Всем встать - суд идет!

Было уже далеко за полночь, но Виктор не спал. Сон для слабаков, знания — сила, так что он сейчас совмещал бодрствование с просвещением: искал информацию о Кацуки Юри, адвокате на завтрашнем заседании. И было такое ощущение, что это не адвокат, а член японской мафии: информации мало, и вся сплошь положительная. Виктор нахмурился: как прокурор он знал, что невиновных не бывает — бывают те, чья вина не доказана. Поболтав вино в бокале, Виктор отставил его в сторону и снова открыл фото. И снова ничего особенного, что могло бы оправдать славу «любовного адвоката», не увидел: неряшливая стрижка черных волос, огромные очки в синей оправе, взгляд опущен, словно Юри стеснялся смотреть в камеру… Обычный зашуганный парень. Да такое ощущение, что он дела выигрывает только потому, что все боятся, как бы его приступ от неудачи не хватил! Даже по фото видно, что сердце у него — что хрупкое стекло: только тронь — разобьется слезами, еще и сам будешь виноват! Уже час смотря на фото, Виктор никак не мог понять, за что Юри дали такое прозвище. Ладно, прозвище можно дать в насмешку — какие только погоняла прокурору не встречались! — но ведь Юри уважали. Уважали и опасались. А еще коллеги, когда узнали, что на завтрашнем заседании противником Виктора будет именно «любовный адвокат», сочувственно похлопали его по плечу и поздравили с почином. Дескать, с первым поражением. Сказали: тебе, Витя, повезло, что Юри у тебя будет первым — даже понравится. Виктору уже не нравилось, что от него, после череды безупречных выступлений, ожидают проигрыша. Потому его и мучила бессонница дольше обычного: надо составить тактику поведения, надо продумать, как представить суду улики… Найти бы видеозапись заседания с участием Кацуки Юри! Но интернет молчал, как серийный убийца перед неопровержимыми доказательствами. Лишь робко предлагал: может, вы имели в виду «юри», жанр аниме?.. Виктор методично просмотрел и его (для следствия любая мелочь может оказаться зацепкой!). Безуспешно. У Юри была самая чистая и безгрешная история. Значит, придется прибегать к крайним мерам. Крис набрал его сам, едва только скайп прогрузился. Хотя Виктор даже не удивился: привык, что его коллега и так все время в сети, ищет, кому слить море впечатлений от моря — потому и держал свой скайп выключенным. И ноутбук. И телефон. И к почте не подходил. И голубям окна не открывал. — Хай, Крис, дружище! — поздоровался Виктор и продолжил скорее, пока друг не акклиматизировался и не завалил его цунами подробностей: — Ты же работал с адвокатом по имени Кацуки Юри? Что можешь про него сказать? Крис, залитый ярким солнцем, сощурил глаза еще сильнее, словно оценивая его вид, — и вдруг рассмеялся: — Ба, да нашу легенду, живую Фемиду, поставили против любовного адвоката? И я не в курсе? Божечки-кошечки, да я не прощу ни тебе, ни себе, ни Пхичиту, если этот бой не заснимут во всех подробностях со всех ракурсов! — Зачем? — подозрительно спросил Виктор. — Хочу посмотреть, солнце мое, как тебя наконец нагнут. Если бы Виктор не знал Криса, решил бы, что тот желает ему зла. Или мучительного проигрыша — что, собственно, одно и то же. Но Крис был Крисом — его другом — и всегда говорил, что думал. Порой это мешало его работе: слишком откровенным получалось традиционное слово прокурора, — но его пока не уволили. В отпуск только отправили — как раз после проигрыша Юри. Сам Виктор в отпуск пока не торопился. — Ну, если тебе нечего сказать… — устав терпеть его насмешки, Виктор сделал вид, что собирается завершить вызов. Крис тут же замахал руками, останавливая его: — Ну прости, я забыл, что ты такая цаца обидчивая! — он надул губы, но уселся поудобнее и продолжил уже серьезно: — Если вкратце: Юри выигрывает дела за красивые глазки. Продлевать будете? Виктор фыркнул, наполнил бокал и с явным удовольствием выпил. Потом еще пальцем подцепил каплю, стекающую из уголка губ, и слизнул ее. Крис посмотрел на него снисходительно: — По сравнению с тем, что творит любовный адвокат, то, что ты показал сейчас, флирт пятилетней девочки. — Пятилетней? Пахнет статьей за растление малолетних, — Виктор прищурил один глаз и оставил бокал. Нажираться перед заседанием точно не стоит, он и так что-то увлекся. Нервничает, что ли? — Так что ты там имел в виду под красивыми глазками? — Что имел — то и сказал, — Крис пожал обнаженными плечами. — Нет, то есть, Кацуки приводит аргументацию и все такое — но его глаза не дают тебе ничего возразить. Серьезно, просто дух перехватывает, и можешь лишь слюни пускать молча! Я бы даже сказал, что он гипнотизирует