В ожидании или Ничего страшного

Телефон зазвонил. Ханджи схватила его со стола, едва не смахнув кружку, глянула на дисплей и разочарованно поморщилась, Моблит понял — не Майк. Ханджи заговорила о поставках немецкого вина, а он вернулся к нарезке картофеля, на обед предполагались запеченные в оливковом соусе ломтики со стейком. Майк обещал позвонить сразу же на выходе из больницы, но прием был назначен на полдень, а уже три часа, и никаких от него вестей. Моблит почесал бровь тыльной стороной ладони, у плиты было жарковато. Процедура УЗИ — безопасна, состояние Нанабы максимально хорошее, он сам видел её карту. Ещё вчера никаких жалоб у неё не было, вряд ли что-то пошло не так. Пот набегал на глаза, Моблит сорвал с держателя пару бумажных полотенец, вытер лицо и распахнул окно настежь, в кухню ворвался свежий апрельский воздух. — Может, я сама позвоню? — спросила Ханджи, положив трубку. Моблит передернул плечами. — Не разводи панику, — сказал он спокойно. — Прием могли перенести, если перед ними случилась какая-нибудь сложная пациентка, могли сами опоздать, да банально забыть телефон дома. — Оба? Моблит скептично задрал брови, дескать, не придирайся и веди себя по-взрослому. Телефон затрезвонил опять, у Ханджи на звонке стояла какая-то из стандартных мелодий, звук, на вкус Моблита, был дикий, оба дернулись, но на сей раз это был Армин с отчетом по вопросам подготовки к масштабному банкету. — Тогда смс-ку напишу, — сказала Ханджи, поговорив с ним. — Ну невыносимо же! Речь о твоей сестре, между прочим. — С которой сейчас твой практически брат. Давай полчаса подождем. В любом случае, если консультация по какой-то причине затянулась, наше любопытство сейчас совершенно не вовремя. Он дернулся, когда в кармане завибрировало, показалось, будто схватила за бедро дрожащая рука. Выругавшись про себя, достал телефон, выдохнул, увидев имя, ответил: — Да. — Это я, — сказала Нанаба на том конце линии. — Извините, что так долго не объявлялись, пришлось отпаивать Майка молочным коктейлем в ближайшем кафе. Моблит неуверенно переспросил: — М? Что, прости? Нанаба коротко рассмеялась, сказала, что всё хорошо, дурных новостей ни единой, и даже нет поводов для беспокойств. Они сейчас приедут. Майк держал на коленях четыре больших стакана с молочными коктейлями — два клубничных, два ванильных, — и тягостно молчал. Нанаба за рулем молчала тоже, только косилась на мужа на светофорах и улыбалась стиснутыми губами, еле сдерживая накатывающий смех, — такой он был растерянный, сплошные два метра на центнер веса недоумения. Изумления даже. Почти отрицания. Всё у них было очень хорошо. Прошлым летом достроили беседку во дворе, закончили зимнюю площадку ресторана, которая пришлась посетителям по душе, и уже трижды успела окупить затраты на неё. Эмма подрастала, её отдали в детский сад, и у Нанабы освободилось время. Она наконец заново подтянула язык, брала переводы и даже несколько раз снова сопровождала ресторанных критиков в качестве переводчика, старое агентство с большим удовольствием снова стало сотрудничать с ней. Даже лабрадор Цезарь радовал примерным поведением и отличным здоровьем. И они решили, что настало время для второго ребенка. И сделали! Вышло быстро, не пришлось ждать, как с Эммой, целый муторный год, буквально на третий месяц Нанаба вбежала утром в их спальню, Майк ещё не проснулся толком, и швырнула ему поверх одеяла положительный тест. Он был растроган, целовал её в шею, плечи, горячие щеки и всё вышептывал: — Милая, любимая, дорогая моя. Совсем защекотал щетинистой своей бородой. А вечером вдруг сказал, уже лежа в постели: — Как думаешь, кто будет? Нанаба не знала. Нет, она читала, конечно же, все эти розовые истории о женщинах, которые с первых же дней ждали непременно дочку или сыночка, и