Другой конец радуги

Врача зовут Шарлотта Уэйн, и Шерлока она бесит. Своими распущенными волосами, пышной грудью и тонкой талией, а в особенности тем, как она демонстрирует все эти достоинства Джону, как зазывно улыбается, взмахивая ресницами, как норовит подойти к нему поближе… И вообще, бесит самим фактом своего существования. А ещё сильнее бесит то, как одобрительно Джон наблюдает за этими ужимками. Вот, уже губы облизнул! — Я могу идти? — спрашивает он громче, чем нужно, чтобы привлечь внимание этих двоих. Шарлотта Уэйн неодобрительно косится на него. — Ты уверен, что тебя не нужно перевязать? — переключается на него Джон. — Не нужно, — раздражённо фыркает Шерлок и поднимается с кушетки. — Джон, мы уходим. Джон извиняется за его поведение, благодарит эту гадкую врачиху и немного задерживается в смотровой — точно, берёт её номер телефона. Шерлок хлопает дверью. Бесят. * Новую бариста в «Speedy’s» зовут Жанна, фамилии на бейджике нет. Джон берёт из её рук два стаканчика кофе и улыбается ей. Шерлок молча пытается задушить злость. Какого чёрта он улыбается? Здесь что, конкурс бесплатных улыбок?! И зачем мистеру Чаттерджи новая бариста? Надо намекнуть миссис Хадсон. И кофе у неё невкусный — злорадно констатирует Шерлок. Нечего Джону ей улыбаться, нечего! * Как зовут Салли Донован, Шерлок знает безо всяких бейджей, и сегодня она особенно раздражает его своим присутствием. Ладно бы к самому Шерлоку цеплялась — но нет, она о чём-то мирно беседует с Джоном, заставляя того возмутительнейшим образом игнорировать великолепные умозаключения Шерлока! Вот, они уже над чем-то смеются вместе! Шерлок поднимается с корточек, запахивает пальто и, рявкнув на Лестрейда, удаляется с достоинством асфальтоукладочного катка — и с его же упорством. Он демонстративно не замечает Донован и Джона прямо по направлению своего движения, и им приходится отпрыгнуть в разные стороны, чтобы освободить ему дорогу. Салли вякает что-то оскорбительное, но Джон — что и требовалось — уже спешит за ним, даже не оборачиваясь. Так-то лучше — решает Шерлок. Ага, не зря пошёл в этот угол! — Вы все здесь слепые идиоты, — довольно объявляет он, рассматривая скомканный кусок пищевой плёнки. — Вот же орудие убийства! * Какая-то блондинистая девица спрашивает у Джона дорогу прямо перед их крыльцом. Тот что-то объясняет, девушка улыбается, кокетливо поправляя волосы, а Шерлок кипит. Эмоции в нём нагнетают давление, как в котле с плотно закрытой крышкой. Когда Джон вежливо предлагает провести девушку куда-там-ей-надо, крышку срывает. Шерлок взрывается. Он хватает Джона за плечо и тащит за собой в прихожую, с грохотом закрывает за ними дверь, толкает Джона к стене и нависает над ним, опираясь на стену руками по обе стороны от его головы. — Шерлок? — удивлённо говорит Джон. — Что случилось? Шерлок отшатывается от него, прикрыв глаза. Он вдруг осознаёт, что секунду назад чуть не поцеловал лучшего друга. Единственного друга. Почти поцеловал. Чёрт. Шерлок разворачивается и сбегает вверх по лестнице, оставив недоумевающего Джона у стены около входной двери. Как замечательно было бы прижать его к ней и целовать-целовать-целовать, пока все эти Шарлотты-Жанны-Салли и прочие не вылетели бы из глупой головы глупого Джона! Шерлок швыряет пальто в угол, хватает скрипку и начинает играть. Когда Джон заходит за ним в квартиру и пытается снова что-то спрашивать, Шерлок вместо музыки заставляет скрипку яростно визжать и выть, и Джон, закрыв уши руками, уходит к себе. Шерлока ощутимо потряхивает. Ему нужно смириться с мыслью, что он хочет поцеловать Джона, а потом затолкать эту мысль в дальний угол Чертогов. Удалять бесполезно, иначе он снова и снова будет срываться при виде того, как Джон улыбается всяким женщинам — улыбается так приветливо-зазывно, как никогда не улыбался Шерлоку… Стоп. Улыбался. Улыбался! Шерлок торопливо извлекает воспоминание об их первом ужине у Анджело. Я идиот, — мысленно стонет Шерлок. Но, может, ещё не всё потеряно? * Примерно через полчаса мучительных размышлений Шерлок вдруг