Вышел месяц из тумана...

— Гарри, ну что с тобой? Зачем ты прогнал его? — Я не знаю, Гермиона. — Ты ведь хотел его найти! Ты забыл? Он — твой шанс на выздоровление! Что же ты делаешь? Я опустил голову и закрыл лицо ладонями. — Не знаю, не знаю. Я долго искал его, считал его мертвым. Все время думал о том, что я виноват перед ним. Я соскочил с кровати и стал ходить по комнате, изредка вытягивая перед собой руки, проверяя, свободно ли пространство передо мной. — Я думал, что если бы нашел его, то кинулся бы к нему. Я так много хотел ему сказать! Он сейчас — один из немногих выживших, из того поколения, кто видел мою мать живой, кто общался с моим отцом, кто учился с ними в одно время. Может, это ерунда, но мне важно, что он был именно там и тогда, когда они учились в Хогвартсе. — Я понимаю тебя, Гарри. — Гермиона, я сам себя понять не могу. Я думал много раз, я представлял перед сном, как я увижу его, как много ему скажу. Ведь он многого не говорил мне, никто мне не говорил. Я не знал, каким был мой отец, я не знал правды о многих людях. Я был мальчиком в розовых очках вместо своих линз, и мне все казалось светлым и радужным. Я видел этот мир разделенным на белое и черное. Дамблдор, так похожий на рождественского Санту со своей седой бородой, обязательно должен быть хорошим, а Снейп в черном, угрюмый, язвительный, придирчивый, просто обязан быть плохим. А жизнь все перевернула с ног на голову, понимаешь? И добрый Санта семь лет готовил из меня орудие убийства, этакую пчелу, которая, выпустив жало, должна была погибнуть сама, а Снейп, издевавшийся надо мной все семь лет и открыто показывавший, что ненавидит меня, не раз меня спасал. Я не знал правды, я жил в своей сказке, деля мир на хороших и плохих. Ты будешь презирать меня, но мне не было больно, когда я видел, как Нагини впилась зубами в его горло. В тот момент мои мысли были омрачены другими, более значимыми для меня потерями. Фред, Люпин, Тонкс, Дамблдор, да кто угодно. Судьба Снейпа волновала меня лишь в той степени, в какой он мог быть и был угрозой, как помощник на стороне Волдеморта. Да, я не чудовище, мне было жаль его, как человека, как учителя, но не более того. Я не мог более держать в себе столько боли, больше просто не вмещалось с тех пор, как я увидел мертвыми дорогих мне людей. Я не стал бы оплакивать его, я не стал бы скорбеть. Но после того, что я увидел в его воспоминаниях, после свободы, которую дала победа, я очень многое для себя переосмыслил. И я стал совершенно по-другому относиться к нему. — Тогда зачем же… — Я не могу ответить тебе. Правда, не могу. Это как какое-то наваждение. Я искал его, я совсем другими глазами смотрел на него до всего этого… — Он нужен тебе сейчас! — Я знаю. Это как долгая погоня, которая изматывает. Когда догоняешь, отбрасываешь прочь, потому что погоня уже отняла все силы. — Давай я попрошу Дамблдора поговорить с ним? Он поймет тебя. — Нет, Гермиона. Не надо. — Но почему? — Дай мне привыкнуть к тому, что он жив, что все реально. — Ты сам поговоришь с ним? — Я не могу сказать этого сейчас. — Но ведь он уедет снова, Гарри. Ты потеряешь его. — Да, наверное… Дверь приоткрылась, и на пороге появился эльф. — Мистер Дамблдор просит мистера Гарри Поттера прийти к нему… — Вот видишь. Снейп уже сам доложил ему о том, какой я дурак. — Не говори так. — А я не боюсь говорить о себе правду, Гермиона, — я протянул руку в пустоту. — Проводишь меня? * * * Гермиона ввела меня в кабинет директора, и я почти рывком освободил свою руку. Он не может не быть здесь. А значит, не должен видеть меня беспомощным. Я не хочу быть жалким в его глазах. Я коротко попрощался с Гермионой, отметая ее попытки