***
Гюнтер проследил, как Гилберт выскочил из ванной, захлопнув дверь с такой силой, что зеркало слегка дрогнуло. Пруссак отошел от него, облегченно выдохнув. Можно было больше не удерживать эмоции. Губы тронула широкая улыбка, а из горла вырвался смешок, переросший через пару секунд в полноценный смех. На заднем фоне уже умирал от хохота Александр, опрокинувшись на диван, что уж совсем не вязалось с его обычным мрачным образом. Давно уже Россия не смеялся так безудержно, так искренне. Пруссия развернулся к нему, вытирая выступившие слезы и с неким удовольствием вслушиваясь в бархатный смех Брагинского. — Идиот, знаешь, каких усилий мне стоило стоять с непоколебимой каменной рожей и изображать из себя маньяка-психопата, когда ты там сзади угораешь? — накинулся он на товарища, все еще посмеиваясь. Ответом ему послужил жалобный стон с дивана. — Я не виноват... ха-ха! Уф, я не виноват, что у него такое лицо было... Да вать машу, он же перекрестил тебя! — Александр сделал акцент на слове "перекрестил" и снова зашелся смехом. Пруссия усмехнулся. Вот как на него можно сердиться? Когда Россия успокоился, то заявил, переводя дыхание: — Хорошо придумали. Жаль, с Иваном такое не прокатит — он меня уже видел. Гюнтер присел рядом, чем Брагинский не преминул воспользоваться, чтобы обнять его рукой за талию, и уставился в зеркало. Это явно был не конец истории. И продолжение обещало быть очень интересным. — Каким образом ты виделся с Иваном? Мы же в разных измерениях, — поинтересовался он, с интересом косясь на обнаглевшую руку России, поглаживающую его по боку. Знает же, чертяка, что не оттолкнут. — Пытался напугать его точно так же. Только он оказался покрепче, чем Гилберт. Завел со мной беседу, — усмехнулся Александр, тоже вглядываясь в гладь зеркала. Если тот Пруссия побежал за Иваном — он обязательно придет.***
В это же время Иван спокойно спал и не знал, что ему еще предстоит. Сон его был мирным и безмятежным. Однако, это продолжалось недолго, так как в комнату, подобно вихрю, ворвался Пруссия и бросился на кровать, от чего та, видавшая виды и многие эксперименты, жалобно скрипнула. — Брагинский, подъем! — он принялся тормошить Россию. — Да проснись ты, у нас ЧП! Меня хотят убить! — С твоим характером это не новости... — пробурчал русский и открыл глаза, вперившись в пруссака сонным недовольным взглядом. Ему явно не понравился такой способ пробуждения. — Ты вот уже напрашиваешься. Сначала с будильником, теперь это... Пруссия такую шутку не оценил. Ему в общем-то, было совсем не до шуток. Так что, на такое наплевательское отношение к проблеме Великого последовало моментальное возмущение. — Все хохмишь, комик, — почти прошипел Гилберт. — А у нас в зеркале какая-то неведомая хрень, похожая на меня! Россия глянул на него уже более заинтересованно. Хрень в зеркале, значит. Очень знакомая ситуация. Похоже, опять Саша заскучал и развлекается. Да еще и местного Пруссию задействовал. Намечался неплохой шанс переброситься со вторым Россией парой слов и увидеть другого пруссака, с которым ему пока не доводилось познакомиться. Однако, Иван помнил: Александр на вопрос о другом Байльшмидте отвечал нарочито небрежно, будто нехотя. И глаза отводил. Неспроста это. — Ладно, посмотрим, что там за хрень, — вздохнул притворно Брагинский, вставая и надевая штаны. Вдруг на его лице возникла хитрая улыбка. — Но учти, если у тебя утренние глюки, за мое пробуждение... Он подошел к своему возлюбленному и прошептал на ухо несколько слов. Гилберт поперхнулся и оттолкнул от себя русского, процедив сквозь зубы "Пошли уже". В другой момент, конечно, он отреагировал бы очень даже положительно, но он-то был уверен, что у него не глюки. Не каждый день отражение начинает двигаться самостоятельно. Тем не менее, распутный мозг слова из памяти не выкинул. Когда они разберутся с назревшей проблемой, Брагинский уже не отвертится. Уже около двери в ванную Россия остановил Пруссию: — Я пойду один. Мало ли, вдруг "оно" все еще там. — Ты что, считаешь меня трусом? Ну уж нет, — тоном, не терпящим возражений, заявил Байльшмидт. Ему вдруг стало неловко за свое недавнее малость трусоватое поведение. При том, банальное любопытство никто не отменял. — Я иду с тобой. — Ладно уж. Ты имеешь право знать, — хмыкнул Иван. Он подошел к зеркалу. Теперь оно вновь выглядело куском стекла, и Россия понимал, что это — обманчивый вид. Он еще здесь, он не стал бы устраивать такое представление просто так, без расчета на публику. — Саш, давай, выходи. Я знаю, что ты тут. Пруссия непонимающе посмотрел на Брагинского. Что он несет? Какой Саша? Неужели, русский сам страдает глюками? Только этого еще не хватало. Тут же, будто вдогонку его не озвученным вопросам, зеркалькая гладь внезапно пошла