садится на пол и смотрит в угол. У него шумит в ушах от внезапного понимания происходящего. Сердце колотится в горле, ноги не держат, в глазах темно. Он хочет поцеловать Джона. Он всерьёз продумывает, каким образом это можно сделать. Он сошёл с ума. Он влюбился. Открытие не из приятных, но всё указывает именно на это. Недопустимо. * Через некоторое время Джон обнаруживает его в таком положении. Тёплая рука на плече выводит Шерлока из оцепенения. — Шерлок, что с тобой? Ты в порядке? Шерлок смотрит на него снизу вверх, злясь, что Джон застал его таким — беспомощным, похожим на маленького ребёнка, напуганного монстром в шкафу. Он вскакивает, смахивая дружескую руку, и уходит в свою комнату. Свернувшись на кровати, Шерлок пытается понять, как ему жить с новым знанием. Он чувствует. Он любит. Он ревнует. Его подводит его собственный разум. Тихий стук в дверь заставляет его вернуться из глубин ужаса. — Шерлок? Ты здоров? — Нет. — Можно войти? — Входи, — безнадёжно отвечает Шерлок. Джон склоняется над ним с беспокойством на лице, кладёт руку на лоб. — Жара нет. О, как же он ошибается! Душа Шерлока пылает, словно ведьма на костре, окружённая плотным кольцом палачей-мыслей. Невозможно, невозможно, невозможно — каждый довод рассудка новой вязанкой хвороста ложится в огонь. Джон смотрит на него с искренней тревогой, и его взгляд — вода, заливающая горящее в груди Шерлока пламя, не позволяя уничтожить это невозможное чувство, воскрешая и заставляя Шерлока снова и снова мысленно корчиться от боли. — Что болит, Шерлок? Забота в его голосе, его рука на щеке — и Шерлок понимает, что ведьма-любовь вырвалась из ловушки, обрела власть над тем, что должно было её уничтожить, и огонь пожирает Чертоги Разума. Он сошёл с ума. А раз так — то нет никакого смысла беспокоиться о возможном будущем. Шерлок медленно поднимает руки, сжимает пальцы на плечах Джона, тянет его на себя. И прижимается губами к губам, не позволяя себе закрыть глаза. * Шерлок слышит всё: удивлённый невнятный возглас, внезапный шумный, оглушающий выдох, нервный, тяжёлый, словно Джон готовится к прыжку в бездну, и потрясающий, в большей степени ощутимый звук, с которым размыкаются сжатые в беспокойную ниточку губы. Шерлок видит всё: расширившиеся в тёмно-синей радужке зрачки, взметнувшиеся светлые ресницы и медленно опускающиеся веки. Шерлок чувствует всё: смятая под его ладонями шерсть джемпера, крепкие напряжённые мышцы под ней, сухие тёплые губы, мягкий влажноватый шёлк дыхания и недоверчиво скользнувший по губам язык. Шерлок слышит, видит и чувствует, как Джон целует его в ответ. * Пальцы Джона вплетаются в его волосы безжалостно-отчаянно, Джон впивается в его рот так, словно хотел пить годами — и наконец получил полную чашу родниковой чистой воды; он пьёт Шерлока жадно, торопливо, захлёбываясь, явно ожидая, что вот сейчас, в любую секунду его грубо оттолкнут, отберут, расплескают бесценную влагу на грязный пол, и ему останется только собирать крохотные капли с губ, пытаясь сохранить хотя бы память о ней. Шерлок осторожно кладёт ладони на его лицо, мягко отстраняется — всего на дюйм и шепчет зло: — Почему ты мне так не доверяешь? Лицо Джона искажено мукой, рот перекошен, в глазах плещется такая боль, что Шерлоку хочется ударить себя — он сделал именно то, чего Джон ждал и боялся. Шерлок снова целует его, целует так, словно это последний поцелуй в его жизни, он задыхается, судорожно хватая воздух ртом, забыв напрочь, что можно дышать иначе, что можно дышать не Джоном, не его губами, не его прикосновениями. У Шерлока звенит в ушах — Джон хочет его, Джон хочет больше его, Джон хочет его всего, целиком, больше, дальше, глубже — и Шерлок прижимается к нему, хватает пальцами мешающую, раздражающе-лишнюю ткань на его спине и дёргает, едва не разрывая, бессловесно требуя снять. Шерлок тоже хочет больше. Шерлок хочет всего без остатка и жалобно стонет в поцелуй, когда Джон проводит кончиками пальцев по его шее; Шерлок умер бы от стыда из-за этого жалкого молящего звука, издай он его в любой другой