Затонувшие сокровища морей

      Наконец Чоппер смилостивился и выпустил Санджи из лазарета на пробный день, перед этим серьезно поговорив с командой, чтобы они пока не пускали его одного к воде, пусть всегда кто-то будет рядом, даже когда он к перилам покурить отходит, мало ли, вдруг стихия поманит. Но кока поманила другая стихия — кухня. С самым счастливым выражением лица на свете он варил, парил, панировал, жарил, резал, ошпаривал, и в счастье из-под его рук выходили такие кулинарные шедевры, что младший кок просто тихо вздыхал от зависти.       К вечеру пирушка была готова, с плохо скрываемым смехом в голосе старший кок созвал всех оболтусов веселиться. Он благосклонно принимал все: поздравления с выздоровлением, осуждение от Нами-сан за самовольные решения с русалочьими жабрами, счастливые слезы Чоппера и Усоппа, задумчивый взгляд младшего мечника. Последний он, кстати, в середине вечера перехватил и ответил ему задорным подмигиванием, цвет лица не ожидавшего такого подвоха младшего Зоро ушел в радикальный багряный, Робин неожиданно для всех непривычно громко расхохоталась.       Получив все отведенные на его долю упреки и поздравления, старший Санджи передал бразды правления банкетом младшему коку и извинился, что ему нужно отнести угощение Карин. — Зоро сказал мне, что Карин наконец стала ходить по кораблю и заглядывала проведать меня в лазарет, а я был такой бесчувственный чурбан, что не пришел в себя из комы в тот же миг! — пояснил он команде. — Я должен отправиться вымаливать прощение.       Но при этих словах он бросил на старшего Зоро серьезный взгляд. Они знали, о чем должна пойти речь. Команда не обратила особого внимания на уход Санджи, она знала, что старший Зоро все равно никому другому не доверит приглядывать, чтобы кок не сиганул в море. И правда, Зоро смылся с банкета буквально через минуту следом за коком и нагнал его еще на Санни. Звякнули тарелки в корзине с угощениями, и Зоро по привычке пригвоздил кока в тот самый уголок, где в будущем происходило их страстное воссоединение после того, как Робин их спалила. Рука Зоро покоилась на стене около виска Санджи, явно демонстрируя, что тот пойдет дальше, только когда Зоро будет считать разговор оконченным. — Уверен? Я могу ей сказать. Мне даже приятно будет ей сказать, — Зоро расплылся в зубастой улыбке, о, с каким удовольствием он заявит, что кок теперь его и только его. — Только влезь, Маримо! Я сделал девушке предложение, и я собираюсь аннулировать помолвку. Нужно нести ответственность за все, что ты делаешь. Этот отвратительный поступок я должен совершить сам, и сам вытерпеть любые слова и любое наказание, которое моя прекрасная Карин сочтет для меня верным. — Твоя? — скривился Зоро. — Уже не твоя. — Всегда моя. Она больше не моя невеста, но она все еще моя прекрасная леди, которая спасла меня, когда мне нужна была помощь.       «И меня спасла», — подумал Зоро, но решил не озвучивать. Вместо этого он беглым взглядом оценил внешний вид кока: второй самый любимый костюм, безупречная голубая рубашка, аккуратный пробор. Со знанием дела опытного растлителя, он вдавил кока в стену, резким движением оттягивая ворот рубахи, чтобы губам удобнее было захватывать кожу на шее. — Зоро! — успел выдохнуть кок, пока по его спине не прошел электрический разряд от ощущения горячих губ на незащищенной коже и толкнувшая было мечника в грудь рука вдруг не ослабла. Зоро подошел к делу обстоятельно и закончил только через пять минут, когда щеки у Санджи горели, волосы были взъерошены, а из-под оттянутого воротника нагло выглядывал свежепоставленный засос. Он не может пойти и сказать этого девке, но он может передать послание, кто тут кому принадлежит. Зоро намерено слегка ослабил хватку, чтобы кок мог выпутаться и думать, что он совершил побег своими усилиями, а не потому что Зоро позволил. Наивный кок, с того станется поддаться на любые уговоры этой девки. К черту все! И он, немного помедлив, все же перемахнул на соседний корабль вслед за коком.       