Я отдам за тебя свои крылья

— Чимин, я сделал последнее предупреждение, как ты мог ослушаться его? Ты ведь понимаешь, что мне придется лишить тебя твоих сил? Понимаешь, что мне придется отправить своего единственного сына в этот ужасный мир — в мир людей? — Отец, я… я не хотел, прости, — говорит Чимин, хотя в голове крутятся совершенно другие мысли. Сейчас он думает лишь о том черноволосом чудике, который вечно попадает в передряги. Который вечно напивается до потери сознания. Чимину плевать на то, что его, возможно, и правда отправят на Землю, что его лишат всех способностей. Для него главное то, что сейчас в тихой квартире, в комнате, окрашенной в одни лишь темные цвета, крепко сжимает край подушки и безмятежно сопит тот, кто ворвался в его сердце и занял огромную его часть. — Забирай мою силу, отрезай крылья — делай, что хочешь, но отправь меня на Землю. — Чимин, ты с ума сошел? Я не позволю тебе быть с тем парнем. Угомонись ты уже! — начинает повышать голос Пак-старший, неверяще глядя на сына. — Просто отдай приказ, я больше не хочу здесь находиться, — тихо шепчет Пак и уходит подальше от этого дикого места. А точнее, поближе к порталу, через который он когда-то мог наблюдать за своим Юнги. Опираясь о стену, Чимин достает фотографию парня и с грустной улыбкой нежно проводит по ней пальцем. — Мда-а… вот уж повезло мне с бывшим подопечным, — шепчет Чимин в пустоту, сжимая в руке фотографию черноволосого парнишки. — Чего раскис, мелкий? — звучит басистый голос над ухом, резко обрывая поток мыслей. — А, Намджун, это ты… — пугается на мгновение Чимин, а затем протягивает фотографию своему другу, тяжело вздыхая. Тот же, в свою очередь, внимательно всматривается в хмурое лицо парня на снимке. — Я скучаю по нему, Джун. Ким, слегка улыбаясь, треплет младшего по сероватым волосам, после чего садится рядом и приобнимает его за плечи. Намджун прекрасно понимает, что чувствует его друг, ведь и сам от него ничем не отличается. Только вот крылья Чимина уже полностью черные и прежнего белоснежного цвета им не вернуть. Бывали случаи, когда ангелы ослушивались кодекса, но таковых очень мало. Ведь свои два крыла, что для каждого были дороже всего на свете, никому терять не хотелось. — Джун, ты ведь пришел за мной? Да? — спокойно спрашивает Чимин, пряча снимок и заглядывая в глаза другу. — Да, Чимини, ты прав. Слегка улыбнувшись, сероволосый поднялся с места. Теперь он был готов ко всему, и даже больше — он этого хотел. Ведь после он, наконец, сможет увидеть Юнги. Намджун встает следом, ему до жути больно, но ослушаться приказа нельзя. Перед двумя друзьями уже стоят высшие ангелы, среди которых возвышается и отец Пака. Мин знал, что прямо сейчас ему будут промывать мозг моралями, следом заберут силу, а после уничтожат и крылья. Поэтому он просто продолжал стоять и смотреть в ожидании. Джун, окинув взглядом друга в последний раз, быстро скрылся из виду. Начался первый этап. Flashback — Эй ты, педик, иди-ка сюда, — слышится насмешливый голос из-за спины черноволосого. Именно так и начинается день Юнги — с оскорблений его личности, а под конец, бывает, заканчивается и избиением. С раннего детства Мин потихоньку осознавал, что он мальчик далеко не натуральной ориентации: его совсем не привлекали симпатичные девочки из школы. Ему было плевать на слова других, что «быть геем — это плохо», «природой так не заведено», «фу, это мерзко» и прочую ересь — поэтому он и не скрывал того, кем является. Но вот уже в старшей школе об этом прознали все, и начались самые настоящие побоища. Чуть ли не каждый день Юнги приходил домой весь в ссадинах и кровоподтеках. Бывали случаи и посерьезней, когда тупые школьники ломали ему кости и наслаждались гортанными криками Мина, оставляя его корчиться на голом асфальте. Все эти побои и унижения постепенно ломали самого Юнги. Проживать очередной день становилось тяжелее, и каждый раз перед сном парень задумывался о самом простом решении проблемы — о суициде. Стало тяжело не то, что жить — стало тяжело дышать. В голову начали закрадываться мысли, что этот мир совсем уж не подходит для него. Он мечтал о других планетах и мирах, в надежде, что где-то там для него заготовлена совсем иная участь. Правда, в очередной раз, лежа под покровом ночи и боясь шевельнуться, чтобы не потревожить незажившие раны, Юнги только убеждался, что ждать ему помощи неоткуда и не от кого.