Вышел месяц из тумана...

— Ему легче было оставить тебя в лаборатории, — недовольно бурчит Помфри. Я хмурюсь. — Он никогда не делает того, что легче. Нужно было обязательно выкинуть меня прочь. — Ну что ты такое говоришь, Гарри? Профессор Снейп считает, что ты сможешь отдохнуть на нормальной кровати. А не на диване в лаборатории. — Вот именно — он считает. Никогда не спрашивает моего мнения! — Ты уже вполне прилично видишь, как я понимаю? — она остановилась и внимательно осмотрела мое лицо в полумраке коридора. — Да! — я довольно улыбнулся, насколько позволяли шрамы. — И хотел видеть свою невесту! А он запретил! Она поджала губы и склонила голову. — Гарри, не осуждай его сгоряча. Он желает тебе добра. Он очень переживает за тебя! Я мог бы долго смеяться в ответ, но сейчас во мне не было прежней язвительности. Я был почти счастлив, рассматривая старинные, покрытые кое-где паутиной и мхом стены подземелий, оглядываясь на лампы с зеленоватым магическим огнем, радуясь каждой мелочи, попадавшей на глаза. Мы шли в помещение госпиталя вдвое дольше, чем обычно. Помфри то и дело приходилось оттаскивать меня от высоких витражных окон, от манящей дали коридоров, в которые я погружался, как в живительную, слегка пахнущую тиной воду. Сейчас, увидев Хогвартс снова, я понял, как безумно я скучал. Наконец я смогу перемещаться из холла по лестницам, а не в обход по тайным ходам. Несмотря на то, что я знал замок идеально и побывал за семь лет в таких его тайных недрах, которые были неизвестны и многим преподавателям, мне запретили пытаться подниматься наверх передвигающимися лестницами. Сейчас же все это великолепие увешанных портретами стен, снующих туда-сюда лестниц, блестящих статуй рыцарей, мерцающих огней в чашах на каменных подставках произвело то же самое впечатление, что и в первое мое появление здесь. Я стоял, раскрыв рот, глядя на все это величие и в который раз поражаясь тому, как богата и разнообразна жизнь школы, даже если она полупуста. Войти в палату было особенно тяжело. Будучи теперь уже зрячим, мне не хотелось снова возвращаться в свой плен. Не хотелось видеть неубранные, разбросанные вещи, безо всякого порядка валявшиеся вокруг моей кровати. Сейчас я будто смотрел на себя того, слепого, со стороны, представлял, каким видели меня друзья и посетители. Тягостное впечатление, от которого я тут же решил избавиться, разобрав все свои предметы и разложив все в удобном мне порядке. Прошло минут пять с тех пор, как мы пришли, а в дверь тут же постучали. Я бросил удивленный взгляд на Помфри, но, когда дверь открылась, мы оба вздохнули с облегчением. Всего лишь эльф. Не взглянув на колдомедика, уверенно прошагал ко мне и вложил мне в руки небольшой свиток пергамента. Я не успел раскрыть рта, как он тут же исчез за дверью. Я неопределенно мотнул головой и развернул записку. Знакомый угловатый, ровный и несколько размашистый почерк. "Мистер Поттер, предупреждаю вас, что в ваших интересах соблюсти несколько обязательных условий: — не пытаться читать что-либо, — не смотреть на пламя огня, — постараться не напрягать зрение и действительно выспаться. В любом случае, вы пожелаете отправить письма друзьям с вестью об улучшении вашего состояния. Настоятельно советую поручить процесс создания писем мадам Помфри". Ниже стояли две заглавные S, на которые я невольно засмотрелся, ловя себя на том, что в полумраке госпиталя с почти отсутствующим светом они кажутся мне сплетающимися змеями. — Что там, Гарри? Это же эльф Северуса? Я кивнул и дал ей прочесть записку. — Ну вот, видишь. Он не забывает о твоем лечении, даже когда ваш сеанс окончен. Я кивнул несколько раз, что должно было означать мою издевку, но она на меня не смотрела. Какое же все таки это счастье — иметь возможность видеть собственные руки! Я смотрел на свои ладони, пока по нашей договоренности Поппи ходила за пергаментом и пером, и дивился тому, какими чужими они мне казались. Как можно спать, когда ты заново обрел этот мир несколько минут назад? Каждая мелочь привлекает взгляд: стекло окна с разноцветными кусочками витражей, крахмальная белизна простыни, мои собственные очки на тумбочке — стекла уже покрылись пылью. Я стоял, прислонившись