На ночь я его к себе забрал. Положил собачку на пелёнку, Сразу во все дыры отъебал!
— Мне распорют брюхо? — О каких кошмарах ты только думаешь, — ужасается Виктор, а я не могу отделаться от мандража, ведь уже ровно два месяца, как мы встречаемся и ровно два месяца прошло с тех самых пор, как я забеременел. Мы еще много раз занимались любовью, но я знаю, что именно тот, самый первый наш секс, и предрешил такой итог. У нас с Виктором будет ребенок. И не только с нами такое произошло. Столько беременных Почи в округе. И ведь пока неизвестно, кто именно родится, Почи или человек, ведь это фактически смешение видов. Непонятно то, как подобное вообще смогло произойти. — Не переживай, что бы с тобой не пришлось сделать врачам, я буду рядом. Я же твой тренер. — Забавно говорить об этом, когда ты мне уже полтора месяца запрещаешь выходить на лед. Я почти не вижу улицы. Ты в буквальном смысле держишь меня под замком, — возмущаюсь, а сам принюхиваюсь. Кажется, где-то на кухне Виктор припрятал вкусности. Ну ничего, от меня еда сбежать сможет разве что на последнем месяце беременности, да и то навряд ли. — Нельзя быть таким обжорливым. Черт, снова это! Только так он мог узнать, что я думаю о еде. Совершенно не замечаю того, как открываю рот при мыслях о еде и начинаю испускать слюни. Со стороны я, вероятно, крайне отвратительно выгляжу. Да еще и такой пузатый стал, скоро в колобка превращусь. Слюнявый кругляшок. И как только он терпит меня? Как он еще не бросил меня? Не понимаю этой привязанности, ведь он такой красивый, такой классный, он человек, а я… …нечто, чему очень сильно вредит самокритика. — Не смей плакать. Вновь объятия, я так привык к ним, только в этот раз Виктор особенно нежен со мной и ласков. Мы вместе решаем, что сегодняшняя ночь станет нашей последней до родов. Слишком опасно дальше этим заниматься, ему и сейчас нужно быть со мной предельно аккуратным, если хочет в будущем увидеть ребенка, которого я ему подарю. И это все так прекрасно. То, что я могу родить. Ведь теперь куда меньше тех, кто называет однополые или межвидовые отношения нашего типа какими-то неправильными. Гомосексуальные пары больше не скрываются так, как это было прежде, они так же, как и гетеро, теперь могут иметь ребенка. Удивительный подарок природы. Ее удивительная прихоть. Знаю, что ему это нравится — глажу его хвостиком по руке, затем заползаю на него, уже разместившегося на спине на полу, и приподнимаю его свитер. Под ним спряталось красивое мужское тело, которое я нещадно щекочу шерстью и вообще беспощадными лапами. — Хватит, — говорит сквозь смех, а я не могу остановиться, потому что люблю видеть его таким — не контролирующим себя. Он будто всю жизнь играл одну роль, а сейчас, когда ситуация явно не в его руках, показывает настоящую сущность. Он такой милый. Не могу остановиться, не хочу так быстро лезть к нему в штаны (а иногда я в буквальном смысле лез к нему целиком в брюки и делал непотребства, не снимая с него одежды). Подбегаю к лицу и начинаю его облизывать. Хоть лицо у меня вполне себе человеческое, но эти собачьи нежности по душе и Виктору, а потому, почему бы и не баловаться так. Хреново становится только в тот момент, когда Виктор совсем едет крышей и начинает облизывать меня в ответ. Как хорошо, что он так не сделал в этот раз. Но сделал нечто другое. Он с ходу просовывает в меня два пальца. Выгибаюсь, слыша хлюпающие звуки в районе ануса — смазки там столько, что я совсем не чувствую боли. Казалось, будто наша новая сущность более совершенна и создана чисто для беззаботного и исключительно приятного траха. Не успеваю опомниться, как Виктор забирает пальцы и лезет к себе в карман. Не вижу, что он вынул оттуда, но в следующую минуту слышу вибрирующие звуки, сначала думаю, что это телефон, но потом эта мысль рассеивается. Она исчезает ровно в тот момент, когда в меня входит нечто очень холодное, маленькое, издающее ту самую вибрацию. Мне становится невыносимо хорошо. Начинаю нервно топать прямо по Виктору, в один момент даже пытаюсь его укусить, не желая громко выть, но он не дает мне это сделать. Вместо этого мой тренер-извращенец чуть приспускает брюки вместе с бельем, берет меня в одну руку, а другой держит свой член. — Раздвинь пошире ротик. — Этот его взгляд. Он всегда так на меня смотрел. Всегда. Но я никогда не понимал, что этот взгляд значит «как бы я хотел, чтобы ты мне отсосал». Слушаюсь, раздвигаю рот и понимаю, что член в меня не влезет. Если анус у меня, так сказать, модифицированный, то рот остался прежним, вполне человеческим. Единственное, что он теперь был размером, как у ребенка. Я пробую взять в рот хотя бы головку, но ничего не получается. Он никогда не заставлял меня напрямую сосать. Да, я играл с его членом, но зачастую все, что мне приходилось делать — это лизать его ствол. Не сосать. — Твой ротик такой маленький. Представь, что это соска. Или бутылочка с молоком. Ну же, пей. И он буквально кормит меня членом. Я обхватываю пенис лапками, а сам присасываюсь к головке. Похоже, Виктора это не на шутку заводит. Но я так долго не могу. У меня внутри до сих пор вибрирует эта штуковина, из-за нее я начинаю нервно дергать задними лапами. Виктор видит это и отпускает меня, забавляясь. Я хочу вынуть эту штуку. Я просто хочу ее вынуть. Но не могу. Я даже хвост свой схватить не могу, не говоря уже о том, чтобы вынуть нечто из ануса. Понимаю, что это бесполезно, но все равно катаюсь по полу в попытках все же как-то выбить металлическую штуковину из себя. …в конце концов кончаю. И Виктор жалеет меня, беспомощного и беременного. — Ты должен был быть со мной нежен, — нахожу силы говорить по-людски. — Мне сложно удержаться. Если я чего-то хочу, я беру. — Как взял меня в ученики? — А разве это так было?..Я ебу собак, всегда готов Сразу трахнуть несколько Почат.