Тот стоял перед как всегда сидящей у мачты девушкой словно виноватый школьник. — Прекрасная Карин, я принес вам лучшие блюда, что сумел приготовить. Но перед угощением я просто обязан сказать вам… что заключенное между нами соглашение…       После ночи в лазарете изменилась не только жизнь Зоро, начала медленно меняться и Карин. Сегодня впервые со смерти Грема она наконец подняла черные глаза от ног беседующего с ней человека, чтобы посмотреть вверх на его лицо. И Санджи с Зоро были прекрасным экземплярами для того, чтобы вернуть эту привычку к жизни. Потому что горящие щеки Санджи вкупе с торчащим из-под сбитого воротничка алым засосом были идеальным дополнением к невероятно самодовольной роже маячившего позади него мечника. Карин посмотрела на своего жениха, на мечника, опять перевела взгляд, и вдруг перебила объяснения кока. — Санджи-сан, прошу меня простить. Сначала я хотела бы поделиться новостью, которая может вас огорчить. — Что стряслось, Карин-сан?! — Я решила, что я должна стать новым человеком. Что здесь больше нет места для прежней Карин, мечтающая о тихой жизни с Гремом девушка погибла вместе с ним. Но вы вернули мне жизнь, и я хочу воспользоваться этим даром верно. Я хочу совершить путешествие, освободить таких же, как я, людей от плена. Совершить что-то значимое в мире, чтобы доказать ему, что я как никто заслуживаю второго шанса жить. И тогда он подарит мне второй шанс радоваться. Потому я хочу отправиться в путешествие на Белой овечке, господин Римо и Нэй-Нэй уже выказали свою поддержку, если я приму такое решение. Так я смогу переродиться и стать новым человеком, заново обрести все свои чувства, тогда новая я может снова сумеет кого-нибудь любить. Но океан бескраен, и я не могу обещать, что через два года смогу ожидать вас на Сабаоди, — она смотрела прямо в глаза и была предельно искренна, она говорит это, не чтобы избавить Санджи от помолвки, а потому что не видит для себя другого пути, чтобы начать жить, а не просто существовать. — О, — только и может произнести Санджи, который вот уже неделю готовил себя к покаянию. Сзади раздается сдавленный смешок, слишком уж непередаваемо уморителен вид помятой ошарашенной Завитушки, его леди снова ведет на очко вперед. Впрочем, как и с Зоро. И тогда Зоро действует — он перехватывает корзину с угощением из рук кока одной рукой, а второй рукой движением фокусника достает из кимоно бутылку крепкой выпивки. — Вот что кок, проваливай-ка ты. Я собираюсь накатить с новоявленным пиратом, — и Зоро нагло бухается рядом с Карин у мачты, на место, которое обычно занимал кок. Удивление в его глазах только множится. — Но нет, Карин, вы решили так, потому… — Проваливай, кок, — Зоро заправски достает из корзины блюда и чайную чашку, щедро плеская туда рома. — Не смей указывать мне, Маримо, — собирается разозлиться Санджи, но его прерывает спокойный голос Карин. — Санджи-сан, я бы хотела отпраздновать свое решение стать пиратом по-пиратски, с вашим мечником. Я поговорю с вами позже, если пожелаете.       Санджи стоит, ошарашенный. Маримо и его Карин собираются накатить вместе и при этом хором его выставляют прочь! Он хлопает глазами, как удивленная птица, а потом рассеяно улыбается. Все, чего хочет его прекрасная леди — закон, все, что хочет Маримо, — дурацкая прихоть, которую он исполнит с ворчанием и искренней радостью внутри. Он делает изящный поклон и немного неуверенно, оглянувшись один раз, удаляется, судя по крикам на камбузе, Луффи пошел вразнос.       