Холодная красота

Её волосы подобны морю. Волнистые и голубые. Её кожа как фарфор. Белая и гладкая. Её глаза — два озера на солнце. Голубые и светятся. Она — идеал. Идеальный человек. Идеальный робот. — Такие руки холодные… — Естественно. У меня ведь нет крови в теле. И сердца тоже нет, которое гнало бы ту самую кровь. Ван нервно хихикает на её слова. Так безэмоционально они прозвучали. А руки девушки уже легли на его грудь, изучающе проводя вверх, к шее. Потом они поползли на ключицы. Она похожа на ребёнка в такие моменты. Ей интересно всё, что она видит незнакомое. Интересно исследовать, наблюдать. — Да, да. Вместо этого по тебе течёт электричество. — Не смешная шутка, Кирюин Ван. — Долго будешь меня называть так, Ая? Миказе молчит, продолжает водить руками. Шатен чувствует холод стали, обтянутый латексом. Хвостики на её голове еле заметно покачиваются. Бесформенный свитер так и норовит съехать на плечо. Ресницы слегка подрагивают. Она так мила сейчас, в этот момент. В её голове много данных. Миллионы килобайт информации, даже больше. А понять их с позиции эмоций у неё не получается. Потому и учится. Уже и непонятно, то ли это она попросила певца из состава «HEAVENS» о помощи, то ли он к ней уже давно пытался подкатить. Но их обоих устраивало вот такое положение дел. Начальство? Плевать. Они ведь работу выполняют, всё хорошо. Хорошо? — Почему ты такая холодная? — Это же очевидно. Я же робот. — Я не о твоём теле. — Тогда о чём? — В целом. — Скажи поконкретнее. Моя система выдаёт ошибку на твои высказывания. Ох, как же Вана злит компьютер в её голове! До невозможности, до скрежета зубов. Потом разбирайся, что она там себе понастроила, что за цепочки выводов выстроила. — Ладно, забудь. — Парень мягко подминает девушку под себя. — Ты тяжёлый. — Ая недовольно морщит носик. — Не ворчи, ворчучка. — Перестань меня так называть. У меня имя есть. — Да-да. Её красота холодна как льды айсберга. И она пленяет этим. Холодной, непроницаемой красотой. Каждая девушка в их квартете интересна, но Миказе Ая — особенно. Вану нравится её тонкий голос, ровный стан. И слегка большие ушки, которые мило нагреваются, если сказать что-то умиляющее в её адрес. А на вопросы она выкручивается просто: — Процессор перегрелся. Даже больше, чем Нанами, Ая нравится Кирюину. Она младше? Да не проблема! В Японии возраст согласия с тринадцати лет. Ну, ладно, Ае далеко не тринадцать, а три-четыре года, но это возраст её железного наполнения. Внешне она всё равно будет выглядеть на пятнадцать-шестнадцать лет. А ещё она смешно морщит носик. И не сопротивляется, подставляясь под поцелуи и ласки. Даёт трогать себя. Просит ещё, если это доставляет удовольствие. Обнимает крепко-крепко. И пытается уловить настроения. Эмоции. Взгляды. А сейчас просто лежит, подмятая под бок Вана. В этом растянутом свитере. И слушает, как бьётся сердце живого человека. Сердце, о котором она может только мечтать. — Ты не бессердечна. — Кирюин мягко гладит Аю по волосам. — Ты можешь чувствовать. Пусть её красота холодна, как сталь. Пусть в глазах нет никаких эмоций. Пусть кожа — только латекс. Пусть волосы никогда не отрастут, если их остричь. В ней живёт душа.