плечом к стене у самого окна, и смотрел на вечерний пейзаж. Темнело рано, снега было еще совсем мало, и зимнее радостное настроение заменяла позднеосенняя грусть. Я задумался о том, что будет со мной в ближайшие несколько лет. Когда-то настанет такой день, когда я, совсем не похожий на себя нынешнего, а может быть, ничуть не изменившийся, буду жить где-то далеко, в неведомом мне пока месте, когда закончится славная эпопея Мальчика-который-выжил, когда я до конца своих дней буду просто Гарри. Впереди ждет другая, взрослая жизнь. Детство кончилось, кончились наши посиделки в грифиндорской гостиной, у всех свой путь. Мы разбредаемся в разные стороны. Те, кто были друзьями в Хогвартсе, и те, кто были врагами. Имеет ли это все смысл сейчас? Какими мы будем через пять, десять лет? Окруженные заботами и детьми, работой и семьей, будем вспоминать эти стены, как нечто светлое, далекое. Хотя в последние годы Хогвартс уже перестал быть для меня местом веселья и дружеских развлечений. Я впитал его в себя слишком сильно. Я много узнал о нем. Немного выходило из этих стен учеников, исследовавших школу от Башни Астрономии до Тайной комнаты. Я ощущал себя частью этих мест, мне было показано и мной пережито гораздо больше, чем многими тут. Я уже не воспринимал замок как школу. Это был какой-то странный, полный не мной сочиненных загадок и имеющий свою собственную силу, но все же мой родной дом. Сейчас я очень четко ощутил это снова. Положил руку на каменную стену и ласково провел по ней ладонью. Что в моей жизни было кроме этого? Детство на Тисовой аллее казалось таким нереально далеким, будто никогда и не существовало вовсе. Внезапная мысль заставила меня улыбнуться. Много поколений учеников училось здесь, и вот, когда отучился я, сколько всего с моим уходом перевернуто с ног на голову — Дамблдора нет, школа потеряла самого запоминающегося учителя — Снейпа, не осталось больше ни оборотней, ни сбежавших заключенных, Тайная комната уже давно не тайная, нет рассказов о Том-кого-нельзя-назвать. Школа стала беззаботной, какой, наверное, была до становления Реддла. — Мы будем писать, Гарри? Надо черкнуть пару строк, чтобы обрадовать твоих друзей, и сразу же — спать. Ты ужасно бледный. Да и вид измученный. А завтра снова сеанс лечения. Нужно как следует отдохнуть. Я кивнул и поплелся к своей кровати. Подожди еще немного, Гарри. Все будет хорошо. Жизнь скоро изменится, у тебя будет свой дом, у тебя будет семья. Ты не будешь больше ощущать себя брошенным и одиноким. Только потерпи еще немного. Мы написали два письма — несколько коротких строк для Джинни и Гермионы с Роном. Поппи отправила с письмами сову, а я нырнул под одеяло и лежал тихо, отвернувшись к стене, пока веки не потяжелели, а усталость не отодвинула на второй план счастье этого дня. Утром в моей комнате в госпитале некуда было ступить от посетителей, цветов, принесенных подарков. Были все, кто оставался на этот момент в Британии. Джин не отходила от меня ни на минуту, ревностно охраняя меня от внимания других гостей. Это продолжалось бы целый день, если бы Поппи с озабоченным видом не выгнала в итоге всех прочь и не дала мне время собраться с силами перед лечением. Все как-то отступило на второй план, я ощущал себя удивительно спокойным, рассудительным и решительным. Утро было чудесным, таким же обещал стать сегодняшний день. Я даже прошелся по коридору самостоятельно до самой башни и долго стоял у открытого окна, вдыхая свежий воздух и запах наступившей зимы. Времени оставалось еще час с лишним, но я решил спуститься в подземелья пораньше. Сейчас ни Снейп, ни его вечно кислое выражение лица, ни предстоящая боль не могли унять ликования в моем сердце. Уже проходя по коридору первого этажа, я остановился возле окошка, замечая, что наконец-то пошел снег, и зима обещает стать настоящей. Со стороны лестниц что-то загремело, и я резко обернулся на шум. — Поттер — шмоттер — перепоттер! Я радостно улыбнулся и помахал рукой озадаченно повисшему в воздухе Пивзу, увешанному блестящими доспехами и вооруженному явно украденной у Филча метлой. — А, дрянной мальчишка, ты видишь меня! Я так не играю! Я хотел застать врасплох! — он недовольно