взглядом, если б верил в подобную херомантию. — Крис! — ахнул Виктор. — Ты откуда набрался таких слов? — Вик, с нашей работой и не таких слов наберешься, — друг заливисто рассмеялся, а потом вдруг, извинившись, пропал из кадра. Но его слова заронили в Викторе зерно сомнений: про глаза Юри упоминали все, кто потерпел от него поражение. Говорили, что они необыкновенно красивы. Как по Виктору: ничего особенного, их даже не рассмотреть толком за этими очками! Виктор раздраженно закрыл фото, что отказывалось раскрывать все пароли, явки и секреты прозвища. И браузер, молчавший за компанию, тоже закрыл. И почему нигде не написана реальная причина беспроигрышной тактики Юри? Может, он наркотой промышляет — вот и, чтобы не посадили его клиента, подсаживает втихаря противников? А что — кто там разберет этих японцев! — Ты наверняка слышал: метод его работы называют «Эрос-Агапэ», — продолжил Крис, вернувшись. Волосы его стали чуть взъерошеннее, чем были, или Виктору кажется? — Юри — это Эрос. Он искушает присяжных своими словами так, что ни одной приличной мысли в голове не появляется еще сутки. А подсудимого — Агапэ — после его речи остается только причислить к лику святых. Да что там, после его речи можно свет вырубать в зале — нимб над головой подсудимого бесплатно все осветит! — Ты преувеличиваешь, — Виктор не смог сдержать скепсиса в голосе. — Тринадцать случаев подряд, Вик, — покачал головой Крис. — Все оправданы. Так что будь внимательнее: сначала Юри вообще не выглядит опасным, но поверь мне: он пользуется своим правом последней реплики по полной, выжимает из дела просто все соки, как искусный любовник. — Искусный любовник? — Виктор не мог дальше слушать этот бред. — Да он же натуральный девственник, Крис! Ему только скажи «секс» — сгорит от смущения разом, даже очков не останется! — Вик, лапушка моя наивная, — Крис отставил в сторону бокал с коктейлем, облизнул влажные губы и закончил на русском: — Там, где этот Юри, у всех на суде встает. Виктор расхохотался слишком громко для такого позднего времени: — Ты снова путаешься в русском: там говорится «Всем встать, суд идет». В ответ Виктор получил все тот же снисходительный взгляд, так и говорящий: «Да-а-а, детей находят именно в капусте. И аист — специальная птица-разносчик детей». — Дорогуша, я за годы общения с тобой хорошо изучил русский. Говорю «У всех встает» — значит, так и есть. — Оу, — только и смог сказать Виктор. Дело обещает быть интересным. — Так что удачи, — пожелал Крис, снова задумчиво рассматривая его наверняка помятое лицо. Виктор невольно провел рукой по волосам, приглаживая их. — Она тебе определенно понадобится. Советую заранее запастись смазкой, чтобы первый раз не был болезненным. Виктор покачал головой. Все-таки дружеская поддержка — самая необъяснимая вещь в мире. — Да там дело на изи! — отмахнулся он, чуть не сбив на пол бокал, в котором еще осталось вино. Из-за шума проснулся Маккачин, поднял голову и внимательно посмотрел на Виктора, ожидая, вдруг хозяин что прикажет. Хозяин же перевел взгляд на Криса и продолжил: — Всего лишь разборки между двумя подростками: один явный уголовник, а второй по-любому напросился. Сам знаешь, я такие дела решаю быстрее, чем ты останавливаешь сердце очередной свидетельницы своим фирменным взглядом. — Но-но, — Крис покачал перед камерой пальцем и глянул куда-то вбок. Глянул так, что Виктор понял: там явно кто-то есть, и третий лишний сейчас здесь не тот незнакомец, а он. Если в чем Виктор и мог быть уверенным в этой жизни, так в том, что Крис время даром не теряет. — Я завязал со свидетельницами. — И перешел на свидетелей? — Виктор приподнял бровь. Улика в виде запощенной недавно фотки, где Крис вдвоем с парнем, засветившимся в одном из его последних дел, указывала на это слишком явно. — Гляди, как бы тебе не перейти на адвокатов, — вернул ему подколку Крис, ничуть не смутившись. А потом заговорщически наклонился к камере: — Ладно, я что хотел сказать-то! Прикинь, меня медуза ужалила, прямо в зад! Сейчас покажу! Он начал подниматься, и Виктор незаметно дернул рукой. Громко гавкнув, Маккачин с готовностью подбежал к столу и лапами нажал на крышку ноутбука, закрывая. Виктор поощрительно потрепал его по голове: зная Криса, пришлось бы прощаться до утра, а там друг бы уломал его не завершать связь и взять ноутбук с собой на заседание. Виктор невольно вздрогнул, представив возможные реплики Криса. Бр-р-р, нет уж! Маккачин слез с ноутбука и сел у дивана, положив большую лохматую голову Виктору на ноги. Все-таки собака — лучший друг человека! Может, доверить завтрашнее дело Маккачину?..

