Клон

— Важно сдерживать себя в те моменты, когда возможно наш первый инстинкт, основанный на наших собственных комплексах и страхах, диктует нам атаковать кого-либо, и вместо этого направлять его в хорошее русло, стараясь разглядеть в человеке лучшее.

      Есть вещи, от которых невозможно отказаться — власть, богатство, статус, признание, всеобщая любовь. Иногда, конечно, попадаются и такие, что верят. Верят в хорошее, в людей, в мир, в жизнь. Им сложно приспособиться и принять реалии жизни, поэтому они подстраивают жизнь под себя.       Честно говоря, в дальнейшем отличить жизнь от выдумки становится невозможно.       Заигравшись, ты начинаешь верить в свои слова, даже если они были заучены и отрепетированы сотни миллионов раз. В одночасье вся твоя сказка превращается в новый, совершенный мир, полностью созданный и украшенный твоими любящими руками.       Сначала это глубокое убеждение «так будет лучше», затем «все зашло слишком далеко, пути обратно нет», а дальше последствия, оставляющие на месте сказочного мира черное пепелище, с едва тлеющими кое-где прутиками, кои некогда были плотно вплетены в стены уютного семейного гнездышка.       Я помню лишь, как сидела на полу, скрестив ноги, и глядела на себя в широкое зеркало размером в пол стены. Кончики пальцев до сих пор покалывало от ощущения гладкой молочной кожи, губы все еще были припухшими от нежных и жестких, властных и страстных поцелуев, а тело била мелкая дрожь от воспоминаний о прошедшей ночи.       Может быть, это тоже все не настоящее? Кто знает, когда они, люди, получают доступ к нашему разуму, добавляя в него новую информацию или стирая старую.       Перед глазами вновь появился небольшой домик у озера, плотный мужчина, кружащий на руках маленькую, звонко смеющуюся девочку. Затем картинка сменилась — тот же мужчина с девочкой, только теперь рядом с большим особняком. А потом воспоминания и вовсе мелькают перед глазами, словно фильм на быстрой перемотке: конюшня, красивый конь, строгая мать, первые уроки езды, смерть отца, строгая мать, белокурая девушка с широкой улыбкой и зелеными глазами, строгая мать, свадьба и маленький мальчик.       Генри. Генри, протягивающий свои крошечные ладошки с громким возгласом «мамочка».       Нет, нет, нет. Это все не настоящее. Нет никакого мужчины, коня, блондинки. Нет маленького очаровательного ребенка. Нет этой жизни.       Нет ничего.       Я осмотрелась вокруг, бегло рыская глазами по предметам, стоящим в комнате. Стены теперь казались тусклыми и серыми, словно бы в тюремной камере, не хватало лишь прутьев решеток. Даже мебель не спасала от ощущения замкнутости в маленькой пустой коморке. Сердце бешено колотилось в груди, неприятно отдаваясь барабанной дробью в ушах, а во рту собралась горечь, застрявшая тугим комком в горле. Внутренние органы вновь связало в узел, теперь сильнее, болезненнее, словно маньяк свою жертву перед жестоким убийством.       Рука вновь зарылась в темные локоны, на сей раз, сжимая и оттягивая с утроенной силой. Мои глаза несколько долгих мгновений оставались прикованы к штрих-коду на шее. Наивно было полагать, что это татуировка. Первые две буквы означают штат и город, в котором проживают мои владельцы, четыре цифры — дата создания, затем следующие две цифры и, наконец, последняя буква — мое отличительное имя.       В желудке вновь неприятно заныло, тошнота подступила к горлу, а по щекам заструились новые дорожки слез. Ногти яростно впились в чувствительную кожу, в отчаянной попытке содрать псевдо-татуировку.       По коридору раздались тяжелые шаги, слабый звук открывающихся дверей, но я даже не заметила, пока она — моя мертвая земля и одновременно живая вода — предстала предо мной в своем привычном образе. Ее широко разведенные плечи, развязный, но уверенный стан и вновь непроницаемо-холодные глаза говорили мне, что она все знает.       Возможно, я бы обратила внимание на ее чрезмерно спокойное лицо, если бы не была так сильно занята собой. Множество лезвий, различных размеров ножи, иголки и даже шило — валялись вокруг меня складом, похожим на набор юного самоубийцы, но нет, я не пыталась покончить с собой, не смотря на бесчисленное количество порезов на руках, исколотых пальцев и изодранных ногтями ключиц, шеи и груди.       — Что ты делаешь? — раздался ее спокойный стальной голос.       — Ищу эту чертову кнопку, — сквозь истеричные рыдания выдавливаю я.       Слезы отчаянно застилают глаза, а ее тон и прожигающий взгляд вводят в панику, отчего я с еще большим остервенением калечу свое тело. Она продолжает стоять на месте, возвышаясь надо мной коренастым дубом, неподъемным камнем, непреодолимой горой без попыток остановить, прекратить тот дурдом, что я развела, продолжая позволять мне сходить с ума.       — Какую кнопку? — наконец, спрашивает Эмма.       — Выключения. Просто выключи меня. Я же робот или что я вообще такое.       Я умоляю выключить, стереть память, сделать хоть что-нибудь, чтобы не было так неумолимо больно. А затем она жестко хватает меня за руку и куда-то ведет. Буквально швыряя на стул, показывает все, что я желала и одновременно никогда не хотела видеть.       Меня создали, как страховку на случай экстренных ситуаций, если вдруг владельцу понадобится пересадка каких-либо органов, переливание крови или ребенок. Я абсолютно идеальная форма жизни, выращенная за несколько лет из генетического материала своего оригинала, — копия, клон. Что угодно. По идее, я не должна испытывать каких-либо эмоций и чувств, помимо желания есть и спать, однако Эмма считает, что что-то пошло не так.       Правда встретила меня неожиданно громким раскатом грома, словно оповещая, что отныне, я гость в собственной жизни. Проливной дождь, что барабанил по окнам, плакал со мной, разделяя беду, в которую мне довелось попасть. А она все стояла, скрестив на груди руки, и не пыталась что-либо сделать, помочь мне понять и разобраться. Она стояла на месте, пока мои истеричные рыдания не стали сопровождаться икотой, тогда она ткнула мне в руки стакан воды и испарилась за входной дверью, будто ничего и не было между нами. Так, словно я по-прежнему для нее всего лишь копия.       Меня зовут Реджина Миллс — Дельта Двадцать Два. Я искусственно выращенное страховое изделие, и это моя история, в которой я изучаю мир, понимаю, что имею чувства не только голода или нужды во сне, а также учусь жить с тем, что все мои воспоминания — компьютерные голограммы.       Меня зовут Реджина Миллс, но моя история начинается задолго до этого момента.