Надежда Пигмалиона

Не верю в судьбы я ни кару ни милость —  пусть память углами врезается в сон: жалей лишь о том, что, увы, не случилось, молись, чтобы это случилось потом. Не хвастайся, друг, что не знаешь печали — мне эти слова говорят об одном: та жизнь, что осталась у вас за плечами —  немая картина с пустым полотном.

Ночью спалось плохо. Стоило чуть задремать, я сразу оказывалась в лесу, парила меж деревьев без цели и смысла, не ощущая ни ветра, ни тепла. Я словно пыталась вспомнить что-то, найти выход, но выходом была сама я, растворенная в лесу и сконцентрированная в самой себе. Я не могла ни увидеть, ни пощупать себя, у меня не было глотки, чтобы закричать, тихая и очень надежная тюрьма, не сбежать, не вырваться. Утром я проснулась поздно и сразу получила нагоняй от Арменда, что шатаюсь невесть где и ничего не делаю. Он орал, брызжа слюной, а потом ударил меня наотмашь по голове так, что в ушах зазвенело. Он развернулся, чтобы уйти, я посмотрела ему вслед, желая, чтобы ему тоже кто-нибудь врезал по наглой красной морде, он вдруг запнулся и, нелепо взмахнув руками, рухнул, ударившись головой о железное ведро, стоящее в углу. Я испугалась, он, матерясь на чем свет, начал грузно подниматься, держась рукой за лоб. Сквозь его пальцы тонкими струйками начала сочиться кровь и капать на деревянный пол. «Тук-тук-тук… Тук-тук-тук», — отдавалось у меня в голове. Он с силой пнул ведро, которое громыхнуло, ударившись о стену, и вышел. Я сидела, не в силах шелохнуться. Почувствовав себя отомщенной, я вернулась в боевое расположение духа и убрала в своей комнате, но распространять свою деятельность на кухню не решилась, так как Арменд познакомился с одним нашим соседом-пьяницей и тот стал завсегдатаем у нас. И сейчас он спал, уронив голову на кухонный стол. Ничего, осталось недельку потерпеть, вернется мать и прогонит его. Я вышла на улицу. День обещал быть жарким. Отогнав трех овец на лужайку с пожухшей от жары травой, я сорвала несколько фиг и съела их вместо завтрака. Потом я набрала в ведро воды и умылась, в отражении на меня смотрела худенькая девчонка со светлыми волосами и зелеными глазами. Отец всегда сокрушался, что я не похожа на родителей, и вообще не выгляжу местной, в школе я тоже была белой вороной, мне даже не верили, что я родилась здесь. На высоком небе не было ни облачка, жужжали пчелы, сосед вдалеке что-то кричал своему сыну, колокольчики на шеях у овец весело позвякивали. Я стала думать о вчерашнем дне и том, что видела на болоте. Сейчас мне, сидящей на солнышке рядом с домом, все это показалось выдумкой, игрой моего воображения. Спросонья чего только не померещится, а корзину жалко, она мамина, к тому же зря я, что ли, полдня на карачках лазила, если и был там кто, то он уже ушел — так я рассудила. И отправилась в лес. Я бодро шла среди деревьев, солнце пробивалось сквозь кроны и пятнами ложилось на траву, здесь в лесу ее было много, мелкие цветочки, фиолетовые, желтые, голубые сияли яркими глазками, освежая пейзаж. «Зверобой, душица, цикорий», — перебирала я знакомые названия. Настроение было приподнятым. Вскоре начался спуск, а лес стал гуще и темнее, червячок сомнения начал подтачивать мою уверенность, но я прогнала его. У болота мне пришлось и вовсе замедлить темп, начать оглядываться, но ничего пугающего вокруг не было. Я аккуратно ступала по кочкам, стараясь идти так же, как вчера утром. Наконец, вдалеке я увидела светлое пятнышко — моя корзина. Она лежала на боку, ягоды высыпались на траву и теперь сверкали, как драгоценные рубины, как застывшая кровь. Я перевернула корзину и тут же с криком отпрыгнула: в ней клубком свернулась черная змея. Я застыла в ужасе, наблюдая, как змея зашевелилась и, подняв треугольную голову, посмотрела на меня в упор. «С-с-снова ты здес-сь таскаеш-шьс-с-ся», — раздался хриплый шепот, я вскрикнула, резко разворачиваясь, но споткнулась о кочку и упала. Никого у меня за спиной не было, но голос был слышен так явно, словно он шептал мне на ухо. Я резко вскочила, стараясь отойти подальше от змеи, которая уже начала покидать свое временное логово. «Ты с-с-слышишь меня, девчонка?» — опять раздался голос у меня в ушах. Никого вокруг не было, стояла тишина, только сердце мое билось набатом, и кровь шумела в ушах. «Я здес-с-сь, пос-смотри», — снова голос. Змея ползет в траве. Я начала медленно пятиться, не отрывая взгляда от черного блестящего извивающегося существа. «Лишь бы не бросилась», — мелькнула мысль у меня в голове. Если укусит, тут мне никто не поможет. «Пос-с-стой! Ты с-слышишь? Я здес-с-сь». Я остановилась, не в силах противиться голосу. Змея подползла совсем близко, остановилась и уставилась на меня пристальным взглядом. Голос, он принадлежал змее, я осознала это очень ясно теперь. Невозможно! Я сошла с ума. Эта мысль показалась мне совершенно невыносимой, и я постаралась успокоиться. Смерив змею ответным взглядом, я решила, что терять мне нечего. — Это ты? Ты говоришь со мной? — тихо спросила я. Собственный голос показался мне глухим и сиплым. — А ты видиш-шь здес-сь кого-то еще? — сказал голос, в нем слышалось недовольство и нетерпение. Я