Взбитые сливки

      С недавнего времени Лайту внезапно стало очень тяжело просыпаться по утрам, хотя раньше он всегда сам пробуждался в районе семи вполне бодрым, выспавшимся и готовым к свершениям. А теперь он иной раз не мог даже заставить себя подняться на очередную съёмку; глаза попросту отказывались раскрываться, а голова — отлепляться от подушки. Чего омега уже только не пробовал — и заводил будильник, который издавал оглушительный звук, напоминавший сигнал «ядерно-химическая атака», и просил Рюдзаки поинтенсивней расталкивать его, да только это было бесполезно. Впрочем, учитывая, что частенько половину ночи Лайт проводил в обнимку с фарфоровым другом — в тёмное время суток все внутренности словно выворачивало наизнанку, а в животе начиналось активное шевеление — его отчаянное желание подольше давить подушки по утрам не являлось чем-то сверхъестественным и удивительным. Рюдзаки вообще предлагал Лайту отказаться от съёмок, и юноша поначалу согласился, но буквально через месяц Лайт взвыл и стал рваться обратно в студию, ему не понравилась перспектива целыми днями изводиться от скуки в пустой квартире, а прогулки по парку или торговым центрам уже на вторую неделю осточертели ему до зубовного скрежета. А теперь вот он опять подумывал временно покончить с работой, хотя начальство и так пошло навстречу своей самой популярной модели и сделало ему почти свободный график посещений. Лайт плохо себя чувствовал, его замучил токсикоз и жутко бесил живот, из-за которого парень не мог влезть почти ни в какую свою нормальную одежду.       Сегодняшнее утро не стало исключением из появившихся правил.       — Лайт, подъём, — проснувшийся Рюдзаки, мягко улыбаясь, легонько потряс его за плечо.       Рыжеволосая голова не оторвалась от подушки. Лайт пошевелился, не раскрывая глаз, зарылся носом в одеяло и спокойно засопел дальше. Альфа улыбнулся. Вот и ответ, почему он никак не может выполнить просьбу супруга и заставить себя настойчиво будить своего омегу по утрам. Просто Лайт так беззащитно выглядит, пока спит. Так мило прячется в одеяло, недовольно пофыркивая. На него просто невозможно повысить голос.       — Лайт. У тебя сегодня съёмка, — Рюдзаки, наклонившись, прижался щекой к плечу парня, поглаживая ладонью обтянутую серой хлопковой рубашкой руку. И, усмехнувшись, зашептал в ухо: — Если ты сможешь сейчас подняться, я обещаю подвезти тебя до студии.       — Мне всё равно, Рюдзаки… Я прекрасно доберусь и на такси. Ни за что не встану, — невнятно промычал Лайт. — Знаешь ведь, я только пару часов назад уснул. Ночью спать не могу, дай хоть утром подремать.       Рюдзаки потёрся носом о его шею, вдыхая чуть уловимый аромат кожи, прохладный, прозрачный…как сирень, омытая ледяной утренней росой. Как же ему нравился этот запах. С того самого момента, как он увидел своего будущего мужа, когда подросток Лайт появился в полицейском участке, чтобы занести работавшему несколько дней без перерыва отцу сменную одежду, и случайно столкнулся там с ведущим детективом. И это лишний раз говорило парню о том, что они созданы друг для друга. Ведь в этом мире аромат имеет далеко не последнее значение, частенько именно по тому, нравится ли тебе, как пахнет тот или иной альфа или омега, и определяется совместимость.       — А кто же тогда меня покормит? — стараясь добавить в голос некой жалобности, спросил Рюдзаки тихонько. Длинная чёлка, растрепавшись, полезла ему на нос, и альфа сдул её лёгким движением.       Лайт даже ухом не повёл — накрылся одеялом с головой и пробубнил из импровизированной палатки:       — Сделай себе завтрак сам, Рюдзаки…сказал же, не встану.       Подобная реакция вызвала у парня кривую усмешку. Рюдзаки потихоньку пролез под одеяло и принялся кусать омегу за мочку уха. Игриво и легонько, как расшалившийся кот.       — Ау… Да прекрати, больно же, — Лайт несильно ткнул его острым локтем в бок, но это не помогло, супруг вовсе не собирался так просто его отпускать. — Отстань, говорю…я всё равно не собираюсь подниматься, у моей съёмки нет теперь зафиксированного времени начала, а вот ты точно опоздаешь на работу, если продолжишь в том же духе.       — Чем же ты вчера занимался, что устал настолько, что не хочешь даже встать, чтобы сделать завтрак? — Рюдзаки неожиданно сильно вонзил зубы в то место, где шея переходит в плечо, вызвав сдавленный выдох боли. «И когда он только успел там оказаться?» — А, Лайт?       Лайт ещё раз попытался отпихнуть порядком обнаглевшего супруга от себя.       — Если ты думаешь, что роль домохозяйки проста и беззаботна, пожалуйста, я готов уступить тебе это место. Согласен?       — Ой, нет. Не умею я этими делами заниматься, — засмеялся альфа, потирая ладонью затылок. Разлохмаченные чёрные волосы опять упали ему на лицо, мешая глядеть на окружающий мир, и Рюдзаки принялся неумело отводить их назад, пытаясь немного пригладить и заправить часть прядей за уши.       — Ну и чего тогда спрашиваешь? — почти что простонал Лайт.       — Потому что не теряю надежды разбудить тебя таким образом.       Рюдзаки с силой потянул его за плечо, легко перевернув на спину. Положив ладонь на затылок, гладя растрёпанные спутавшиеся волосы, альфа чмокнул его сначала в макушку, потом в лоб, в переносицу, в нос… Добравшись до приоткрытого рта, Рюдзаки нежно обвёл языком контур губ, слегка раздвинул их и углубил поцелуй, изучая, ощупывая кончиком очертания ровных белоснежных зубов. Лайт чуть-чуть разомкнул веки и обвил руками шею любимого, не менее смело отвечая на прикосновение. Этот утренний поцелуй был совершенно лишён всякой страсти, зато полон необычайной нежности, которую оба парня старательно в него вкладывали.       — Если ты сейчас не встанешь, я тебя изнасилую, — вкрадчиво прошептал детектив в ухо супругу.       — …И получишь выкидыш, — хмыкнул Лайт, сощурив глаза и показав язык. — Ты этого хочешь?       — Не преувеличивай, сексом заниматься до седьмого месяца беременности можно, хотя, может, это и неполезно. А у тебя шесть с половиной, ну чуть больше, подумаешь, — серьёзно заявил Рюдзаки и, откинув одеяло, прижал ладони к его животу. Пуговички рубашки, которая в плечах была велика Лайту размера на два, в этой области едва-едва сходились. Альфа, быстро перебирая пальцами, расстегнул их и принялся поглаживать мягкую светлую кожу, касаясь её то самыми подушечками, то всей ладонью. И почувствовал едва уловимые движения под ней… На бледном лице возникла мечтательная улыбка, а в тёмных глазах словно загорелись яркие звёздочки.       — Шевелится…       — Ты только заметил? — усмехнулся Лайт, накрыв его ладонь своей. — Он меня уже испинал всего, честное слово…       — Ничего, Лайт… Потерпи, чуть-чуть осталось, всего два с половиной месяца. Хотя знаешь… Тебе очень идёт твоё положение, оно придаёт тебе сексуальности, — прошептал Рюдзаки и опять потянулся к его губам, повалив супруга обратно в гору подушек и одеял. И оба замолчали, потому что разговаривать, целуясь, было бы крайне неудобно.       — Ты чёртов извращенец, — с недовольством протянул Лайт, подавшись назад и с громким похабным «чмок» отлепившись от его рта. — Иначе человека, которому беременный живот кажется сексуальным, не назовёшь.       — А ты жуткий сухарь, Лайт, — отбил подачу Рюдзаки и притворно закатил глаза. — Как я только раньше этого не замечал…       — Я просто давно уже смотрю на мир без розовых очков, они у меня в раннем детстве ещё слетели.       Рассыпанные по подушкам пушистые мягкие волосы, кажущиеся на фоне белых наволочек почти огненными, игриво поблёскивающие из-под длинной чёлки и густых тёмных ресниц глаза цвета ореховой скорлупы, разомкнутые розовые губы, красивая вытянутая шея, высовывающаяся из воротника рубашки… Рюдзаки невольно облизнулся и опять наклонился к нему, утыкаясь лбом в лоб.       — У тебя губы по вкусу на взбитые сливки похожи… — констатировал он, глядя в мигом расширившиеся глаза омеги.       — Сладкоежка… — уже не так язвительно отозвался Лайт, вдруг тихонько хихикнул и обнял его обеими руками. Застонал, когда влажные губы коснулись его шеи под самым ухом, и всё ниже, ниже… Каждая расстёгнутая пуговка на просторной рубашке — поцелуй на бледной коже. — Стой, Рюдзаки… Ну… Ну подожди же… — смущённо забормотал он, прикрывая глаза. — Кто с утра сексом занимается?..       — Мы, — серьёзно заявил Рюдзаки и, не дожидаясь, пока парень придёт в себя, залепил ему рот очередным поцелуем.       Спустя десять минут довольный, как объевшийся сметаны кот, Рюдзаки откидывался на подушки, забрасывая руки за голову, растрёпанный Лайт запахивал рубашку, сидя на краю постели.       — Ты животное! — возмущённо фыркнул омега, трясущимися руками всовывая мелкие пуговки в петли. — Обезьяна похотливая.       — Спасибо за комплимент, — беззаботно улыбнулся Рюдзаки. — И своей цели я всё-таки добился, ты проснулся. Согласись, тебе же нравится, когда я тебя бужу по утрам таким образом?       — Нравится, я и не скрываю, — протянул Лайт. — Только вот через пару недель этого делать уже будет нельзя.       — Ну ладно, не дуйся, — Рюдзаки, подавшись вперёд, чмокнул его в уголок губ.       — А я разве дулся? — мягко отозвался Лайт, ответно поцеловав его. — Всё в порядке.       Кряхтя и придерживая живот, он поднялся на ноги и побрёл в ванную. Через минуту оттуда донеслось довольное пофыркивание и плеск воды. Рюдзаки улыбнулся. Старая схема, заведённая им ещё со времён помолвки, а работает безотказно. Всё вернулось на круги своя, у Лайта опять хорошее настроение, авось он не будет капризничать на съёмках и во время поездки в студию.       Когда через некоторое время умытый и посвежевший Лайт, на ходу собирая длинные волосы в хвостик, вышел на кухню, залитую сероватым светом пасмурного зимнего утра, на подставке уже закипал чайник, а Рюдзаки, вырядившийся в джинсы и слегка растянутый белый свитер с высоким горлом, сидел на своём обычном месте возле окна, поджав под себя ноги. Он всегда сидел в таком положении, и дома, и на работе, говоря, что от этой позы улучшаются мыслительные способности. На самой заре их отношений Лайт как-то попытался подражать ему и понял, что это не так просто, как кажется, а без длительной тренировки и привычки просто невозможно — у омеги потом дико болел позвоночник и ныли коленки.       — Ты чудо, когда такой вот невыспавшийся и растрёпанный, Лайт. Вот в каком виде надо тебя фотографировать в журнал, — протянул Рюдзаки, сощурив чёрные глаза и сложив перед собой ладони.       — Ну спасибо, — покачал головой Лайт и потянулся за висящим на маленьком крючке фартуком. Накинул его на себя и с трудом попытался завязать верёвочку на поясе, что ему не удалось — её кончики уже едва-едва сходились. — Чёрт… Только купил ведь фартук, и теперь уже опять понадобится новый.       Рюдзаки, улыбнувшись, соскользнул со стула и, подойдя к нему, приобнял за талию и чмокнул в нос.       — Получишь его сегодня вечером, — одновременно он перехватил руки Лайта сзади, бережно забрал у него тесёмки и ловко закрутил их в узелок. — Доволен?       — Только помни, ты пообещал, — Лайт засмеялся и, потёршись носом о его бледную щёку, подался чуть назад. — Ну отпусти меня уже. Мне надо сделать что-нибудь, пока ты с голоду не умер.       Рюдзаки с неохотой разжал руки и, предвкушая милое зрелище, присел обратно на свой стул. Он подпёр рукой голову, прикусив ноготь на большом пальце, и принялся с интересом наблюдать, как омега достаёт из холодильника несколько пакетов и берётся за готовку.       — Если честно, мне уже с трудом верится, что ещё совсем чуть-чуть — и нас станет трое, и вот таким утрам придёт конец… — пробормотал Лайт и тяжело вздохнул.       — Да ладно тебе, Лайт. Не будь таким пессимистом.       — …Ещё маньяк этот, который заставил тебя в офисе поселиться, — продолжал бурчать омега, — именно в то время, когда мне так твоего внимания не хватает… Если честно, я как-то семейную жизнь по-другому себе представлял…       Рюдзаки опять сполз со стула и обнял его за талию со спины, прижавшись щекой к шее.       — А я вот именно так всё и видел, — сообщил он. — Знаешь, почему я на тебе женился?       — Ещё бы. Ты в меня влюбился с первого взгляда, причём сообщил мне об этом на следующий же день после знакомства, — ехидно хмыкнул Лайт.       — А вот и нет. Видимо, ты забыл, сколько времени мы с тобой проболтались в статусе помолвленных, причём вели себя скорее как друзья, чем как парочка, — Рюдзаки улыбнулся. — И мне хотелось жить в первую очередь именно с близким другом, с которым можно было бы поговорить на равных и всегда какие-то общие темы найти. А страсть, секс и всё остальное для меня уже были делом второго плана.       — И этого друга ты нашёл во мне, — Лайт усмехнулся. — Охотно верю. Особенно вспоминая, что ты мне в первую брачную ночь устроил. Я тогда вообще утром с кровати встать так и не смог.       — Зато довольный был, как стадо слонов, — мягко напомнил Рюдзаки и прихватил мочку его уха. — И да, я действительно вижу в тебе главным образом близкого друга. Мне нравится, что мы одинаково мыслим, а кое-где ты соображаешь даже быстрее, чем я. Если бы ты не был омегой, я бы очень хотел, чтобы ты работал вместе со мной…       — Не сыпь мне соль на раны, — Лайт тяжело вздохнул и погладил его ладони своими.       — Прости. Я просто пытаюсь тебе объяснить ход своих мыслей на тот момент… Я сначала увидел в тебе интересного собеседника, потом симпатичного омегу, а следом уже объект желания. Понимаешь?       — К чему ты ведёшь? — Лайт изогнул брови, глядя на него краем заблестевшего глаза.       — К тому, что секрет идеальных отношений в браке вовсе не в любви или страсти, — детектив улыбнулся. — Главное — стать друзьями. А остальное приложится.       — Философ, — шумно вздохнул омега и припал к его рту.       Несколько минут прошло за невесомыми поцелуями. Обоим хотелось забыть обо всём на свете, не слышать ничего, кроме дыхания партнёра, и не чувствовать ничего, кроме собственных едва уловимых, мягких прикосновений.       — И всё-таки губы у тебя правда как взбитые сливки, — прошептал альфа, хитро прищурив глаза.       — Скажи, Рюдзаки, а есть в этой жизни что-то, что ты любишь сильнее, чем сладости? — Лайт обхватил ладонями его лицо, упёршись лбом в лоб.       — Конечно, — серьёзно ответил Рюдзаки, глядя ему в глаза. — Только не что-то, а кто-то. Это ты, Лайт.       — Даже я такой, толстый, капризный и эгоистичный? — Лайт поставил брови домиком и положил ладонь на живот.       — Ты вовсе не толстый, — пробормотал Рюдзаки, сомкнув ладони на его пояснице, которая и впрямь стала лишь немножко шире, в этом плане природа сжалилась над повёрнутым на своей внешности омегой и не позволила ему набрать слишком много лишнего веса. И Лайт сейчас впервые при нём признал собственные маленькие недостатки, раньше такого ни разу не случалось. — Эгоистом ты был всегда, а к твоим капризам я давно уже привык.       На глаза вдруг слёзы навернулись, Лайт даже всхлипнул и прикусил нижнюю губу, глядя ему в лицо. И у кого после этого лучший муж на свете?       — Эй. Лайт, ты чего плачешь? — округлил глаза Рюдзаки, проведя ладонью по его щеке.       — Ничего, Рюдзаки… Ничего, — Лайт яростно замотал головой, очень надеясь, что глупая детская улыбка счастья всё же не высветилась на лице. Это было бы уже баловством.