сбросил метлу вниз и долго наблюдал за ее полетом на первый этаж. Я улыбнулся сам себе и спустился в центральный холл. Навстречу мне из подземелий донесся запах сырости и пыли. Я постучал, но ответа не последовало. Тишина зависла на несколько долгих минут. Постучал еще раз. Потрогал ручку двери. Закрыто. Размышляя, идти назад или все же добиться внимания со стороны обитателей кабинета, я засмотрелся на красиво оплетенный мхом камень в стене, чуть выбивающийся наружу, когда дверь внезапно резко открылась. На пороге, глядя в коридор предусмотрительно гневным взглядом, стоял сам Снейп. Я обернулся, и он обдал меня холодом с ног до головы. Удивительно, но вид Снейпа, взлохмаченного, грозного, не выспавшегося, с подергивающимся в презрительной гримасе уголком губ, вызвал у меня легкую улыбку. — Вам подарить часы, мистер Поттер? Насколько я знаю, сейчас не двенадцать. Не ожидая от себя такого, я только улыбнулся в ответ на это. — Да, я знаю. У меня есть еще час. — Тогда почему вы сейчас стоите здесь? На сегодня закончились посетители, и вам не хватило внимания? Я продолжал улыбаться, только уже про себя, плотно сжав губы, чтобы намеренно его не раздражать. — Можно мне войти? Он не отстранился ни на шаг. — Зачем? Я удивленно вскинул брови. — Мне приходить к вам через час. Я спустился раньше. — Зачем? — Поздороваться с вами хотя бы. — Поздоровались? Я вас больше не задерживаю! Ну что за человек? Я собрал в кулак все медленно тающее самообладание. — И что же мне теперь — возвращаться в госпиталь, чтобы через двадцать минут идти обратно? Я чувствовал, что мое хорошее настроение его раздражает, а улыбка в моих глазах — еще более, но ничего не мог с собой поделать. — У вас есть альтернатива прогуляться по подземельям. Распугайте там летучих мышей, чтобы вам не было так одиноко. Я едва не расхохотался в голос. Ну почему он такой всегда? — Можно я просто подожду в кабинете? — Нельзя! Я уже открыл было рот, но тут в глубине комнаты что-то загудело и со звоном разлетелось. Он выплюнул какое-то проклятие и молнией рванул в лабораторию. Пользуясь тем, что дверь не закрыта, я вошел и осмотрелся. Только когда попал в комнату, понял, почему он не пускал меня. Повсюду валялись какие-то странные предметы, пол устилали большие пучки травы с маленькими сиреневыми цветами, а на столе мой взгляд наткнулся на нечто более серьезное — покрытые пятнами крови бинты и брошенное оборудование для приготовления зелий. Ступка с торчащим из нее пестиком, нож для нарезки, какие-то колбы со странным содержимым и банки с разного цвета жидкостями. Что он тут делает? Я подошел ближе к столу, пользуясь отсутствием хозяина кабинета. Какие-то вычурные листья, темно-зеленые с одной стороны и серебристые с золотыми точками и прожилками с другой, баночка с прозрачной лимонно-желтой жидкостью, колбочка, явно наполненная густой темной кровью. Я скривился и отошел подальше. Как он возится со всем этим? Противно ведь даже смотреть. — Отойдите от стола, Поттер! Вам нечего делать там! Я недовольно поджимаю губы. — Что это за листья, сэр? — указываю на серебристо-зеленые листки. Он резко разворачивается и чуть не плюется в меня словами. — Какого черта вас принесло сюда, Поттер? Я запретил вам входить! Или вы не только ослепли, но и оглохли? Я вскидываюсь, чтобы заорать в ответ, но по тому, как он застывает возле стола, наклоняется над ним, будто пытаясь закрыть собой то, что на нем лежит, понимаю, что действительно пришел не вовремя. Он не просто распсиховался. Я помешал чему-то. Или стал свидетелем чего-то. Чего-то, что он хотел бы держать в тайне. Мне становится неловко. Даже глядя на его ссутуленную спину, просто ощущаю напряжение, с которым он борется, чтобы не выкинуть меня отсюда. — Простите, сэр. Я действительно невовремя, — я киваю неизвестно кому и иду к двери. Я сам терпеть не могу, когда вмешиваются в мое личное. Он молчит, не оборачивается и никак на меня не реагирует, но, когда я берусь за ручку двери, неожиданно выдыхает. — Сядьте на диван и постарайтесь вести себя тихо. Я тоже не оборачиваюсь, стою к нему спиной, не зная, как мне поступить. В тишине кабинета его голос звучит как-то глухо и обреченно. — Это листья