекки…       Имя, образ вызывал в памяти приятные воспоминания, губы сами стремились улыбаться.       Но…       Гилберт ужасно корил себя за это «но». Но ничего не мог поделать. Только он начинал думать о Бекки, о том, как придёт домой после смены в автомастерской, прижмёт её, поцелует, уложит на кровать…       Миссис Карвер…       Бетти Карвер врывалась в его мысли как огненный ураган страсти и — на столе, на диване, на стиральной машине, возле газовой плиты, на лестнице, у окна, просто на полу… Они трахались везде, в то время, как он… занимался любовью в кровати с Бекки.       Гилберта опять это глодало.       Он глубоко вдыхал, открывал глаза, видел скрытое полутьмой лицо Бекки… и снова закрывал их, чтобы — на столе, в ванной, в кладовке, у холодильника…       Гилберт любил Бекки, не жалел, что отправился с ней на край света. Бекки понимала его с полуслова, не пилила за промахи, хорошо относилась к Арни, который не стал взрослее. Но дальше… Воспитанная бабушкой, Бекки всего стеснялась. Она потрясающе целовалась при луне, и первая близость у них произошла довольно скоро, только с тех пор совершалась всегда в кровати, всегда в густой темноте, чуть-чуть разбавленной светом уличных фонарей сквозь щель в шторах, всегда молча, всегда в одной позе. Гилберт наклонялся прикусить её соски, лизнуть их — она изворачивалась, отталкивала. Гилберт спускался поцелуями ниже и ниже, чтобы приласкать языком нежный бутон между ног — она закрывалась одеялом и убегала. Она боялась накрыть ладонью его пах даже через ткань, а во рту член Гилберта последний раз побывал, когда миссис Карвер отсасывала ему, пока по телефону он разговаривал с ее мужем.       Гилберт любил Бекки, но постоянно думал о Бетти Карвер.       Миссис Карвер была раскрепощённой. Ненасытной. Вертелась на члене, как юла, подставляла попу. Сжимала интимные мышцы так, что от узости искры из глаз летели. И обожала проделывать всякие классные штуки с его пенисом языком и губами.       Миссис Карвер ничего для Гилберта не значила. Он просто её хотел — быть с ней раскрепощённым, ненасытным. Вспомнить, как это.       Гилберт часто думал, что можно найти любовницу здесь, в этом куда угодно. Но он боялся, что Бекки узнает, боялся ее травмировать этим. К тому же «трахаться» у него прочно ассоциировалось исключительно с миссис Карвер. Возможно, возбуждал сам факт быть случайно застигнутым её мужем в процессе.       Гилберт морально готовился к свадьбе. Но однажды:       — Дорогой, выключи свет. Бабушка и Арни только что легли, давай по-тихому?..       Он посмотрел на лежавшую в пижаме, наивно улыбающуюся Бекки и понял, что не выдержит.       — Милая… я… я скоро приеду… день или два… мне… очень надо.       Ему очень надо. Очень надо почувствовать дикую страсть на расцарапанной спине, спермой выплеснуть сжигающую в пепел похоть, измотанным осесть на пол и тяжело дышать, дышать. А потом вернуться и снова проводить ночи в тихой темноте, не вскрикивая даже на пике.       Гилберт сел в пикап, такой же старый и изношенный, как прежний. Миссис Карвер, теперь вдова, переехала в Сент-Луис, и он направлялся туда. Гнал до рассвета, изредка трогая готовый взорваться прямо в штаны член. Адрес нашёл в телефонной книге в придорожном мотеле. К дому ехал с тревогой и сомнениями. Они глодали изнутри: почему он никогда не обретёт свободу? Почему с одной женщиной имеет трепетную любовь, а к другой — жгучую страсть?       И вот — двухэтажный дом, маленький двор, стеклянная дверь…       У Гилберта замерло сердце. Хорошо, если он приехал зря, хорошо, если её пылкие чувства остыли. Или растаяли как мороженое.       Но Бетти Карвер смотрела на него сквозь стекло. Такая же кудрявая, стройная, без траурной ленты в волосах, в полупрозрачной кофточке.       Он открыл дверь, остановился на пороге.       — Гилберт, — произнесла она шепотом. — Гилберт, это ты? — казалось, она думала, что сходит с ума, видит желанную галлюцинацию, боится поверить своему счастью. — Гилберт, о, Гилберт! Ты приехал ко мне! Мальчики, идите во двор! Погуляйте!       Её голос набрал силу, набрал радостных эмоций, и сыновья, подросшие, нехотя убрались во двор. Он пропустил их в дверь, защёлкнул замок и пошёл к Бетти Карвер, на ходу снимая куртку, свитер.       Она всё поняла. Глаза заблестели, с губ сорвался стон, когда поцелуй коснулся её шеи.       — Гилберт, я снова замужем, я миссис Баррент, — сообщила она, млея.       — Хорошо, — ответил Гилберт и уложил её на стол, ему единственно было важно, что между ног у миссис всё-равно-какая-фамилия уже было влажно. Он задрал ей юбку, стянул мокрые трусики и втолкнул пальцы в горячую глубину, которые скоро заменит членом. Бетти застонала, вцепилась в него, но в следующую секунду поменяла их местами — теперь Гилберт лежал спиной на столе, его ноги свисали на пол, а между ними устроилась миссис Баррент. Расстегнула ширинку и взяла в рот. Гилберт шумно выдохнул и вцепился пальцами в столешницу, закрыл глаза и… не представил ничего. Всё, что было там раньше, — происходило здесь и сейчас, и это только начало.       Безудержные день или два.       А потом он уедет к Бекки и Арни.       А потом… Обсасываемый со всех сторон Гилберт знал, что у мистера Баррента вырастут охрененные рога.