Цветовод

Каждую осень я прихожу сюда, в свой сад. Не весной, когда распускаются самые первые, самые нежные цветы. Не летом, когда воздух пропитан густым маревом сытости и довольства. Нет, только осенью. Лишь в эту пору зыбких дымов и хрустально-хрупких небес я вспоминаю вас. Вы всегда здесь, мои слабые цветочки, но лишь осень создает для вас подходящую сцену, на которой вы можете блистать в обрамлении утренних туманов и тусклых красок. Шагая по пустынным аллеям, я воскрешаю в памяти ваши лица, ваши насмешливые, влюбленные, печальные, счастливые, укоряющие — такие разные — глаза. Столько лиц… И ни одного имени. Зачем имена цветам? Зачем имена крохотным комочкам сознания, созданным для кратчайшего мига красоты — и последующего уродства увядания? Здравствуйте, мои цветочки. Я снова пришел. Однажды, в те давние времена, когда я только начинал создавать свой сад, когда здесь были только Ромашка да Маргаритка, самые первые, самые скромные мои гостьи, я пообещал, что буду приходить, пока жив. И даже после… да, даже после я вернусь сюда — надгробным камнем самому себе. В то время я еще верил, что час этот не так уж далек. В то время — верил. Ты помнишь, милая моя Роза, с каким восхищением смотрел я на твои прекрасные черты? Строгие, но и чувственные. Неприступные — и соблазняющие. Ты была такой вся: все — противоречие, все — вызов. Помнишь ли, с каким пылом начинали мы свою игру? Никаких осторожных фраз и полунамеков — лишь буря, страсть, жажда. Наша игра похожа была на схватку — двух диких зверей, двух хищников, двух равных. Почти. Помнишь ли, как некрасиво кривились твои сочные губы и как запухли и покрылись красноватыми прожилками твои большие ясные глаза, когда ты плакала, сидя на кухонном полу, растрепанная, босая и с потекшим макияжем? Я помню. Я стоял напротив, у стены, и пытался понять, что же заставило меня хоть на миг поверить, что это можешь быть ты. Что ты заставишь тот странный, неправильный кусок мяса в моей груди забиться быстрее. Что ты заставишь меня почувствовать. О, милая моя, дорогая Розочка, я был так невообразимо наивен… Видишь, это подтверждают твои соседки. Хрупкая и нежная Лилия, таинственная и прихотливая Фиалка, утонченная и капризная Орхидея. И другие. Множество других. Видишь, как кивают они согласно своими изящными головками? Они тоже не смогли. А ведь я давал шанс каждой из вас, прекрасных и неповторимых, манящих и обещающих, но таких слабых… Разве виновен я в том, что ваши чересчур мягкие лепестки смялись в моих ладонях? Разве виновен, что в моих объятиях ломались ваши тонкие беззащитные стебли? Не пронзайте меня колючками своих укоризненных взглядов. Я играл честно. И больше всего на свете я хотел проиграть. Каждый раз. О, как я надеялся проиграть… Надеялся почувствовать то же, что и вы, понять, что заставляет вас смеяться и плакать, тосковать и радоваться, падать в пропасть разочарования — и снова взлетать на крыльях надежды. Моя ли вина, что проиграли вы? Что вы, так смело вступавшие в борьбу, такие уверенные в своих силах, в своей способности пробудить к жизни самое заскорузлое сердце, разбивались о монолитную скалу моего? Разбивались, так и не сумев понять, не способные до конца осознать и поверить, что нельзя вернуть к жизни то, что никогда живым и не было. На ваших собственных иллюзиях я создавал миры и бросал к вашим ногам. И разрушал мною же созданное. Моя ли вина, что осколки ранили вас насмерть? И ты, моя нелепая дурнушка Гвоздика, не смотри так угрюмо. И у тебя был шанс. Неужели не помнишь, насколько я был очарован твоей трогательной неуклюжестью и простотой? Насколько притягательными казались мне твои невзрачные черты, угловатые линии и неумелые ужимки? Каким неожиданно свежим было все это в сравнении с моим великолепным садом… И каким разочарованием стало твое стремительное преждевременное падение. Ты — единственная из всех — сама пришла в мой сад, сама выбрала его — в противовес всему миру. Думала ли ты, что я буду тронут твоей жертвой? Считала ли, что это сделает тебя, именно тебя — особенной? Не знаю, мне так и не дали прочитать твою предсмертную записку, сожгли, скрыв твое помешательство от любопытных глаз общества. Они ошибались. Ты не была помешанной. Ты единственная поняла, что проиграла, и единственная — хоть я до сих пор не знаю, как тебе это удалось, — сумела осознать, какими были ставки. Мне бы стоило полюбить тебя только за это. Прости, несчастная моя Гвоздичка, не могу. А вот и ты, Хризантема. Цветок осени. Сколько бы ни говорили, что роза — королева сада, в моем саду королевой всегда будешь ты. Стойкая и холодная, как сама осень. Как бы ни разрастался мой сад, я всегда буду приходить в этот, самый укромный его уголок — к тебе. Ты помнишь?.. И мне не хочется продолжать, не хочется облачать в искажающий покров слов то, что было с тобой. Потому что лишь тебя — из всех — я не могу назвать своей. Потому что даже здесь, среди моих любимых цветов, ты сама по себе. Потому что лишь ты никогда не проигрывала мне. Ты здесь, а значит, я все же взял свою иллюзорную победу. Но и по сей день она отдает горьким привкусом поражения. Нет, не того, о котором я мечтал — ты не зажгла огонь в моей стылой душе и не заставила трепетать мое бесполезное сердце, — но и я не сделал этого с тобой. Твое сердце было не живее моего задолго до того, как я пронзил его пулей. Я не имел права приносить тебя сюда, не имел права забирать тебя — ты так и не стала моим выигрышем. Прости. Но, глядя в твои глаза, я видел знакомую пустоту. Держа тебя за руку — чувствовал привычный холод. Прислушиваясь к биению твоего сердца — слышал тот же безжизненный, механический стук, который наполнял и мою грудь. «Этого не должно существовать» — единственная мысль, поработившая тогда мой разум. А еще страх. Потому что ты могла выиграть. И как бы я ни жаждал поражения — я его боялся. Теперь бояться нечего. Вот и слуга, посланный доложить о прибытии новой гостьи. Мнется на незримой границе моего сада, не видя, но ощущая ее. Должно быть, я кажусь ему сумасшедшим, бродя в осенних сумерках среди пустых клумб, на которых нет ничего, кроме жухлой травы. А может, он подозревает. Догадывается — и проливает слезы по ночам, жалея вас, мои увядшие цветочки. Он может. Догадываться и чувствовать. Я знаю, что вы здесь. Но не чувствую ничего.