точно-точно знали, кто же именно давит им на мочевой пузырь, но с ней такого не было в первую беременность, и не было предпосылок к тому, что это случится во вторую. — Не знаю, — осторожно сказала она. — А кого ты хочешь? Майк подышал ей в волосы, неуверенно промямлил, что всё равно, но после сказал: — Я думаю, будет мальчик. Только не смейся — чувствую. Счастье какое. Дело было, конечно, не в поле, Майк бесконечно любил и дочь, и не было для него ничего приятнее возни с нею и радостнее ответной её любви, но мальчик — это будет новое, интересное, и он будет похож на него, в конце-то концов! И пусть у него будет майков нос, внушительный и благородный, и рост под два метра, и широченные плечи, чтобы Майк на закате лет посмотрел на него однажды и увидел себя, молодого и крепкого, и сердце его возрадовалось! Нанаба отнеслась с пониманием, у неё-то была уже своя точная копия, так почему бы Майку не желать того же себе? Он хороший отец, и он это заслужил. Так что она даже почти не посмеивалась, когда Майк достал из закромов свои старые боксерские перчатки, купил вертолет, который Эмма тут же экспроприировала, и пластиковых роботов, которые Эмме не приглянулись. — Говорят, — сказал он Нанабе после первого посещения врача, — мальчики отстают от девочек в развитии. — Кто это говорит? — удивилась она. Майк смутился. — Ханджи мне так говорила. Нанаба погладила его по плечам и сказала утешительно: — Я думаю, он будет весь в тебя. — Правда? — Ну конечно же. Самый умный и красивый. С моими глазами. На эту уступку Майк, в принципе, был согласен. — У нас будет сын! — сказал он Ханджи на другой день, когда встретил её в коридоре, проволок за руку и втолкнул в кабинет. Ханджи замахала руками в притворном ужасе: — У нас?! Быть не может! Потом обняла, погладила спину, вспомнила, какой Майк был тощий в тринадцать лет, когда они подрались, не договорившись, кто будет первым бросать мяч. Ханджи тогда повалила его на пол и помнила, что был он — сплошные кости. Потом, конечно, выправился, вон какой стал огромный, взрослый совсем, второго ребенка ждет. — Почему раньше не сказал? — спросила с легкой обидой. Суеверием Майк никогда не отличался, значит, не доверял? — Ты что! — ответил он тоже с обидой. — Ты первая, кому я говорю, вчера только сами узнали. Нахмурившись, Ханджи посмотрела поверх очков. — И уже знаешь, что точно сын? — Ага, — ответил Майк и просиял улыбкой пуще прежнего, — знаю. Эмме сказали, что будет братик. Она насупилась, сморщила нос и отошла молча. Майк и Нанаба переглянулись — не рада, что ли? Сама же спрашивала, нельзя ли второго ребенка организовать, потому что с родителями, конечно же, весело, но и приятеля для игр хотелось бы тоже. Правда, это было до сада, теперь она завела друзей и даже возлюбленного, который, несмотря на возмущения воспитателей, таскал ей цветочки с клумб и отдавал свой обеденный апельсин. — Милая, — сказал Майк, присев на корточки, — ты не рада? Эмма нахмурилась сильнее и вышла из комнаты. Родители поглядели друг на друга снова и проследовали за ней. Вот ещё новости, успела заиметь понятие о ревности? Эмма тем временем миновала коридор, заглянула в кухню, вернулась тем же путем к лестнице и стала подниматься на второй этаж. — Солнышко, — сказала Нанаба, — что ты ищешь? Эмма свернула в детскую, где посреди стащенных с постели мягких игрушек дремал Цезарь. Она перешагнула через него, едва не наступив на золотой бок, опустилась на колени позади и крепко обняла за шею. В глазах у неё уже стояли слезы. Майк кинулся к ней, понял, что разжать хватку невозможно, Цезарь же, обрадованный присутствием всех хозяев, завилял хвостом и попытался встать. Эмма ткнулась лицом в его шерсть, там осталась мокрая полоска, и выговорила с ужасом: — Вы теперь прогоните Цезаря? Майк и