проводить меня дальше, и развернулся в ту сторону, где по моей памяти должен был быть портрет. — Здравствуй, Гарри. — Здравствуйте, директор. Он чуть слышно выдохнул, и я понял, что он улыбается. — Ты присядешь? — Спасибо, я не хочу. Я осторожно прошел дальше вглубь комнаты, по памяти прокладывая себе путь мимо каминного выступа и оставшейся стоять пустой жердочки Фоукса. Нашел рукой колонну и прислонился к ней спиной. Он здесь? Почему он молчит, и я не ощущаю его присутствия? — Ты уже знаешь о том, что, считая гибель профессора Снейпа одной из потерь нашей войны, мы все заблуждались. Ты знаешь, что профессор жив и вполне здоров, да Гарри? — Да, директор. — И я также знаю о том, что вы успели переговорить сегодня утром, и Северус был столь любезен, что предложил тебе свою помощь. Я буквально ощущал на себе его проницательный взгляд. Чего он ждал от меня? Какой реакции хотел добиться? Я молча кивнул. — Гарри, я понимаю, что сейчас совсем не легкое время для тебя, ты часто ощущаешь себя недостаточно свободным, тебе больно, и в твоем сердце скопилось много разочарования и отчаяния. Я молчал, держа голову поднятой. Еще не хватало, чтобы Дамблдор стал жалеть меня при нем. С каждой минутой разговора я все больше напрягался, готовясь отбивать польющуюся в мою сторону жалость. — Я чувствую себя вполне нормально, директор. — Я знаю, Гарри, ты слишком горд для того, чтобы признать необходимость в чужой помощи. Но она все же существует, и с этим нельзя поспорить. Молчать, не дать своенравию и чувству противоречия взять власть надо мной. Не надо обладать особой интуицией, чтобы понять, что теперешняя ситуация — тот шанс, на который я надеялся несколько месяцев. И упустить его сейчас — не просто не дать реально помочь себе, а еще и показать собственную незрелость, проявив ненужное упрямство. — Если само провидение дает нам в руки такой шанс, мы не можем его упускать, Гарри. Я знаю, что предполагаемая нами гибель профессора Снейпа была одним из основных препятствий к тому, чтобы осуществить план твоего возвращения к нормальной жизни. Я вскинул голову и удивленно прислушался. Гермиона поняла, о ком я говорил? И уже сказала об этом директору? — Что? Вы знаете о статье, которую нашла Гермиона? — Да, Гарри. Более того, именно я посоветовал ей взять книги из моей собственной библиотеки, в которых можно было найти подробности об интересующем нас магическом предмете. Как ты знаешь, я изучал свойства зеркала Еиналеж. И знаю, в каких именно книгах можно найти статьи о нем. Но, к сожалению, мы не сразу смогли отыскать именно нужную книгу. Ведь я в кабинете уже не хозяин. Я едва заметно улыбнулся краем губ. Да кто тут навсегда останется хозяином, так это вот этот хитрец в очках-половинках. Но об этом лучше промолчать. Он сделал небольшую паузу и продолжил: — Насколько я знаю, именно присутствие профессора Снейпа было необходимо для проведения ритуала. Я не беру во внимание твою одежду, Гарри. Это преграда, не стоящая внимания. Сейчас же, когда разрушена та, которой было суждено стать действительно серьезным камнем преткновения, я не вижу больше оснований для невозможности твоего освобождения, Гарри. — Это так, профессор. Но вы не учитываете ряд факторов. — Я знаю, о чем ты хочешь сказать Гарри. Ты считаешь, что проблема именно в том, что в своем отражении ты видел себя зрячим, ты СМОТРЕЛ на человека рядом с собой. Я прав? — Да. Дамблдлор кашлянул и, судя по звуку его дыхания, потаенно улыбнулся в бороду. — Дело в том, Гарри, что с появлением профессора Снейпа и эту проблему мы сможем решить. — Каким образом? Профессор сможет вернуть мне зрение? Видимо, в моем голосе все же было слишком много сарказма, потому