***

Обстановка в зале была напряженной. Подсудимый старательно не замечал, как потерпевший прожигает в нем дырки во всех интересных местах, и складывал из выданных ему листков самолетики. Присяжные старательно не замечали, как самолеты проносятся над ними на бреющем полете, и переговаривались между собой. А Виктор старательно не замечал, что обсуждают они, как быстро любовный адвокат выиграет дело в этот раз. О его победе — несмотря на все заслуги — не высказался никто. Вот… неверующие! Виктор задумчиво прижал указательный палец к губам. Интересно, а ставки они принимают? Зарплата честного прокурора ведь небольшая, а так, когда он выиграет, можно будет махнуть к солнышку — уж слишком Крис раздразнил его своим загаром и плавками-стрингами… — Простите, я опоздал! — громкий голос спугнул крики чаек в голове Виктора. Прокурор поднялся и, приготовившись, посмотрел на явившегося с повинной. Мда — это было его первое впечатление от любовного адвоката. Да на такого наткнешься на улице и даже не заметишь! Мало того, что опоздал — так Юри, вдобавок, еще и споткнулся, чуть не выронив документы. Подсудимый громко пробурчал что-то матерное; Виктор отстраненно подумал, что тому можно было бы накинуть штраф за нецензурную лексику в здании суда… Но так и быть, Виктор сегодня добрый. У Виктора сегодня другая цель. Цель уже села за стол рядом со своим клиентом и теперь смущенно ерзала на месте, явно чувствуя себя неудобно. Да если б Виктор так оделся, он бы тоже себя чувствовал неудобно! Что это за галстук? Что за ужасный, не по фигуре костюм? Да за такую одежду надо срок давать! И исправительные походы в нормальные магазины. И вот это вот — воплощение Эроса? Насколько же надо быть закомплексованным девственником, чтобы считать супер эротичным такого… поросенка? Виктор сам не знал, откуда в его голове возникло подобное сравнение. Но суд — на редкость скучное зрелище, проходящее по одному сценарию, и, чтобы не заснуть, Виктор часто развлекался такими сравнениями. Вот сегодняшний судья — бык. Говорят, до крайности принципиальный, правда для него ценнее золота, так что на взятки реагирует, как бык на красную тряпку — сам от такого за решетку спрячешься. Подсудимый — котенок. Шкодливый, гадящий втихомолку по углам, шипящий и царапучий. Потерпевший — павлин. Вон как хорохорится. Себя Виктор считал надзирателем этого зоопарка. Главное, кормить всех вовремя: кого улыбочкой, кого вопросом — и он будет в выигрыше. Да, нечего переживать — все пройдет по плану! Сначала все и правда шло по плану: вошел судья, все встали (Виктор невольно вспомнил слова Криса и посмотрел на Юри: тот, вроде, не выказывал желания взорвать бомбу эротичности); секретарь представила всех участников процесса. Хотя Виктор и так знал состав: он-то побеждал не за красивые глазки, он еще до процесса знакомился с каждым участником, чтобы знать, чего от кого ожидать. И из всех только Юри заставлял его не отводить от себя взгляда. Подозрительного — а то вдруг Виктор моргнет и пропустит, когда судья в ответ на один лишь взгляд любовного адвоката ударит молотком и припечатает: «Оправдан!» Яков Фельцман — судья на этом заседании — не торопился хвататься за молоток. Он сложил большие руки в замок на столе и глубоким, зычным голосом начал: — Сегодня слушается дело по статье номер сто пятнадцать УК РФ умышленное причинение легкого вреда здоровью, вызвавшего кратковременное расстройство здоровья и незначительную утрату общей трудоспособности. Заявление подано шестнадцатого марта Жан-Жаком Леруа против Юрия Плисецкого. Обвиняемый, вы ударили потерпевшего цветочным горшком по голове. Вы раскаиваетесь? — Нет, конечно! — фыркнул Юрий. — Эта герань все равно почти засохла. — Юрий-чан, не обманывай: я купил ее за полчаса до нашей встречи! — неожиданно донеслось справа от Виктора. Жан-Жак от переизбытка чувств даже встал с места. — И она была еще свежей! — Я тебе не баба, чтобы разбираться в свежести цветов! Веник и есть веник! Суд начал напоминать ссору женатиков. Виктор закатил глаза и перевел взгляд на Юри. Неужели он не понимает, что такое дело не выиграть? Юри ни на кого не смотрел: он что-то быстро фиксировал себе в записную книжку, и ему явно не мешали все набиравшие громкость «показания». Фельцман громко постучал молотком — словно представлял на месте подставки голову то ли истца, то ли ответчика — то ли обе разом. Парни прониклись и замолчали. — Подсудимый, объясните: почему у вас вызвал подобную агрессию обычный почтальон? — Да достал меня этот спамоносец! — Юрий, было остывший, загорелся вновь. — Мало