Дом

В их отношениях уже давно перестали проскакивать подростковые нотки. В самом начале было все: неоднозначные ухмылки в пылу битвы, неловкие прикосновения, томные взгляды. С годами это ушло. Чувства стали оголенными, и от того слишком опасными, как бывает с проводами. Их квартира на первый взгляд больше походила на ночлежку, а порой не была похожа даже на неё. Но это только до тех пор, пока палец, обрамленный перстнем, не щелкнет выключателем в «голой» прихожей. Микото всегда приходил и уходил раньше. Он небрежно стаскивал ботинки и босиком шел на кухню, где ставил чайник, а потом садился напротив открытого настежь окна и прикуривал. Это было обычно. Через некоторое время приходил и Мунаката. Он до невозможности педантично расшнуровывал ботинки и утомленно вздыхал, когда смотрел на разбросанные ботинки Микото. Так же проходил на кухню, проводил ладонью по волосам Микото и заваривал себе зеленый чай, иногда добавляя в него корицы. И все это происходило в полном молчании. Их разум день ото дня наполняется шумом драк, шелестом страниц, бесконечными диалогами (нужными и не очень). Здесь, в стенах, которые любовно именуются «домом», хотелось побыть в тишине, не прислушиваясь к звукам вполне бытовым. Мунаката садился за стол и делал несколько глотков чая. Микото тушил сигарету и так же пододвигался к столу. Они всегда говорили тихо и спокойно, не чувствуя нужды в том, чтобы расставлять бессмысленные акценты. Мишуры им хватало и в работе. Микото всегда искал прикосновений Мунакаты, а сам Рейси никогда не был против их предоставить. Поэтому Микото не боялся смерти. Он знал, что умирает от любимой руки. Как собака, знающая, на какую благодетель способны руки хозяина, не страшится занесенной за спину палки вплоть до самого удара. Мунаката никому не расскажет, как в тот самый момент внутри оборвалось извечная нерушимость того, что именуют «искренностью». По его бледным пальцам скатывались капли крови того, кто так любил прикосновения этих самых пальцев. В солнечном сплетении невероятно давило. И Микото, снова прочувствовав его, снова поняв его, как никто другой, слабо провел рукой по груди Мунакаты. Эту ночь Рейси судорожно собирал вещи. Оставленная еще утром пепельница была полной. И на этот раз выбросить окурки казалось непростительным преступлением. Когда две небольшие коробки уже ровным рядом стояли вдоль стен, Мунаката заглянул в пресловутую пепельницу и заметил, что одна из сигарет докурена лишь на четверть. «Он все знал с самого начала» Он взял этот окурок и поднес к губам. Первая затяжка была самой тяжелой. Нет, Рейси часто позволял себе покурить, просто сейчас случай был из ряда вон. - Самые страшные слёзы — это слёзы королей, - пронеслась в голове сказанная однажды Микото фраза. И действительно, по щекам Синего Короля бежали ужасающие, горячие слезы, отливающие огнем клана, чьи догмы идут наперекор догмам Микото. Вскоре эта квартира ушла милой семейной паре с маленьким сыном. И было совсем не жаль продавать её. Здесь было прожито много счастливых часов. Заполнить это место тоской значит осквернить память о Суо. Превратить «дом» в «ночлежку» значит забыть обо всем, о чем помнить необходимо. Пусть это место живет. Пусть эти стены пополняются моментами простой человеческой жизни. И в последний раз тонкие пальцы Мунакаты щелкнули выключателем у самого входа. - Прощай, Микото.