что все присутствующие в комнате, если все же мы были не одни, замолчали, и повисла тяжелая напряженная тишина. — Я могу вернуть вам зрение, Поттер. Он все же здесь. Заговорил своим низким бархатным голосом, и я впервые ощутил в огромной пустой комнате, как от этого голоса мне становится не по себе. Нет, он пугал нас еще в школе своим обманчиво мягким тембром и гипнотизирующей медленностью, с которой произносил слова, но сейчас это было нечто иное. Видимо, я все же за год успел забыть, как он умеет привлекать к себе внимание именно тихим, размеренным и коварно спокойным тоном. Смысл сказанного им даже не сразу достучался до моего сознания. А когда это все же произошло, мне пришлось сжать в побледневших пальцах выступ лепнины позади себя. — Это будет на время, эффект непродолжителен. Но вы сможете видеть, Поттер. Есть два отрицательных пункта в этом действе, к которому я предлагаю прибегнуть с целью вашего лечения. Я не мог поднять голову, хотя моего взгляда все равно никто не ловил. Его спокойное рассуждение о том, что было для меня сейчас жизненно важным, вызвало во мне давно забытую тревогу и почти животный страх. — Какие? — едва слышно выдохнул я. — Зелье, которое способно вызвать такой эффект касательно вашего состояния, чрезвычайно, невыносимо болезненно при приеме внутрь. Я молчал. Слова о том, что я согласен ходить по раскаленному железу, только чтобы видеть мир вокруг себя снова, застряли в горле. Мерзкая, паническая мыслишка о том, что если сам Снейп называет производимый эффект от принятия зелья именно такими словами, значит, боль будет действительно нечеловеческой. С другой стороны, что он знает о моем пороге боли? Я для него всего лишь юнец, бывший студент, и рассчитывать на мои силы и выносливость ему не приходится. Будто вмиг прочитав мои мысли, он продолжил, и по звуку приближающегося голоса и едва слышному шороху подола мантии по мраморному полу кабинета я понял, что он подошел ближе и стоит сейчас напротив меня. Я распрямил плечи и поднял голову, чтобы он видел мое лицо. Ты меня не испугаешь. Я слушаю тебя. Говори. — Я знаю, что вы выносливы, Поттер. Я видел это не раз. На чемпионатах по квиддичу, в ваших передрягах, в которые вы с легкостью успеваете попадать. Я молча слушал его. Что-то в этом тоне мне абсолютно не нравилось. Он наклонился ко мне, и я услышал его голос гораздо ближе к своему лицу, чем слышал до того. — Я говорю именно о НАСТОЯЩЕЙ боли, Поттер. Круцио по сравнению с нею — детская забава. Я невольно мотнул головой. — Гарри, мальчик мой, я думаю, тебе все же стоит принять это предложение. У нас сейчас просто нет другого выбора, — донеслось сверху. Я не хотел слушать его. Слова Дамблдора о том, что у меня нет выбора, мне уже настолько стали ненавистны за последнее время, что мне просто не хотелось слышать этого вновь. — Сколько длится приступ боли? — я сам удивился тому, как спокойно и уверенно прозвучали мои слова. Стоящий недалеко Снейп пару секунд молчал, потом я услышал шаги, отдаляющиеся от меня по полу кабинета. — Если верить аннотации к этому зелью, не больше пяти минут. Я сжал кулаки. В кабинете стояла мертвая тишина. — Я согласен. Ощущая каждым дюймом тела, как скользит по мне взгляд Снейпа, оценивая и взвешивая мои слова, я молча пережидал продолжения его речи. — Ты говорил еще об одном аспекте лечения, Северус. Я настороженно прислушался. Что еще предстоит перенести в погоне за простым желанием видеть солнце над своей головой? — Зелье необходимо принимать ежедневно в течение пяти дней. Действия хватит еще на две недели. Потом необходимо повторять. В наступившей вновь тишине мне показалось, что взгляды обоих мужчин вновь