Нанаба вытаращились в недоумении, а Эмма добавила с надрывом в голосе: — Я с ним уйду! Он мой друг! Нанаба села прямо на ковер перед дочерью и собакой, взяла мужа за руку. — Милая, с чего ты это взяла? Почему мы должны выгонять Цезаря? Эмма держала лабрадора крепко, и весь вид её говорил, что не оттащить и не оторвать её от него. — Все родители выгоняют зверей из-за младших. Майк тоже сел, подобрал ноги и сгреб к себе всю семью: дочку с собакой и жену с будущим сыном. Твердо сказал: — Не все. С тех пор братика ждали вместе. Вскоре об этом узнали родственники и друзья, и в ресторане каждый слышал, что у хозяина будет второй ребенок, будто об этом нельзя было догадаться по его вечно сияющему лицу. Вокруг Нанабы, когда она изредка появлялась, чтобы забрать у Саши конфеты или просто выпить кофе, когда оказывалась поблизости, плясали с особым трепетом, даже самые угрюмые представители коллектива. Нанаба злилась, говорила, что нечего акцентировать внимание на её состоянии, тем более, что оно в полном порядке, но как было отказать в искренней благодарности, когда шеф-повар самолично готовил для неё даже простейший салат, никому не доверял. — Раз будет пацан, — приговаривал он у столика, — тебе сил набираться надо, такого лося придется рожать. Отважная женщина. Саша каждый раз уточняла, не изменились ли предпочтения клиентки в связи с беременностью? «Папа говорит, что мама грызла мел, вам не хочется?». Нанаба смеялась и отвечала, что нет, конфеты с фисташками по-прежнему самые любимые, но вот попробовать что-нибудь оригинальное не отказалась бы, потому что случаются моменты, когда чего-то хочется, но неясно чего. Да у неё такое и вне беременности случалось. Такое у всех случается. Говорила, а лицо делала серьезное-серьезное, и держала губы ниточкой, пока Саша не начинала смеяться. Особым усердием, конечно же, отличалась Ханджи, для которой, как она не уставала повторять, дети Майка были всё равно что родные племянники. И судя по её отношениям с Эммой, это было чистейшей правдой. Моблит, который и был ей дядей, хоть и двоюродным, как кровный родственник вовсе в расчеты не шел. Но никто, разумеется, не сумел бы сравниться с отцом. Иногда Нанаба задумывалась, точно ли она носит ребенка, а не Майк иногда отдает его ей на хранение. Майк приходил домой, мыл руки, и они сразу же шли, как он говорил «контактировать». Нанаба садилась на диван, обкладывалась подушками, с одной стороны, чтобы не трудить спину, а Майк ложился ей на колени, щекой к растущему животу, и излучал такое неподдельное счастье, что Нанабе казалось, будто она подключена к розетке, из которой в неё, как ток в лампочку, поступают силы, радость и даже удовольствие от этого своего состояния, хотя и абсолютно здорового, но местами всё же не очень удобного. Майк говорил: — Я так жду тебя, мой мальчик. Ребенок, точно заслышав его, поворачивался внутри, Нанаба смеялась, до чего им обоим не терпится увидеться наконец. Да она и сама ждала, хотя впереди был ещё не один месяц. Почему дети не берутся просто из воздуха или каких-нибудь питательных капсул? Или их не рожают мужчины? Это было бы честно, раз уж они больше и сильней. Первая УЗИ-диагностика показала, что ребенок здоров. Майк с Нанабой переглянулись. Она лежала на кушетке с голым, измазанным гелем животом, кожу холодило, как от ментоловой мази. Майк взял её за руку и спросил врача: — А пол? Мы не хотим сюрпризов, хотим знать. Нанаба посмотрела на него, и в глазах у неё читалось смешанное со смехом удивление, как так, даже спрашивает, будто сам не стопроцентно уверен лучше аппарата УЗИ. — А пол, — сказал врач, повернувшись на крутящемся стуле, — не виден. Вот, — он обвел около монитора карандашом, — его или её ягодицы. Может быть, в следующий раз повернется удачно для нас. Не