Лучший друг — заклятый враг

      — Может, перестанешь ходить взад-вперед и раздражать меня? — рычит Джессика, упираясь взглядом в спину Килгрейва. Он уже несколько минут расхаживает по комнате, сложив руки на груди в замок, и постоянно бормочет что-то под нос, чем неистово выводит из себя девушку. Джонс всегда работает в тишине, а появление «лучшего-друга-заклятого-врага» всегда несет за собой утомляющую болтовню и лишние действия. Даже если это галлюцинация.       — Признайся, я тебе нужен. Иначе ты бы давно нашла выход, как избавиться от меня, — на секунду останавливается Килгрейв, кривя губы в улыбке, а затем вновь возобновляет движение.       Джонс закатывает глаза и откидывается на спинку потертого кожаного кресла. Да уж, избавилась бы… Не в первый раз размышляет о том, что будет если она сбросится с крыши или прыгнет под автобус, и хмурит брови. В первом случае она спокойно приземлится на асфальт, — спасибо, Килгрейв, что научил прыгать, — а во втором отделается парой сломанных ребер, заживших уже на второй день. Тяжело быть супергероем, потому что не можешь покончить с собой. Дерьмо!       Джессика отпивает из горлышка дешевый бурбон и морщится. Нет, алкоголь не бьет в голову. Скорее, это делает Килгрейв, пропадая с поля зрения. Время посещения на сегодня закончено. Комната вновь окрашивается в привычные цвета вместо неонового пурпурного и черного. Любимые цвета Кевина.       — Наконец-то перед глазами никто не мелькает.       Еще месяц назад Джессика готова была на все, лишь бы избавиться от компании Килгрейва. Он появляется, когда хочет и где хочет. И она не может это контролировать. Совершенно никак. Каждый раз весь мир окрашивается в пурпурный, — любимый, — оповещая о е г о появлении. Пара коротких фраз и ледяное дыхание, длинными пальцами забирающееся под тонкую майку, — все, что остается от Килгрейва. Сбившееся дыхание, бесконечные мигрени и паника-истерика-паранойя — слишком большая плата за несколько секунд в его компании.       «Мэйн-стрит, Берч-стрит, Хиггинс-драйв, Кобальт-лэйн», — ежедневная мантра, застревающая на кончике языка и выученная до боли в зубах. Психолог говорит, что это должно остановить панику. Твою мать, это нихрена не помогает!       Трясущимися пальцами Джессика вновь тянется к бутылке, почти залпом осушая содержимое. Сердце бешено колотится, норовя пробить несколько ребер и выскочить наружу. Подальше. Только бы не здесь. Джонс опускается на пол, выступающими позвонками чувствуя неровности стены. В глазах жжет. Хочет разрыдаться, как маленькая девчонка. Джессика Джонс — самая сильная девушка этого проклятого города, облаченная в непробиваемые доспехи из сарказма, и начиненная суперспособностями, — боится. Боится Килгрейва, этого психопата-манипулятора, разрушившего ни одну невинную жизнь. И её тоже.       Джонс клянется, что уже следующим утром вылетит ближайшим рейсом куда-то далеко. Собирает вещи-деньги-документы, но так никуда и не отправляется. Не может. Боится. Но уже не за себя. Боится за жизнь Триш Уокер, лучшей подруги, живущей в «бункере» с пуленепробиваемыми окнами и усиленной охраной. Но такой беззащитной в ближнем бою.       — Хватит меня спасать, помнишь? — буквально взвывает блондинка, когда Джессика вытаскивает её из очередной передряги. Она не может н е спасать её. Ведь она — самый близкий человек. Единственная, кому можно доверять, и единственная, жизнь которой стоит намного больше, чем её собственная шкура.       Сейчас Джессика все также сидит в небольшой квартире со сломанной дверью, — посетители иногда сильно злятся, — с кипой бумаг, старым ноутбуком и бесконечным запасом алкоголя. Так легче собраться с мыслями. Кажется, что все, как раньше. Триш иногда забегает поболтать, вытаскивая подругу из четырех стен, а Малкольм постоянно пытается помочь, напоминая, что ей стоит поесть или отдохнуть. Влюбленный взгляд и чрезмерную заботу Джонс пытается не замечать. Друг-сосед-напарник. Не более.       Только вот есть одно «но». Самое важное «но» её жизни. Кевин—«Килгрейв»—Томпсон. Ежедневные, — если не ежечасные, — галлюцинации никуда не исчезают. Вот только она с этим уже смирилась. Нужно признаться, что иногда этот психопат дает дельные замечания и нередко помогает раскрыть особо запутанные дела. Но Джонс никогда не упускает шанса отпустить едкий комментарий в его сторону и вылить тонну сарказма. Кривится, когда тот с британским акцентом произносит её имя, по привычке протягивая двойное «с» чуть дольше обычного.       «Джес-сика», — шипит, словно змей, где-то над ухом.       Она привыкает жизнь с ним в голове. Она привыкает жить, как раньше. Она привыкает не быть одной.