того, что ящик мне жопами розовыми засирает — а иногда и фотками своей, такая мерзость! — так еще вчера пришел ко мне с этим веником и говорит — танцуй, бля, тебе письмо! А я как раз письмо ждал важное, от родителей из-за границы! — И что же вы? Станцевали? — сдержанно поинтересовался Фельцман. Прозвучало как «дай признание и покончим с этим!». Виктор покачал головой: вот это акустика в зале! — Так этот пидор мне стриптиз танцевать предложил! — возмущение Плисецкого было столь велико, что Виктор чуть не засмеялся. И покосился на своего клиента: тот смотрел на эту картину совершенно влюбленным взглядом, идиотским таким. А может, ему и правда сильно по голове досталось, раз до сих пор перебинтована — вот у него теперь этот взгляд обычное состояние. — Я бы заплатил! — «утешил» его Жан-Жак. Виктор чуть не ударил себя по лбу; Юра ударил руками по столу, поднимаясь: — Слышь, мазохист, я тебе сейчас еще люлей отсыплю, а следующий кактус вообще в зад затолка!.. — Тут Юри молча дернул его за рукав, и Юрий раздраженно осекся. Потом зыркнул еще раз глазищами цвета бутылочного стекла и остроты «розочки» из той же бутылки — и плюхнулся на свое место. Юри прокашлялся: — Извините, ваша честь. Мой клиент хотел сказать, что это был не он. Оп-па, вот какую тактику он выбрал! Виктор не мог сказать, что при имеющихся уликах и всех-имеющем поведении обвиняемого она верная (скорее, провальная). А вот что мог сказать: голос у Юри оказался волнующим. Звонкий такой, с сочными нотками и сладким акцентом… нет, нельзя расслабляться! Виктор мысленно дал себе затрещину: надо помнить, о чем Крис его предупреждал! Нельзя с довольной лыбой плюхаться в ту же лужу! — Верно! — кивнул Плисецкий. — Если б это был я, он бы сейчас с ангелами пидорере устраивал! — Подсудимый! — не мог не отреагировать Виктор. Пора уже включаться в дело, пока он совсем из-за залипания на адвоката не выключился. — Вы угрожаете потерпевшему расправой? — Нет. Я желаю ему попасть в рай как можно скорее, — невинно улыбнулся Юра. Виктор готов был даже похлопать: маленький негодник оказался гораздо изворотливее, чем на первый взгляд. Что ж, тем интереснее. — Вернемся к обстоятельствам дела, — призвал всех к порядку судья. — Теперь я хотел бы узнать: поддерживает ли истец свои требования, признает ли ответчик требования истца, и не желают ли стороны кончить дело мировым соглашением? Жан-Жак даже не успел произнести своего фирменного «Юрий-чан». — Мирно истец будет в могиле лежать! — мрачно процедил Юра, сжав руки в кулаки. — Это угроза? — сдержанно поинтересовался Виктор, пытаясь поймать его второй раз. Послышался напряженный смех: Кацуки замахал руками, словно то ли случайно, то ли специально намереваясь дать своему клиенту в нос. — Это оборот речи такой! — произнес он. — Это забота! — хмуро подтвердил Юра, поднырнув под его руку. Виктор даже умилился их взаимопониманию — не зря, можно сказать, тезки. Вот только ему такая идиллия не на руку: ему бы не помешало вывести из равновесия если не подсудимого (с этим и без его участия справляются), то адвоката. К нему-то Виктор и обратился: — Не мог ли я видеть ваше лицо прежде? — спросил он задумчиво и подпер голову кулаком, сладко улыбаясь. — Милый Юри, мы точно встречались! Может, в прошлой жизни? Или на деле о серийном убийце? Юри открывал-закрывал рот, совершенно растерявшись, так что за него высказался русский тезка: — Извращенец! — Привлечен по такой статье не был! — парировал Виктор. Он был готов продолжить, но Фельцман снова призвал всех к порядку: теперь, стуча молотком, судья, верно, представлял голову Виктора — она что-то разболелась. И как работать в таких условиях?! — Господин прокурор, — обратился к нему Яков сквозь зубы. — У вас есть вопросы к подсудимому, или мы можем переходить к допросу свидетелей? Свидетелей у обвинения было мало, а если у защиты больше, то даже такое плевое дело может свернуть в совсем ненужную сторону. Так что Виктор кивнул и поднялся: — Подсудимый, я буду задавать вопросы, а вы отвечайте «да» или «нет». — Но это не совсем правильно!.. — попытался возразить адвокат, но, увидев усмешку Виктора, сразу скис. Верно: задавать вопросы он имеет право в любой форме. И любого содержания — пока его не остановят. А значит, надо использовать время с пользой: — Вы давно знакомы с потерпевшим? — Агась. — Ваши отношения можно охарактеризовать как «прохладные»? — Агась. — Вы ударили его горшком, потому что он самовлюбленный приставучий засранец? Под возмущенное «Эй!!!» Юра открыл было рот — и закрыл, заодно зло прищуривая глаза. Виктор едва сдержал улыбку: да как бы Юрий не ответил на вопрос, это докажет его вину. А значит… — Ваша честь, я протестую: такая постановка вопроса недопустима! — пожаловался Кацуки, и Фельцман принял его сторону. Сказал, что Виктору надо задать другой вопрос. Что ж. У Виктора как раз был один на примете: — А у вашего адвоката есть вторая половинка? — спросил он с совершенно серьезным выражением лица. — Это к делу не относится! — вспыхнул Юри. — Ваша ч… — Ябеда-корябеда! — подразнился Виктор, и Юри пристыженно умолк. — Так да или нет? Кацуки наклонил голову так, что подбородком наверняка давил на узел галстука, и что-то промямлил. — Что вы сказали? — задала вопрос Лилия Барановская, секретарь сегодняшнего процесса и, судя по слухам, бывшая жена судьи. Хотя, если судить по его на нее взгляду — такому же, как у истца на подсудимого — еще настоящая. — Молодой человек, говорите четче, я записываю. — Да! — воскликнул Юри слишком отчаянно и вызывающе, чтобы Виктор поверил. Но этот вариант ответа сыграл ему на руку как нельзя лучше: — Ваша честь, я не могу работать: господин адвокат разбил мне сердце! — патетично всхлипнул Виктор и прижал руку к груди. Юри обмер, потерянно и даже как-то обиженно глядя на него. Дескать: «Что я тебе сделал?» Виктор качнул головой, не зная, как сказать: «Еще ничего, но мне пообещали, что можешь, так что я тут перестрахуюсь немного». — Мозги на месте — так что работайте, — не проникся его страданиями Фельцман. — Я сомневаюсь, что они были изначально, — донеслось от обвиняемого. Виктор легкомысленно кивнул на его слова, но заметочку в голове сделал: вредным котятам срок на воспитание нужен побольше. Решив, что у стороны обвинения больше нет вопросов, их начал задавать сам судья: — Подсудимый, так почему вы ударили потерпевшего? Неужели не было другого способа, чтобы уладить конфликт? — В прошлый раз, гражданин судья, я пробовал его отравить, но безрезультатно, — криво улыбнулся Юра — не понять, серьезно он или нет. Кацуки ахнул. — И это я тут потерпевший! Эту сволочь надо посадить за домогательства к несовершеннолетнему! Да над ним природа отыгралась больше моего, сделав его дебилом! — Это не повод для его битья: дебилы — точно такие же люди, как мы с вами, — неожиданно вступила в разговор Мила Бабичева, штатный судмедэксперт. — К тому же ухудшение умственной деятельности вполне может быть связано с полученной травмой… — Со мной все в порядке! — возмутился Жан-Жак. — Ха! — Юра оглушительно хлопнул руками по столу, заставив всех вздрогнуть. — Раз у всех все окей и вообще хэппи энд, я могу идти, ваша честь? Он даже поднялся, невинно насвистывая что-то… — Сидеть! — гаркнул Фельцман, больше не сдерживаясь. От его приказа, эхом прокатившегося по залу заседаний, сели все: от собак охранников до Плисецкого. Последний, бурча себе под нос: «Надо же, какие тут все нервные!» — даже смиренно положил руки на стол, как школьник на парту. — Продолжаем. Господин адвокат, вам есть что сказать, пока мы не начали допрос свидетелей? — Разумеется, ваша честь, — Юри поднялся с места, коротко поклонился и постучал весомой кипой бумаг по столу, упорядочивая их. Виктор чуть не присвистнул: судя по объему, слушаться дело будет сорок дней и сорок ночей, а по истечению срока все, как предсказывал Крис, уверуют в бога в лице ответчика. Надо бы этого не допустить. — Прошу приобщить к делу выписку от психолога школы, в которой учится мой клиент. Здесь сказано, что Юрий — очень ответственный парень, спокойный, умный, всегда внимательно выполняет задания. У него отличные оценки по всем предметам… — И особенно по физкультуре, — вмешался Виктор. — Ну, знаете, по метанию мячиков разных или горшков с цветами… — А еще он ни разу не был привлечен к уголовной ответственности, — продолжил Юри, невозмутимо поправив очки. — Так что я думаю… …что его надо отпустить. Не так быстро! — Ваша честь, я протестую — мистер Кацуки отвлекает меня своей милой улыбочкой! — выпалил Виктор, встав из-за стола. Даже пальцем указал, чтобы обвинение смотрелось весомее. — Я?! — Юри мгновенно сбился с серьезного настроя и покраснел. — Да нет же, это неправда! Я ничего не делал! — Делал! Прокурор не может обманывать — я дал клятву! — заверил его Виктор и послал воздушный поцелуй. Юри бессильно уронил голову на стол и прикрыл уши руками — но Виктор не сжалился: — Очень милая улыбка! Такая красивая, Юри, давай поужинаем сегодня вместе? — Виктор, перестаньте! — взмолился адвокат. — Отклонено! — очнулся судья и застучал молотком. Дразнить Якова и спрашивать, что именно отклонено — начальный протест или последующее приглашение на