Зоро провожает взглядом кока до момента, как тот скрывается за углом камбуза — слишком боится, что тот все же нырнет рыбкой в море. Меж тем подает Карин полную чашку рома, себе оставляя право хлебать из горла, и зубасто улыбается. — Я победил в нашей дуэли.       Карин принимает у него кружку и кивает. — Какие у меня были шансы против лучшего мечника в мире. Ничего, я буду тренироваться и возьму реванш через два года на Сабаоди.       Хлебавший в это время из горла Зоро захлебывается, давится, с трудом утирает рукавом пошедшую изо рта выпивку. Он ошалело смотрит на Карин, эта девка вернется за его коком?! — Что, правда? — выпаливает он, не сдержавшись.       И видит, как впервые за несколько недель эмоционального ступора на лице девушки появляется не кривление губ, а пока робкая, но настоящая лукавая улыбка. Не успевший открыть дверь на кухню Санджи в это время слышит слабый-слабый, принесенный ветром звук, словно звон серебряного колокольчика. Он почему-то угадывает безошибочно. Это впервые с момента их встречи отрывисто засмеялась его Карин. — Кок-сан, что-то случилось? — задала вопрос Робин, она заметила несколько озадаченное выражение лица старшего кока, когда тот вернулся на камбуз. — Нет, все прекрасно, Робин-чан, — задумчиво ответил Санджи, а потом все же потеряно прибавил, разводя руками: — Маримо пьянствует с Карин.       И Робин уже второй раз за вечер открыто рассмеялась. Она с нетерпением ждет будущего, эта парочка ее еще не раз порадует. Все разошлись довольно поздно, Луффи заснул за столом и его пришлось утаскивать Фрэнки. Оба кока быстро прибрались и старший услал младшего спать, не желая, чтобы тот стал свидетелем неловко брошенных слов или хуже того — поползновений вернувшегося Маримо. Чуть позже за ним утащился и младший мечник, до этого пристально наблюдающий за крутящимся по кухне Санджи. Что творится у того в голове кок и представлять не хотел — мозги у травоголовых работают совершенно удивительно.       Зоро притащился на камбуз уже в ночи, счастливым и пьяным, что было странно — у них же была всего одна бутылка. Заявил свои права, сразу ложась грудью на прикорнувшего за столом Санджи. — Ты же не спаивал леди? — сразу спросонья спросил кок. — Пффф… далось мне это. Хотя она немного захмелела, рассказала интересные истории…       Санджи мигом краснеет и резко выпрямляется, облокотившийся о него Зоро с глухим шмяком падает на спину на пол. Санджи помнит, что Карин говорила, как он шептал во сне «Маримо». Нет, она не могла… его утонченная, нежная Карин, как она вообще может общаться с этим мужланом, как она вообще… — Зоро, я не могу оставить Карин-сан, — вдруг четко осознает Санджи. — Чего?! — орет с пола Зоро и пинает стул кока так, чтобы тот тоже упал к нему на пол. Санджи и не сопротивляется, падает рядом с Зоро, чужие руки даже ловят его, чтобы тот не ударился затылком. Но не задницей, пусть отшибет себе чертову задницу, дурацкий кок! — Карин — очень красивая хрупкая девушка, как можно отправить ее плавать по кишащим пиратами морям? С ней поплывет мудрая Нэй-Нэй и Римо, но какая из них физическая защита. Какой бы храброй ни была моя Карин, ее снова похитят и сделают рабыней! — поясняет Санджи поскорее, пока Зоро не начал его душить. — Так что же, не можешь отпустить ее без телохранителя, что ли? — бросает Зоро, залезая рукой под пиджак коку. — Что-то вроде того. — Пффф… фигня вопрос, — фыркает Зоро, считая вопрос уже решенным, и теперь с наслаждением пытаясь перекатиться на полу, чтобы оказаться поверх Санджи. Тот быстро его фиксирует, но Зоро не унимается. — Иди-ка сюда, кок. Будем спать с тобой, как ты спал на палубе с этой Карин. Будем греть друг друга в холодной ночи под звездами. Я знаю способ, как сделать тебя целым. — Пьяная скотина, — констатирует зардевшийся кок.       