ситуации. Джон добирается до пуговиц его рубашки, и Шерлок открывает глаза, чтобы тут же закрыть их снова, когда рот Джона скользит с его губ на подбородок и ниже, на шею. Новый стон, тягучий и низкий, стекает с его губ по коже, он загнанно дышит, откидываясь на кровать, утягивая Джона за собой, не позволяя ему хоть на миг оторваться от себя. Тихое, потрясённое: — Шерлок… — ласкает его обнажённую грудь, и он разводит руки, чтобы сорвать с себя осточертевшую рубашку, сдирает с Джона смертельно надоевший джемпер и гладит, гладит, гладит ладонями чуть влажноватую кожу, под которой судорожно сокращаются мускулы — Джон пытается удержать самоконтроль. Джон всё ещё не верит, Джон смотрит на него как на другой конец радуги, как на галлюцинацию, как на чудо. — Шерлок, — умоляет он, — пожалуйста, прошу тебя, скажи, что это не на один раз, что это не эксперимент, не какая-нибудь шутка… Шерлок… Шерлок же слышит другое: «Я тоже сошёл с ума, я тоже сгораю, спаси меня». Он мотает головой, страдальчески морщится, шепча: — Нет, нет, не шутка, не эксперимент, клянусь тебе, поверь мне, Джон, не могу больше, не могу без тебя… И тянется за поцелуем. Джон целует его так, что Шерлока выгибает и трясёт, нетерпеливые пальцы расстёгивают его брюки и тянут вниз, и он выскальзывает из них, извиваясь змеёй, теребит молнию на джинсах Джона, страстно желая увидеть больше — больше тёплой золотистой кожи, больше доказательств того, что Джон его тоже хочет. И когда Джон наконец отбрасывает последнюю преграду между ними, Шерлок замирает ненадолго в восхищении и жадно тянет руки — потрогать основное доказательство. Джон стонет, запрокинув голову, когда пальцы Шерлока пробегают по его члену от головки до основания, и Шерлок мягко сжимает кулак, выдыхая: — Джо-он… Джон, тяжело дыша ртом, легонько толкает его и ложится сверху, и он ахает, когда их члены скользят друг по другу, зажатые между их животами. Они совпадают идеально, словно созданы были единым существом, а потом безжалостные ножницы разрезали их надвое. Шерлок обхватывает Джона ногами, вжимаясь ближе, не переставая гладит спину, плечи, проводит пальцами по задней стороне шеи, вызывая сдавленный стон и короткий вздох, зарывается в волосы, а Джон толкается в него, покрывая поцелуями его шею и ключицы, потом опирается на локти и поднимает голову, тянется к губам Шерлока, немного сдвигаясь — и Шерлок вскрикивает, содрогаясь от наслаждения. — Джон, — бормочет Шерлок, утопая в блаженном тумане, — Джон… Джону требуется ещё несколько движений, и он вдруг впивается губами в грудь Шерлока прямо над сердцем и стонет — низко, глубоко, освобождённо… * Шерлок блаженно трётся о висок Джона носом и губами, заставляет перевернуться на спину, забрасывает на него ногу, обхватывает руками и зарывается лицом в ямку между шеей и плечом. — Не уйдёшь больше, — бурчит он. — Не уйдёшь ни к каким женщинам. Ни на кого не будешь смотреть. Будешь улыбаться только мне. Джон удивлённо смеётся: — Так это всё из-за ревности? Шерлок хмурится, ведёт пальцем по груди Джона. — Не хочу, чтобы ты им улыбался. Не хочу, чтобы уходил к ним. — Я не уйду, Шерлок, — тихо и убеждённо отвечает Джон. — Они были просто потому, что не было тебя. Вернее, ты был, но такой отстранённый, такой недосягаемый… как другой конец радуги. Теперь мне никто не нужен — у меня же есть ты. Ты же у меня есть? — Разумеется, — фыркает Шерлок, сердясь на глупость Джона неверующего. — Иначе я бы здесь не лежал и не вспоминал всех этих Сар, Шарлотт и прочих. — Забудь о них, — говорит Джон, ласково перебирая прядки на его затылке. — Удали. Они не нужны ни мне, ни тебе. Удалить… Шерлок прикусывает губу, вспоминая, как пылали его Чертоги, но всё же закрывает глаза, погружаясь в себя — и потрясённо вздыхает. Его разум не разрушен. Все знания на местах, все воспоминания разложены по полочкам и предстают перед его внутренним взором с необычайной лёгкостью, словно огонь, вместо того, чтобы сжечь, закалил все мысленные связи и схлынул, оставив лишь приятное золотое тепло с лёгкими радужными бликами.