рябью, в отражении появился... Россия. Только с более темными волосами. И глаза его были не мягкими фиалками, а темными рубинами. Гилберт снова не верил своим глазам. — Здравствуй, братец, — усмехнулся другой Россия. — Давно не виделись. — Привет, — с улыбкой отозвался Иван. По нему было видно, что он рад видеть собеседника. — Да, давненько ты не объявлялся. А тут появляешься, да таким образом... Ты зачем Пруссию пугаешь? Он же у меня нервный, — и тут же ойкнул, потому что стоявший до этого спокойно пруссак наступил ему на ногу. — Скучно, что тут поделаешь, — развел руками Россия в отражении. — Развлекаемся, как умеем. — У вас, конечно, очень милая беседа, но я все еще здесь! Может, мне объяснят, какого хрена тут происходит? — безо всяких угрызений совести вклинился в их разговор Пруссия. Первичный шок сошел на нет, и на его место снова вернулось его привычное состояние. Иван и Александр переглянулись и синхронно усмехнулись. — Какой нетерпеливый. Хорошо. Гил, знакомься. Это Александр Брагинский. Россия другого мира. — Второй Россия? — округлил свои гетерохромные глаза Пруссия. — Да это же полный... — он оборвал себя на полуслове, проглотив нецензурный остаток фразы. — Значит, если существует еще один Россия, тот тип, которого я видел в зеркале — другой Пруссия? Охренеть! Но как? — Потом объясню, — пообещал Иван. — Я хочу с ним поговорить! — загорелся азартом Байльшмидт. Едва он это произнес, по глади зеркала во второй раз пошла рябь, и рядом с Александром, взгляд которого слегка потеплел, появилась та самая "неведомая хрень", которую Гилберт видел ранее. Только теперь другой Пруссия не выглядел пугающим, наоборот, он улыбался. Будто ждал, что его позовут. В голубых глазах, обращенных на Гилберта, светился неподдельный интерес. — Охренеть, второй Великий, ксе-се-се, — пораженно выдохнул Пруссия. Он без былого страха прикоснулся кончиками пальцев к зеркальной поверхности. Второй пруссак проделал то же самое, и оба незамедлительно отдернули руки, отчетливо почувствовав прикосновение друг друга. На лицах обоих застыло выражение крайнего удивления. России с любопытством наблюдали за молчаливым общением двух Байльшмидтов, не смея прерывать. Свежо было воспоминание об их первой встрече, когда они точно так же изучали друг друга. — Как хоть зовут тебя? — первым нарушил молчание Гилберт, заговорив на немецком. — Гюнтер. Свое имя можешь не говорить, я знаю, — отозвался его собеседник на этом же языке. — Ты уж извини, что наше знакомство произошло так. Пока пруссаки разговаривали на родном языке, Иван бросил красноречивый взгляд на Александра, указывая на Гюнтера: "Я понял тебя. Давай, действуй, одобряю". Второй Россия на это закатил глаза и как-то многозначительно хмыкнул. В общем, в ванной два воплощения застряли надолго. После знакомства двух Пруссий завязалась беседа — все же, им было, что обсудить. То и дело раздавалось знаменитое "Ксе-се-се!". Пару раз Гилберт порывался вступить в спор с Александром. От этого его удерживал Иван. Им пришлось прерваться только тогда, когда у вторых России и Пруссии на фоне послышались голоса. — Черт, это Англия и Франция, — пробурчал Брагинский. — Нам, похоже, пора. Бывайте, братцы. Мы свяжемся с вами когда-нибудь еще. Гюнтер, готовься, в случае чего, баррикадироваться. Гюнтер серьезно кивнул, а потом улыбнулся и махнул рукой на прощание. Зеркало будто потухло, в нем вновь отразились Иван и Гилберт. Привычные отражения, которые повторяют все за хозяином. Вот тут-то они и вспомнили, что с пробуждения ничего не ели, потому что их желудки подняли самый настоящий бунт. — Пойдем, а то такое ощущение, что эта скотина скоро начнет жрать меня самого, — произнес пруссак и хлопнул себя по животу, призывая мятежника к порядку. Иван в это время успел смыть с себя природный макияж под названием "заспанный восторг", ведь из-за одного белобрысого немецкого чудика ему так и не удалось этого сделать. Гилберт спокойно дождался, пока он вытрет лицо, а потом неожиданно даже для себя притянул русского к себе рукой за голову и оставил на его губах смачный поцелуй. Вполне возможно, что это эмоции, бурлившие в нем после такого происшествия, требовали выхода. И пока Брагинский приходил в себя после подобного развития событий, он хитро усмехнулся и поспешил скрыться. Позже на кухне Пруссия поинтересовался: — Как думаешь, увидимся мы еще с ними? — Все может быть, — загадочно улыбнулся Россия. — Сам же слышал, что сказал Саша. Теперь мы от них так просто не отделаемся. — Неплохо было бы найти способ связываться с ними самим, — задумчиво произнес Гилберт. — Они, как оказалось, неплохие ребята. Особенно Гюнтер. Иван усмехнулся и подумал, что теперь они похожи на семью. Странную большую дружную (временами) гейскую семью. [1]