ужин, — Виктор не стал. А то скамья подсудимых широкая, места всем хватит — лучше лишний раз не провоцировать судью мыслью, что решетка тебе к лицу. — Подсудимый, а у вас есть алиби? — поинтересовался Виктор. — А что это такое? — подозрительно сощурился Плисецкий. Какое наивное дите: Виктору даже на мгновение стало совестно так над ним издеваться. Но работа у него такая, платят ему за это. — Ну, видел вас кто-нибудь в то время, когда было совершено нападение? — пояснил он. — Слава Богу, никто! — воскликнул, расслабившись, Юра — и осекся. Кажется, его адвокат был готов побиться головой об стол. Наблюдая эту картину, Виктор лишь фыркнул: да ему даже говорить ничего не надо, подсудимый сам себя отправит за решетку! Но слова Криса не давали ему покоя, так что надо бы помочь Юрию в таком нелегком деле. Кстати, о помощи: — Вам кто-то помогал? — спросил Виктор. Жан-Жак обмолвился ему, что Юра в тот день был дома не один, вот и пришлось действовать настойчивее. — Да я эту шпалу и один перебить сумею! — оскорбленно воскликнул Юра. Виктор уже привык к его вспышкам и сейчас понял: эта была более нервной. Хм. Значит, был-таки этот третий лишний, яблоко раздора. И как же зовут наше яблочко? Конечно, Виктор уже знал его имя — попросил пригласить этого свидетеля в зал. Правда, судя по показанному диапазону эмоций, это было не яблочко, а какой-то сухофрукт. — Клянетесь ли вы говорить правду, только правду и ничего кроме правды? — спросил по форме судья у Отабека Алтына. Тот выдал короткое «Клянусь». Виктору этот Отабек сразу не понравился: с таким выражением лица подобные ему люди и комедии смотрят, и трупы в подвале расчленяют. Темная лошадка, в общем. Как говорится, «скажи мне, кто твой друг, и я скажу, сколько вам вдвоем сидеть». После одного взгляда на Алтына Виктор не сомневался: перед ним сейчас подельник Плисецкого. Наверняка работают в паре: один глушит людей геранями, второй держит эту мелочь на своих плечах, чтоб до макушек доставала — а потом они вместе очищают карманы. Вопрос был только один: почему Крис так отозвался о совершенно невинном на их фоне Юри? Виктор поймал себя, что, при попытке сосредоточиться на ходе допроса свидетеля, снова и снова поворачивал голову на Юри, вглядывался в его лицо, находя его все более милым, все более… эротичным? А с коротких движений, как Юри облизывал перед речью пересохшие губы, или как он прислонял ко рту палец, покусывая ноготь, у Виктора фантазия разгуливалась далеко за пределы этого зала. Например, к его спальне, где Юри бы очень красиво смотрелся на алых шелковых простынях, намного лучше, чем здесь, в этом своем полосатом галстуке! В общем, кажется, Крис был в чем-то прав: Юри действительно был опасен своей неопасностью. Когда же Виктору все-таки удалось сосредоточиться на деле, допрос свидетеля уже был окончен. Отабек уже занял свое место в зале, а адвокат пытался донести до суда, что Юрий бы просто не смог нанести такой силы удар со своим ростом (А Виктор не зря подумал, что Алтын его на плечи подсаживал! Точно подельник!) — Давайте проведем следственный эксперимент, — с излишней любезностью предложил Юра. — Я просто не дотянусь! Жан-Жак хмыкнул: — А я тогда наклонился! Если помнишь, я хотел украсть твой поцелуй, принцесса! О, видимо, Юрий помнил: он резко посмурнел, поджал губы и зашарил рукой по столу, словно хотел найти горшок. И правда хотел: — Эй, дайте мне мою улику — не люблю оставлять дело недобитым! — процедил он. Его адвокат в очередной раз хотел было попросить слово и возразить, что это был оборот речи, никого этот милый подросток обидеть не хочет, а целеустремленность вообще положительное качество!.. Но судья неожиданно остановил взгляд на Жан-Жаке и нахмурил кустистые брови: — Украсть? — переспросил Яков. — Истец, так вы признаете, что хотели обокрасть обвиняемого и это была самозащита? — О да! — хохотнул Виктор, отстраненно понимая, что таким-то темпом за решетку скорее отправился истец. Да с Юри точно нельзя сводить взгляда! — Хотел совершить взлом невинности с последующим глубоким проникновением! На мгновение воцарилась тишина, нарушаемая лишь еле слышным перестуком клавиш: секретарь дотошно фиксировала все сказанное. А потом Фельцман побагровел от смущения и злости: — Господин прокурор, ведите себя серьезнее! — Серьезнее? — вдумчиво переспросил Виктор и посмотрел на готовящего очередную порцию бумаг Юри. А потом растянул губы в лукавой улыбке: — Юри, выходи за меня замуж! У Кацуки руки дрогнули: бумаги высыпались и разлетелись по залу. Плисецкий громко, надсадно закашлялся: — Я передумал! Я признаю свою