меллорна. Один из ингредиентов. Я кошусь на него. С чего бы ему мне объяснять? — Вам пора бы понимать, Поттер, что даже ингредиенты зелий могут быть крайне опасны. Вы прослушали — по-другому я это назвать не могу — курс Высших зелий, и все равно ничего не поняли. — Я ничего не трогал, сэр. Почему меня не покидает ощущение, что он хочет загладить свою внезапную грубость? На него это абсолютно не похоже. Зачем тогда рассказывать мне, как ребенку о ядовитых грибах, о том, что у него на столе? Какая мне разница? Я все же возвращаюсь и сажусь на диван, стараясь не касаться разбросанных везде пучков травы. — Вам не обязательно что-то трогать. Тронуть могут вас. Без вашего согласия и абсолютно непредсказуемо. Я снова кивнул непонятно кому и отвернулся, глядя в сторону. — Меня испугал вид бинтов, сэр. Наверное, я решил, что вы могли пораниться, или что вам нужна помощь, потому и подошел ближе… Он внезапно оборачивается и смотрит на меня пристально, с невообразимой насмешкой в темных глазах. — Мне — помощь? Ваша помощь? Клянусь, вы сегодня в ударе, Поттер! Шутки так и сыплются из вас с самого порога! Что из меня сыплется и какие шутки он себе придумал, я даже не хочу спрашивать. Понимаю, что нарушил его покой и так просто он мне этого не простит. — Я реагирую на кровь. Это абсолютно естественно! Он не сводит с меня взгляда. Рассматривает, как тот лист на своем столе. Резко оборачивается, берет в руки колбочку с темной кровью и показывает мне. — Если вы об этом, то это кровь быка, Поттер. Если для вас естественно на нее реагировать… Я начинаю звереть. Вскакиваю и тычу пальцем в бинты на столе. — Бинты тоже в бычьей крови? Мне абсолютно не интересно, что вы делаете и зачем. Это ваши дела и меня они не касаются. Я всего лишь проявил нормальное человеческое внимание. Хотел удостовериться, что с вами все нормально! — Со мной и без вашего внимания все нормально! — едва не кричит он. — Рад за вас! — ору я в ответ и резко падаю на диван, заставляя кожаную обивку противно заскрипеть. Он еще несколько секунд сверлит меня взглядом, но я смотрю в сторону. Не оборачиваюсь и тогда, когда он убирает все со стола, взмахом палочки собирает пучки травы в одно место в углу, собирает свои склянки и исчезает в соседней комнате. Возвращается уже с пустыми руками и сразу подходит к небольшому котлу на дальнем столе. — Зелье готово. Те же магические слова, заставляющие мое сердце сжиматься в предчувствии боли. Я вздыхаю и напоминаю себе, что этот раз — предпоследний. Завтра, когда я приду к нему, это повторится в последний раз. Завтра все будет кончено. Быть может — совсем, и Зеркало наконец заберет все обратно. Я встаю, приближаюсь к нему, принимаю из его руки бокал с восстанавливающим. Это как-то странно, но орать и устраивать перепалки мы можем ровно до того момента, когда начинается лечение. Будто это какая-то игра, которая, как шелуха с зерна, слетает с нашего общения, оставляя его спокойным и даже — мне страшно это произнести — доверительным, стоит ему протянуть мне бокал. Мельком оглядываю его лицо. Он бледен. Очень. Не могу сказать, что это заставляет меня переживать за него, но с тех пор, как его присутствие рядом стало залогом не только моего выздоровления, но и моей жизни, мне не все равно. Я прекрасно понимаю, что, стоит ему сейчас заболеть, исчезнуть, отказаться, и я медленно угасну от этого яда, от незаконченного курса. Я говорю себе, что мое внимание к нему рационально, более ничего такого в этом нет, и почти верю в это сам. Он забирает из моей руки бокал, и я открываю рот, не смея произнести вслух то, что крутится на моем языке. — Что-то не так, Поттер? — он подхватывает мою руку, и я сжимаю пальцы на его предплечье. — Вам тоже это нужно… Наверное… — я не знаю, куда деть глаза от смущения, но через секунду все же встречаюсь с ним взглядом. — Мне нужно что? — Восстанавливающее. Он смотрит на меня внимательно, очень долго и пристально. — Я выгляжу так плохо? Мне враз становится не по себе. Ну чего ты пристал к человеку? Он ведь может обидеться. Но сегодня, видимо, день моей глупости. — Вы бледны, — я смотрю ему прямо в глаза, едва моргая. Он молчит. Не язвит, не ерничает. Молчит и смотрит на меня в