psycho

Как ужасно, когда нельзя доверять собственному рассудку. © Кровные узы

      Сижу на полу, раскачиваясь из стороны в сторону, и улыбаюсь. Не знаю почему, но мне смешно. Едва ли не до слез. Сижу, раскачиваюсь, улыбаюсь, плачу и смеюсь. Люблю, когда так. Крепче сжимаю в руке небольшую машинку. Края врезаются в руку, оставляя красные отметины, и это хорошо.       Люблю что-то чувствовать.       Неожиданно вскочив, бросаюсь к комоду, вытаскиваю свои рисунки и раскладываю их на полу. Вот солнце. А вот небо — оно так далеко. А это я с немного кривой улыбкой, но мисс Белл сказала, что я правда так улыбаюсь.       Наверное, я красивый.       Хочу быть красивым и нравиться людям.       Хотя кто не любит детей?       Как-то я сказал мисс Белл, что хочу остаться ребенком навсегда, и она как-то грустно на меня посмотрела. Не хочу расти, взрослые слишком идиоты, не хочу быть одним из них. А еще эта ответственность и серьезность… Мне нравится играть, я люблю свои игрушки… А еще небо. И пение девчонки с нижнего этажа. И скрежет открывающейся двери. Интересные звуки.       Люблю звуки.       Они бывают разными. По-разному падает на пол ложка и тарелка — тарелка разлетается на кусочки, а ложка нет, но странно звенит. Один раз я разбил всю еду, что мне принесли, чтобы понаблюдать за тем, что случится с предметами, если их ронять. А потом до крови разодрал ноги. Было больно. Но мне понравилось.       Дернувшись, собираю все рисунки, убираю их в стол и стучу в дверь. Она раскрывается, и хмурый охранник ведет меня по коридору. Все такой же грустный, все такой же взрослый. Я был бы рад, если бы его не было. Интересно, а он может подавиться и умереть просто так? Я даже скажу «пожалуйста».       Захожу в комнату и, не обращая ни на кого внимания, подхожу прямо к приемнику, достаю с полки любимый диск, вставляю его и отхожу на пару шагов, ожидая, пока заиграет песня. Громкий звук режет слух, и все в комнате вздрагивают, но я не шевелюсь, дожидаясь главного аккорда.       И начинаю петь.       Мой голос не похож на голос певца, но это не важно — я все равно пою лучше. А еще я люблю танцевать. Раскачиваюсь из стороны в сторону, пытаясь движениями своего тела передать каждый бит мелодии, размахиваю руками и ногами, крутясь на одном месте, все громче и громче пою, высвобождая сидящее во мне безумие.       Я знаю, что со мной что-то не в порядке, но… Мне нравится, я веселый, и мне хорошо. Правда, мое состояние расстраивает мисс Белл, а я не люблю ее огорчать — она мне как мать. Только она добра ко мне. Неожиданно любимая песня кажется очень неприятной, и я спихиваю ногой приемник со стола.       Ненавижу, когда так. Ненавижу, ненавижу, ненавижу… Ненавижу, когда эмоции становятся слишком сильными. Сильнее меня. Я всего лишь ребенок. И мне больно. И страшно.       Прорываюсь мимо охранника в коридор и бегу. Голоса в голове становятся громче, и я кричу раз, другой, третий, падаю на колени и забираюсь в угол коридора, пытаясь раствориться в стене. Меня начинает трясти, голоса заполоняют меня, и мне страшно, мне так страшно!       — Генри, милый, — вздрагиваю, услышав знакомый голос, и поднимаю заплаканные глаза на подоспевшую мисс Белл, — мне сказали, что ты не в порядке, и я прибежала, как только смогла. Ты как?       — Они… они кличат, — сжимаю руками голову, дрожа всем телом. — Они слишком сильные, мисс Бэлл. Они хотят выдавить меня, поглотить и уничтожить. Хотят, щтобы я плопал. Щтобы меня не было… Мне стлашно…       — Тише, тише, мой мальчик, — ее рука бережно касается моих волос, — ты справишься. Ты сильный, слышишь? Просто поверь в это, и все пройдет. Тебе нужно быть сильным, Генри. Пожалуйста… Ради меня.       — Лади Вас? — вглядываюсь в ее глаза и думаю, пытаясь справиться с шепотом голосов в голове. — Да, лади Вас я буду сильным, — потому что она сильная.       Сильная женщина.       Я буду таким же ради нее.       — Ты же знаешь, что я хочу помочь тебе, Генри, — мисс Белл улыбается, коснувшись моего лица, — но мне нужно, чтобы и ты этого хотел. Одна я не справлюсь с тобой и голосами. Но пока что ты слишком слаб и позволяешь им управлять тобой.       — Я пытаюсь…       — Знаю, знаю, что пытаешься. Но ты не должен бояться сказать «нет».       — Мне стлашно, — шепчу, захлебываясь слезами, — мне так стлашно, я совсем один в своей камере. Я и эти голоса. Они выгонят меня, мисс Бэлл, задавят, и я задохнусь. Я слабый…       — Ну-ну, тише, — ее рука так нежно скользит по моим волосам, что я медленно начинаю успокаиваться, лишь негромко всхлипывая. — Все пройдет, просто старайся противостоять им, не поддаваться… И у тебя все получится.       Надеюсь. Я очень надеюсь на это. Хотя, может, если я умру из-за этих голосов, я умру ребенком и никогда не познаю, каково это — быть мерзким взрослым. Не хочу этого. Боюсь. И ненавижу.       Наверное, будет лучше, если я не буду бороться. Но мисс Белл об этом знать не обязательно. Она слишком добрая, она заботится обо мне и волнуется, переживает. А я не хочу, чтобы она грустила из-за моей смерти.       Я впущу голоса потом, когда она будет занята другими. И мне будет хорошо.