вину! — почти закричал он. — Посадите меня скорее, только чтобы я больше не участвовал в этой гейской драме! Пожалуйста, вашу ма… то есть, ваша честь! — Плисецкий даже руки под наручники покорно протянул вперед. Юри бросил собирать бумаги и, мелодично рассмеявшись, перехватил его руки, с нажимом опуская. В зале повисло растерянное молчание. Да что там, даже Виктор не надеялся на такую бурную реакцию! Виктор надеялся на… согласие? Бр-р-р, да что с ним такое? Плисецкий все никак не успокаивался: — Ваша честь, я прошу заменить мне адвоката! — вдруг заявил он. — Этот очкарик совершенно не интересуется моим делом! Это было его право — хотя это было грубо. Виктор даже невольно посочувствовал Юри и понял, что этой своей победой насладиться точно не сможет. Неправильная она, с дисквалификацией-то соперника. — А что вы скажете? — спросил Фельцман у адвоката. Виктор в это время, желая подбодрить расстроенного Юри, как раз дорисовал пальцем в воздухе «Я тебя люблю», подмигнул и послал воздушный поцелуй. Плисецкий толкнул Юри, и тот, смутившись, спросил: — Простите, ваша честь, что вы сказали? Я прослушал… Юра громко застонал: — Господа присяжные заседатели! Сам факт того, что я выбрал его своим адвокатом, свидетельствует о моей полной невменяемости! Прошу занести это в дело! Присяжные зашумели; Виктор уже не поспевал за ходом следствия — и просто расслабленно подпер голову кулаком, наслаждаясь зрелищем. Ладно, открыто залипая на Юри. Ну же, ситуация безвыходная, покажи уже свой хваленый Эрос! Желательно наедине… Окончательно запутался в деле, видимо, не только он: судья объявил десятиминутный перерыв и удалился с присяжными в комнату совещаний. Вскоре оттуда донесся его басовитый и возмущенный голос: «Да этот Никифоров всегда делает, что хочет! Он думает только о себе и никогда не будет заботиться об истине!!!» Ого как. Нет, Виктор, конечно, догадывался, что многих раздражает, что он не следует инструкциям. И что еще больше их раздражает — при этом он умудряется выигрывать дела. Но чтобы это раздражало так громко, явно не в первый раз… Вот и верь потом приметам, говорящим, что икота нападает, если тебя поминают нелицеприятно! Судя по многоголосому согласному хору, икота давно должна была стать причиной его смерти. Прислушавшись, Виктор даже не заметил, как Юри оказался прямо перед ним. И не замечал бы дальше, если бы адвокат внезапно не схватил его за галстук и не притянул прямо к своему лицу, близко-близко. Виктор сначала даже не понял, что не так, а потом до него дошло: на таком расстоянии от его дыхания стекла очков должны были запотеть — но не запотели. Юри снял очки — и Виктор просто рухнул в его глаза: бездонные, порочные, такие чистые и упрямые, что просто невозможно сопротивляться! Здравствуйте, любовный адвокат. Приятно познакомиться. К вам или ко мне? — Если думаете меня смутить своими шуточками, то не на того напали. Я доведу это дело до конца — так что смотрите и наслаждайтесь! Как будто мало было слов, брошенных таким вызывающим тоном — так Юри еще и поцеловал его! Прикосновение его губ было коротким и мягким — раз и все! — но Виктор не был уверен, что сможет шевелить губами в течение дня. Он даже пальцами к ним прикоснулся, ожидая почувствовать эффект, как от заморозки. Но рука — чувствовалась. Губы Юри, казалось, тоже все еще чувствовались — и их хотелось почувствовать не только там. Виктор не видел себя со стороны, но мог поклясться: сейчас с истцом они смотрят на сторону защиты совершенно одинаковыми идиотскими взглядами. Докатился. Юри же спокойно прошел обратно и надел очки, снова превращаясь в смущенного ботаника. Но Виктора теперь было не пронять этой маской. — Вау, — с усилием придя в себя, присвистнул он. А дело принимает опасный оборот. Если Виктор не сможет удивить Юри больше, чем его самого удивили сейчас — дело проиграно. Но за секс в публичном месте — тем более, в зале суда, — по головке точно не погладят, а больше у Виктора вариантов борьбы с любовным адвокатом не было. Так что лучше удивлять кого-нибудь другого — и десять минут как раз истекли. — Всем встать — суд идет! — объявила секретарь. Когда Виктор поднялся, ноги у него еще слегка дрожали от пережитого, а в паху не слегка давило, но это мелочи. Это пройдет — в отличие от позора проигрыша. Значит, надо брать быка за рога. — Суд принял решение удовлетворить просьбу ответчика и отстранить от дела адвоката Кацуки Юри, — слова судьи стали полной неожиданностью. — Повторное заседание пройдет через неделю… Виктор почему-то не мог смотреть на то, как Юри опустил голову, разом теряя весь свой пыл