Но следующим же утром он на пару с вышедшим вместе перекурить и присмотреть за ним младшим коком стоит у борта Санни, разинув рот. По трапу на Белую овечку покорно маршируют гуськом восемь огромных саблезубых тигров. Новый капитан корабля Карин, впрочем, не особо этим впечатлена, все так же сидит у мачты, разве что смотрит не на ноги, а уже вверх — на людей. Что еще более удивительно, предводителями тигриного батальона оказываются Зоро и тот чернокосый туземец Кинсо, которого с его питомником все отказывались брать на борт. Пока Санджи искал затонувшие сокровища и плескался в аквариуме, все корабли разошлись, а беднягу Кинсо так никто и не подобрал. — Эй, кок. Как тебе такие охраннички? Пусть только кто сунется! — выкрикнул с мостков Зоро. А Санджи осталось только ухмыльнуться в сигарету: вот ведь показушник. Он знал, что главной охраной для Карин будут совсем не тигры, а обладатель уникально благородной души Кинсо. Он не бросил тигров и никогда не оставит в беде Карин, не посмеет ни обидеть, ни даже расстроить девушку. Лучшего спутника было и не сыскать.       И пока бородатый Римо прячется от нашествия хищников в дозорном гнезде Белой овечки, мимо Карин идет парад тигров. — Это Молчаливый, это Прожорливый, это Благородный, это Болтливый… — монотонно представляет Кинсо своих друзей. — Это их прозвища? — вдруг подает голос Карин. Кинсо качает головой. — Имена. У них такие имена, какие они сами, — тигры укладываются уютными калачиками поодаль, на задней палубе, мимо Карин проходит последний, но он сбивается с пути, подходит к Карин и свешивает рядом с ней большую мохнатую голову, прикрывая глаза. Санджи у себя на корабле напрягается, но девушка поднимает руку и аккуратно чешет тигра за шею. — Это Слабый, — заключает Кинсо. — Слабый? — переспрашивает Карин, а тигр вдруг начинает мурчать — громко и раскатисто, но с интонациями домашней кошки. — Да, его сердце слабо. Оно постоянно нуждается в ком-то, — кивает туземец. «Его сердце постоянно нуждается в ком-то» — отдается одновременно в сердцах Карин и Санджи, на полсекунды их взгляды со стоящих рядом кораблей встречаются. Карин знает, что должна первая отвести взгляд. И отводит. — А по-моему он просто ласковый. Он видел, что я грустила, и пришел подбодрить меня, — Карин прислоняется белоснежным лбом к огромному кошачьему лбу. Кинсо смотрит на хрупкую девушку, согласившуюся везти за семь морей его и восемь огромных тигров, от которых отказались самые смелые капитаны из бывших рабов. И кивает, уступая. Кто он, чтобы давать имена вещам раз и навсегда? Так не бывает даже в природе, а гусеница не всегда остается гусеницей. — Да, теперь он Ласковый.       Ни Карин, ни Кинсо еще не знали истинного имени этого тигра. Когда через семь месяцев они достигнут первобытных джунглей, где родились саблезубые тигры, Кинсо выведет всех на берег и укажет узкую тропинку, что ведет в джунгли. И благодарно кивнувшие тигры один за другим, как сегодня заходили на борт, начнут уходить и растворяться в джунглях, только Ласковый останется на тропинке. Он будет с волнением посматривать то на манящую полутьму, что скопилась над тропинкой глубоко в джунглях, то на ставший ему на некоторое время домом корабль, на палубе которого сидела и провожала его взглядом Карин, чьи руки всегда нежны. А когда Кинсо вернется на Белую Овечку, заявив, что теперь он может взять на свои плечи новую ношу на тропинке через джунгли жизни, и решил продолжить путешествие вместе с Карин, они поднимут паруса. Последний тигр на берегу бросится вслед за кораблем, будет плыть по соленой воде, выбиваясь из сил, чтобы потом царапать когтями обшивку корабля внизу. Кинсо придется опустить трап и поднять вымокшего и выглядящего жалко тигра обратно на борт. Так вскоре прославившиеся пираты Свободных обзавелись еще одним накама. Потому что истинное имя тигра, которое дало ему его сердце, было Преданный.