Врачей, готовых взяться за беременных Почи, пока не так много, пришлось много заплатить, чтобы один из таких смельчаков помог мне родить. Сейчас я припоминаю роды, как… ничто. Не помню, что происходило. Кажется, почти сразу меня отключило, а потом я просыпаюсь и понимаю, что уже все. Только рубец на брюхе говорит о том, что все прошло. Вот только как прошло?.. Чувствую себя хреново. Снова не могу говорить, но вижу рядом Виктора и успокаиваюсь. Он держит меня за лапу и не сводит взгляд. Он выглядит таким грустным, что мне становится страшно. — Га… — хочу спросить «что с ребенком», но изо рта снова вырывается лай. Но он все знает. Наверное, нет на свете более понимающего человека, чем он. Хотя бы по отношению ко мне. — У нас… м-м… как бы правильно сказать… У нас необычный ребенок. Так и знал, что нормальный человеческий ребенок не получится у нас двоих. Получается, ребенок такой же, как я? Наверное, выглядит это дико, но я буду любить его, каким бы он ни был. Или какой бы ни была она. Кстати говоря, а какого пола наш ребенок? Хотел бы спросить, но этот вопрос он точно не поймет. — Отлежись пока. Тебе нужен покой. Наш малыш в порядке, не волнуйся. — Виктор буквально натянул на лицо улыбку, значит что-то совершенно не так, как положено. — Я отойду на минуту, скоро вернусь. — И он выходит из палаты. Ребенка мне так и не показывают. Я интересовался вопросом, рожал ли уже кто-то из Почи и что из всего этого получалось. Оказалось, что результаты были разными. Иногда рождались нормальные человеческие дети, реже — Почи. Слышал, что бывают еще другие случаи, но, скорее всего, имелись ввиду летальные исходы. Виктор ведь сказал бы мне, если б наш ребенок умер? Да? Сердце щемит. Плевать на то, что меня не понимают, начинаю гавкать и жду, когда же кто-нибудь придет на мой зов. — Идем, — голос врача. Он заходит в палату. И не один. Вместе с ним входит внутрь Виктор, а на руках и него нечто крохотное, завернутое в пеленку. Жив. Я уже вне себя от радости. Улыбаюсь, хоть мне все еще больно после родов, хоть язык не поворачивается, хоть я и боюсь того, что увижу среди пеленок, гавкаю, умоляя мне показать наше дитя. Виктор послушно подходит и показывает его. — Посмотри, какой у нас ребенок. …я чуть не обомлеваю. У нас родился пес.Да, я зоофил, не говори! Лучше мне собачку подари!
Это была почти обычная собака. Единственное отличие ее от нормальных собак, рожденных другими собаками, было в том, что у нее не было конкретного пола. У нее были и мужские, и женские гениталии одновременно. Мы долго спорили над именем для ребенка. В итоге сошлись на том, что звать его будут Маккачин. Это был очень странный способ завести собаку. Но, как говорится, как уж получилось, так получилось. Кормили Маккачина и растили с Виктором, словно маленькое человеческое дитя. Конечно, он не разговаривал, только гавкал, как я иногда. Мне даже порой казалось, что я понимаю, о чем он лает, но нет, наверное, я просто бредил в такие моменты. — Не хочешь попробовать еще раз? — Завести ребенка? — спрашиваю спокойно, потому что сама беременность мне не показалась тягостной, а сами роды я благополучно проспал. Это было так странно, казалось, что это вновь матушка-природа постаралась. Чисто для того, чтобы в лишний раз не травмировать. Виктор кивает. — Можем попытаться… но только через год. Мне нужен отдых. Соглашается. Понимающий мой. Мы ложимся спать. Я удобно устраиваюсь у него на животе, а Виктор укрывает себя по пояс одеялом. Мы засыпаем, не зная, что еще ждет нас в будущем. Рядом с нами на кровати ложится наше дитя, наш Маккачин, который уже такого же размера, как я. Пройдут годы — и я смогу кататься у него на спине, потому что я останусь все таким же маленьким, а ему еще расти и расти. В следующем месяце смогу вновь выйти на лед. Жду этого с нетерпением. А еще мы теперь снова можем заниматься любовью с Виктором. Жестко, нежно, страстно, вяло, — можем, как угодно. Впереди еще множество открытий. Эта катастрофа подарила нашим жизням второе дыхание. Знаю, что есть много людей и еще больше Почи, которые смотрят на все мутации и перемены климата исключительно негативно, но я в душе тот еще оптимист. Я не хочу омрачать то, что так прекрасно, пусть даже в своем уме. Наверное, я самый счастливый из Почи. Потому что у меня есть Виктор… …и Маккачин.