решила, что лучше не злить змею и вести себя как можно вежливее. — Прошу прощения, но мне никогда раньше не приходилось разговаривать со змеей и я подумала, что это говорит тот — другой. — Не лги мне, — настаивал голос, — неужто ты никогда не встречала змею? Тот — «другой» — о ком ты говоришь? — спросил змей, в его голосе скользнуло любопытство. — Нет, я видела змей, конечно, но мне никогда не доводилось говорить с ними. И я не слышала, чтобы подобное удавалось кому-то еще, — бойко рапортовала я. Змей, очевидно, не собирался пока нападать, и я решила, что если буду вежливой, возможно, смогу уйти отсюда невредимой. — Вчера здесь на болоте был кто-то еще. Он сильно напугал меня, — добавила я. Змей слегка склонил голову набок, мне показалось, что он с интересом смотрит на меня. — Что? Что ты видела? Какой он был? — нетерпение в голосе усиливалось. Мне стало неуютно, я не понимала, чего хочет змей, но, похоже, он и так знал про То, что было здесь вчера. — Я не разглядела в темноте, — начала я неуверенно, — я приняла его за зверя, но потом поняла, что ошиблась. Похоже, это был человек, — добавила я чуть слышно. Последние слова были откровенной ложью, ведь я понимала: То, что было здесь вчера, чем бы оно ни оказалось, человеком точно не было. — Ты видела его лицо? Какой он был? — продолжал расспрашивать змей. Мне показалось, что он волновался, кольца змеиного тела постоянно сжимались, он старался приподняться выше над землей, неотрывно глядя на меня. — Я не видела его лица, — сказала я, — мне показалось, что у него не было лица, я видела только тень, очертания, похожие на человека. Змей казался довольным моим ответом, он заметно расслабился: — Прис-с-сядь, я хочу видеть твое лицо, — предложил он. Я осторожно присела на кочку рядом. Ощущение тревоги не покидало меня, при воспоминании о вчерашней встрече кровь стыла в жилах, а змей сам все знал, но зачем-то расспрашивал. — Кто ты, дитя? — задал он очередной вопрос. — И зачем гуляешь по болотам в одиночку? Я глубоко вздохнула, тщетно пытаясь унять дрожь. — Меня зовут Арта, я живу здесь неподалеку. А хожу одна, потому что больше не с кем, — я решила не давать змею подробной информации, но его, казалось, не удовлетворил этот мой ответ. И он продолжил: — Сколько тебе лет? — последовал вопрос. — Одиннадцать. Исполнилось в мае, — добавила я. — Ты говоришь, что раньше не разговаривала со змеями, разве с тобой никогда не происходило ничего необычного? — вкрадчиво поинтересовался змей. Я не знала, как ответить на этот вопрос, ведь необычными можно считать разные вещи, не рассказывать же о том, как заросла трещина на маминой сахарнице после того, как я ее уронила или как я однажды набрала воды из старого пустого колодца. Пожав плечами, я ответила, что ничего более необычного, чем разговор со змеей, со мной не случалось. Змей довольно зашипел и начал разворачивать кольца, приподнимаясь выше, заглядывая мне в лицо. — Ты абсолютно права, — прошипел он, — это действительно необычайное совпадение, встретить в этой глуши колдунью со столь редким и удивительным даром. Я не знала, как отреагировать на эти слова змея. С одной стороны, он говорил о таланте, но то, что он обозвал меня колдуньей, мне совсем не понравилось, но я промолчала. Пусть говорит, что хочет, решила я, мне главное отвязаться от него поскорее, больше я сюда никогда в жизни не приду. — Ты говоришь, что живешь неподалеку, но внешностью ты не похожа на местную, — проворковал змей, — кто твои родители? Любопытство змея начинало меня напрягать, разговор затягивался, а вопросы у него не заканчивались, он словно был рад самому разговору и вовсе не собирался расходиться. — Мой отец албанец, а мать русская. Мне говорили, что внешность досталась мне от какой-то бабки по маминой линии. Проницательности змея можно было только подивиться, как и его осведомленности в особенностях национальной внешности. Змей еще долго не мог наговориться, он расспрашивал меня о моей фамилии и фамилиях моих родственников и предков, где и когда они жили, где мои отец и мать, почему мы живем в такой глуши и многое другое. Начинало темнеть, а я уже откровенно паниковала, больше всего мне не хотелось повторения вчерашней встречи. Сырой душный воздух поднимался от болота, по кочкам начинал ползти туман. Мне ужасно хотелось есть, живот то и дело жалобно ворчал, но змей не унимался, а прервать разговор сама я боялась. Периодически озираясь по сторонам, я продолжала отвечать на его вопросы, силясь вспомнить все, что когда-либо слышала про своих бабушек и дальних родственников. Наконец, я не выдержала и, извинившись, сказала, что уже поздно, а мне очень нужно домой. Я старалась не показывать вида, что до чертиков боюсь идти через болото по темноте. Змей, казалось, был недоволен окончанием беседы, но противиться не стал, он спросил, приду ли я еще. Я сказала, что не знаю. Он заставил меня пообещать ему, что я приду снова. И, дав ему это обещание, я наконец получила свободу. Взяв корзину и попрощавшись, я уже собралась уходить, но, помедлив, все-таки решилась спросить:  — Кто это был вчера на болоте? То, что я видела, что это? — Это был я, — ответил змей.