устремлены на меня. — Я же сказал — я согласен, — несколько раздраженно повторил я. Если они ждут, что я струшу… — Я не об этом, Поттер. Что еще он имеет в виду? — При таком курсе мне необходимо находиться рядом с вами эти пять дней. Если учесть, что мне нужна лаборатория и некоторые дополнительные ингредиенты, проводить процесс лечения целесообразно в условиях Хогвартса. — Ты останешься в школе, Северус? — обманчиво мягким тоном осведомился Дамблдор. Мне стало не по себе. Я вновь подумал о том, какое влияние имел на человека в черном этот добрый и с виду абсолютно мягкий человек. Мне вспомнились их разговоры обо мне, о моей миссии в этой жизни, о требовании выполнить вместо Драко поручение Темного лорда, адресованное Дамблдором этому сухощавому человеку с абсолютно бесстрастным лицом. То, что я знал о них двоих, о приказах и просьбах, которые от приказов ничем не отличались, было только вершиной айсберга. Мне внезапно стало до одури противно. Сколько раз же милый старичок в очках-половинках принуждал этого молчаливого и замкнутого человека в черном, в какие планы и тайные замыслы посвящал его, втягивая в собственные авантюры, для этого человека зачастую равнозначные смерти и вечному презрению со стороны всего магического мира? Как много я не знаю? Как много ему приходилось терпеть и выполнять? Тошнота подступила к горлу удушливым комком. Снейп. Сколько было в твоих воспоминаниях сжатой в кулак собственной воли, сколько было подавленных личных желаний! Мне захотелось кричать, кричать в лицо этому рождественскому дедушке с седой бородой. Даже после просмотренных воспоминаний Снейпа, где мне было открыто действительное отношение Дамблдора к моей миссии в этой жизни, мне не было так невыносимо противно. — Ты сказал, что тебе предложили работу в частной лаборатории? Во Франции, если я правильно понял? С хорошим жалованием и домом? Снейп молчал. Впервые за все семь лет мне хотелось схватить его за руку и увести прочь от этого человека, подальше от пронизывающего взгляда голубых глаз, из-под этого ига, которое едва ли отличалось от ига другого его хозяина. — Да, директор. Во мне медленно вскипала злость. Как он может так манипулировать людскими судьбами? Ласковый взгляд Дамблдора подобно снежной лавине подминал под себя все чужие желания и мечты, заставлял засунуть себе подальше в горло крик возмущения и разочарования. — Северус…— начал он, но я неожиданно взорвался. — Оставьте его, директор! Неужели вам мало того, что он сделал для вас? Неужели мало он терпел и подчинялся? Он заслужил это право — быть свободным! Не лишайте его права быть там и тем, где и кем он хочет быть! Он выжил, так дайте ему жить! Воцарилась просто невероятная, умопомрачительная тишина. Совершенно изумленный своим собственным порывом, я замолчал, продолжая сжимать кулаки в порыве гнева. — Гарри, но ты никогда не вылечишься… Давно, а, быть может, никогда, я не слышал в голосе Дамблдора такой растерянности. Снейп молчал. Я ощущал на себе его пронизывающий взгляд, но он продолжал молчать. — Я найду способ! Оставьте его. Не принуждайте его бросать то, что у него есть, ради меня. Он и так слишком много делал ради меня, ради вас. Я не хочу! Продолжая гневно сжимать кулаки, я рванул прочь из кабинета, но в моем положении это оказалось плохим решением. Не знаю даже, за что именно я зацепился, но грохнулся на мраморный пол я со всего размаху, не успев даже как следует выбросить вперед руки. В эйфории гнева тут же рывком сел и ощутил вокруг своего локтя тиски поддерживающих пальцев. Прекрасно понимая, кто поспешил ко мне на помощь, я сбросил со своей руки прохладные пальцы, поднялся и насколько мог быстро вышел из кабинета.