упор. Я едва сдерживаюсь, чтобы не предложить, наконец, начать, но он уже поворачивается в сторону и тянется за стаканом. Мои пальцы принимают теплое стекло, но он не убирает своих. Я понимаю, что пауза затягивается, и вскидываю на него вопрошающий взгляд. — Сегодняшняя порция содержит новый компонент. Если мои расчеты верны, его присутствие в зелье даст вам возможность отстрочить следующий курс приема почти до двадцати одного дня. За это время нужно будет решить, что делать дальше. Я думаю, что в нашей ситуации это крайне важно. Второго такого курса после этих трех недель вы можете просто не пережить. Но вынужден предупредить, что наличие нового компонента может привести к усилению болевых спазмов, а также их большей продолжительности. Если вы согласны на это, я готов предоставить вам именно это зелье. Если нет, за моей спиной стоит кубок с обычным составом. Решение за вами. Я сжал челюсти и молча потянул к себе стакан. Он еще раз внимательно окинул взглядом мое лицо и разжал пальцы. Мне выбирать некогда. Подношу к губам стакан, делаю глоток, не отводя взгляда от его блестящих от волнения темных глаз. Пью все до дна, так и не опустив взгляда ни на мгновение. И, когда он резко толкает меня к себе, бросаю стакан в сторону. Ничего не происходит. Я жду одну секунду, вторую, третью. Странные мысли о том, что я просто стою посреди комнаты в его объятиях, прижатый к нему, ощущая тепло его тела, сменяет страх. Почему? Что пошло не так? Наши взгляды встречаются, в его глазах тревога, ожидание. Я смотрю в эти два черных тоннеля и не могу оторваться, предвидя нечто необычайно страшное. Он не разжимает рук, не отпускает меня. Я замираю, забывая вдохнуть. Ожидание смерти хуже самой смерти. Чего мне ждать сейчас? Почему нет боли? Почему все так? Волнение усиливается с каждой секундой, я понимаю, что едва могу дышать — так давит мне грудь непередаваемое предчувствие опасности. Я вдыхаю, ощущая боль в груди с каждым вздохом, как после долгого утомительного бега, когда горло содрано напряженным дыханием, а легкие стискивает от нехватки воздуха. Перед глазами начинает темнеть, половинки темных кругов пролетают где-то на периферии моего зрения, я понимаю, что еще немного, и тьма накроет меня. Сердце. Это ритм сердца. Кровь гудит в ушах, как топка Хогвартс-экспресса, я уже четко различаю каждый его удар, едва не ломающий мне ребра, таким тяжелым мне кажется его громыхание во мне. Я с трудом ловлю его взгляд и понимаю, что беззвучно, одними губами шепчу: — Сердце… Он резко вскидывает руку, обнимающую меня, приникает прохладными пальцами к моей шее сбоку, и я слышу его тяжелое хриплое дыхание почти над самым моим ухом. Краем сознания я понимаю, что эффект получился обратный: сумасшедший стук сердца вызвал невероятное волнение во мне, но не могу понять одного — почему я до сих пор не отключился от сумасшедшей, пронизывающей меня словно холодные тяжелые сосульки с невероятно острым концом боли в сердце, в голове, где-то внутри, глубоко, и в месте солнечного сплетения. Боль отдает в спину, стреляет под лопатку, где-то слева, я из последних сил пытаюсь не оттолкнуть его, не упасть на пол, хотя мне сейчас хочется этого больше всего на свете — ничком рухнуть на каменные плиты пола, загоняя вырывающееся из меня сердце назад в грудную клетку. Он удержит меня, я знаю это, и сильнее сжимаю пальцы на его предплечье. Помоги мне, помоги. Я знаю, ты можешь. Когда же это закончится? Ну, пожалуйста, пусть это уже закончится. Почему я не теряю сознание, как всегда? Меня же разорвет сейчас на куски, мое сердце просто взорвется во мне. Я больше не могу. Почему я не умираю? Ты не знаешь, что творится со мной, да? Иначе ты бы помог мне. Я знаю, ты бы помог. Но ты этого не ощущаешь. Этого не видно снаружи. Мою грудную клетку обдает холодом. Тьма заволакивает все пространство перед моими глазами, волочась рваными лентами, как плащ дементора. Я понимаю, что сейчас настанет конец, и считаю секунды. Мне уже все равно, выживу ли я сейчас. Только бы это закончилось. Хоть как-то закончилось. Мир теряет оставшиеся звуки, я уже не стою на своих ногах, я падаю куда-то, в черный огромный колодец, наконец, теряя сознание. Спасибо…