и возбуждающую жажду справедливости. — Протестую! — воскликнул он, вставая. — Вы убиваете нашу любовь своей жестокостью, ваша честь! — Не-нет у нас любви! — тут же вскинувшись, запротестовал Юри. То, что надо! И как он так фразы подбирает? Незаметно ему подмигнув, Виктор патетично наставил на судью палец: — Вот, уже нет любви! Убийца! — Все, с меня хватит! — взъярился Фельцман и грузно поднялся, нависая своей тенью, казалось, над всем залом. Виктору вдруг захотелось присесть, но он огромным усилием заставил себя остаться на месте. — Заседание пройдет повторно через неделю с новыми адвокатом и прокурором, и там я, наконец, засажу эту малолетку за решетку на год строгого режима! Пока Виктор раздумывал, лучше ли изгнание, когда ты отправляешься в него со своим как бы врагом, Жан-Жак вскочил с места — слишком резко и ловко для его травмы: — Как на год?! Нет, я так не согласен, я забираю свои обвинения! Я не хочу лишиться возможности видеть Юрия-чана на целый год! Теперь была очередь Плисецкого возмущаться: — И я не согласен — год это слишком мало! Посадите меня пожизненно, только оградите от этого сталкера-извращенца, пока я его и правда не пустил на удобрения! — Молча-а-ать! — Яков застучал молотком так, что сломал его. Треск дерева прозвучал, как треск костей — весомая угроза. Все резко присели. — Вы меня в могилу сведете! Все! Суд постановил назначить наказание в виде двух недель домашнего заключения для всех четверых! Приговор окончательный и обжалованию не подлежит! Только попробуйте сунуться с апелляцией: я эти бумажки вам засуну в такие места, что все следующее заседание будете стоять! — он шумно выдохнул через ноздри и уже спокойнее повернулся к секретарю: — Лилечка, последние предложения можете не записывать. Она кивнула и отодвинула от себя ноутбук. Фельцман перевел тяжелый взгляд обратно в зал и мрачно спросил: — Вы еще здесь? Живо отбывать наказание, пока я вам исправительные работы не назначил! В короткое время зал покинули абсолютно все. Ответчик убежал первым, истец со словами: «Юра, прости, я не знал, как мне еще с тобой поговорить! Да ты с этим Алтыном проводишь времени больше, чем со мной!» — за ним. Последнее, что Виктор услышал, прежде чем они скрылись за поворотом: Жан-Жак обещал оформить на Юру кучу журналов и так навещать его чаще, если тот не согласится хоть на одно свидание. Наверное, стоило его предупредить, что по тому коридору много цветочных горшков… Но это уже не проблема Виктора. Его проблема, спрятавшись за очками и папкой с делом, хотела незаметно прошмыгнуть мимо. Виктор догнал его и пристроился рядом: — Ну говорите! Говорите, что вам там еще от меня нужно! — Юри вскоре не выдержал такого соседства и остановился. Виктор отметил, что они застыли как раз в том коридоре, где Жан-Жак задал свой вопрос — и, кажется, здесь раньше был шикарный горшок с кактусом фаллической формы. Был. Виктор перевел взгляд на Юри и глупо улыбнулся. Что нужно? Да он и сам не знал. Не знал, зачем заступился на заседании, не знал, зачем пустился в догонялки с преследованием, не знал, зачем залипает сейчас на горшок с белыми лилиями… А, вспомнил: — Так вы согласитесь со мной поужинать? — В ответ Юри растерял все свое раздражение, удивившись, так что Виктор решил закрепить результат: — За мой счет! Как компенсация! Верно, а то вдруг доведется еще раз столкнуться в зале суда? А Виктор так и не узнал о Юри всего, и его Эрос увидел только краем! Но даже края хватило, чтобы понять: проиграть Виктор может, как два пальца об решетку. Так что о столь скрытном сопернике надо узнать все. Абсолютно все. Что он ест, как он спит, что он первое говорит утром, в какой позе больше любит… Все надо для дела, да! — А как же арест? — ушел от ответа Юри. Виктора было не так легко смутить: — Значит, закажем ужин на дом! — Но ведь под домашним заключением судья имел в виду, что мы будем находиться по разным домам, — как-то неуверенно возразил Юри. — Да? — удивился Виктор. — И где это написано? Юри глубоко вздохнул — и это было сродни стуку молотка. Верно, у Виктора каждый приговор окончательный, и жаловаться бесполезно: закроет уши и будет говорить «А я тебя не слышу!» — Я знаю неподалеку японский ресторанчик… — предложил Юри и робко спросил: — Пойдем? Виктор радостно улыбнулся, пряча за спину горшок с лилиями. А что? Где один пропавший, там и два! Точно докатился. Мало того, что дело не выиграл, так еще и в воры заделался… Но ведь он и не проиграл, верно? А Юри, как оказалось, лилии любит. И глаза у него действительно красивые — особенно когда кроме очков на нем одежды больше нет…