волнуйтесь, будет ещё минимум две процедуры, к родам вы точно будете знать, мальчик у вас или девочка. Или это принципиальный вопрос? — Нет, — ответили они хором, — нет-нет! А Майк всю дорогу до дома посмеивался, какой у него воспитанный растет парень, уже стесняется светить достоинством. — Хотя, — заключил с довольством, — он будет весь в меня, есть что прятать. Нанаба закатила глаза и попросила от таких шуточек воздержаться, тем более она в курсе и помнит, как этот ребенок был зачат. И ещё несколько месяцев о нем говорили как о сыне, братике, племяннике, мальчике, одним словом, пока… — Поздравляю, — сказал врач, — это определенно девочка. Майк выпустил нанабину руку, похлопал глазами, будто попала соринка. Переспросил: — Простите, что? — Девочка. Дочь. Вот, — он, как и в прошлый раз и даже тем же самым, наверное, карандашом обвел черно-белое изображение на мониторе, где неподготовленный глаз увидел бы только густые чернильные штрихи. — Видите пенис? Не видите? Потому что его нет. Знаете, у кого нет пениса? У девочек. Что я вам рассказываю, у вас самого есть жена. Майк перемялся с ноги на ногу, потом вдохнул, как будто хотел вобрать в легкие весь воздух в кабинете и врача заодно. Нанаба смотрела на него с беспокойством, врач — с профессиональным спокойствием. — Что вы так взволновались? Дочери ничем не хуже сыновей. Майк сглотнул, Нанаба потянула его за руку, и он присел на край кушетки. — Если это такой принципиальный вопрос, — продолжал врач, — то стопроцентную гарантию нужного пола дает только усыновление, а собственный ребенок — это всегда лотерея. Успокойтесь, папаша, не расстраивайте жену, дочка точно такой же ваш ребенок. Майк поднял руку, отер лоб, отодрал прилипшую челку. — Я знаю, — сказал он. — У меня уже есть дочка. Когда Нанаба остановилась у дома Ханджи и Моблита, Майк переставил стаканы с коктейлями с колен, повернулся к ней и протянул руки ладонями вверх. Нанаба отстегнула ремень, развернулась и вложила в них свои. — Я не обидел тебя? Это было, — он облизнул губы, подбирая слова, — некрасиво с моей стороны. Плохо. По-мудачески просто. Нанаба смотрела на него, склонив к плечу голову, и легко улыбалась. — Ты очень расстроился. — Нет! — вскинулся Майк. — Что ты, нет! То есть… Нет, это точно не расстройство, и я не потому всё это, что хотел обязательно мальчика. Какая вообще разница? — Нанаба хохотнула, он хмыкнул тоже: — Да, тупо теперь звучит после стольких недель. Но всё равно. Это не значит, что я не буду любить её. Он стиснул пальцы Нанабы, высвободил одну руку, тронул её живот. Ребенок подался к ладони, и Майк вздохнул. Он так к ней… неправильно, а она всё равно к нему тянется. Девочка. — Я знаю, — сказала Нанаба. — Ты будешь её любить. — А как мы это объясним Эмме? Она уже всем рассказала, что будет брат. — Скажем, — серьезно сказала Нанаба, — что папа ошибся. Майк кивнул: — Справедливо. Ты не подбирала ещё имена? А то я только мужские. Не пригодятся теперь. Да и они все какие-то не очень, если уж честно. Надеялся, что подвернется что-нибудь действительно стоящее, а всё как-то нет. Понятно теперь, почему. — Есть,— сказала Нанаба, — несколько вариантов. Эмму назвали, и здесь что-нибудь придумаем. Да? — Да, — кивнул Майк. Нанаба отняла руки, забрала с заднего сидения сумку, открыла дверцу, но Майк выходить всё ещё не спешил. Она повернулась к нему снова. — Ну? Что такое? Если испытываешь чувство вины, можешь искупить его сытным ужином или я ещё что-нибудь придумаю и скажу. — Она потянулась, погладила его по щеке. — Майк, всё в порядке. Я не обижаюсь на тебя и не сержусь, я даже не думала, что ты не будешь её любить. Это же наш ребенок. — Да, — кивнул Майк и улыбнулся, — конечно, всё верно. Только один момент. — Ну что ещё? — Что если она правда будет похожа на меня?!