Одна кухня на двоих несчастных

Полковник. Полковник Мустанг всегда представал перед публикой бесстрашным, своенравным человеком, ум которого не имеет границ, но тактичность которого хромает на обе ноги. Его приближенные пусть и не скупились на едкие словечки в адрес «короля», но в их уважении не было никаких сомнений. Это был их герой. Это человек, за которым хотелось пойти в ад без задней мысли. И, как упомянуто выше, это все еще был человек. За военной формой, которую в тайне ото всех Мустанг люто ненавидел, скрывался парень, отдавший свою жизнь военной службе. Отдавший её по собственному желанию, не из-под палки, веря в свою мечту. Веря в то, что сможет что-то изменить. Но и за этим парнем скрывалось кое-что еще. За ним стояла девушка с короткими пшеничными волосами и винтовкой за не очень широкой спиной. Строгая, вытянутая, всегда ходящая по-уставному. Шаг влево, шаг вправо — и ты уже на прицеле лучшего снайпера Аместриса. Риза всегда смотрела в самую суть — разговора, человека, задания. Она всегда видела цель и никогда не промахивалась, потому что одна её ошибка могла стоить жизни тому, кого она поклялась защитить. Этой клятвы нет на бумаге, на ней не красуется большая синяя печать. Она просто существует, висит в воздухе, всегда несказанная, но ясная, как день. И только днем эти двое — солдаты. Ночью нет смысла притворяться, и, словно по приказу природной натуры, они превращаются в штатских. Но только на первый взгляд. В квартире Роя всегда царит хаос, а у Ризы — полный порядок. Они, совершенно точно, не сговариваясь, будто бы дуэтом ищут способ похоронить скелеты, которые уже много лет пылятся в шкафах. И оба доходят до крайности. Рой может не убираться месяцами, и осознает необходимость в уборке лишь тогда, когда входная дверь открывается с большим трудом. Риза не терпит лишних вещей, поэтому её квартира — это пример для любой казармы. Но ни то, ни другое не спасает от пробирающей до самых костей дрожи после ночных кошмаров. Иногда Рой срывается, ловит машину и робко, обходясь тремя тихими стуками, стоит у двери Хоукай. А она всегда её открывает, даже если стук этот вырвал её из глубокого сна. Хотя такового не может быть у человека, который провел хоть одну ночь в нещадных песках Ишвара. И он тихо разувается, вешает пальто и проходит на кухню. Риза достает виски, припрятанный как раз на такой случай (да и любой другой тоже), ставит бутылку на стол и садится напротив полковника. Но, честно говоря, здесь, в родных холодных стенах, он просто не может быть полковником. Тут он Рой Мустанг. Мальчишка, который заваливал библиотеку её отца бумажными самолетиками, постоянно забывал спускаться к ужину и засыпал на стопке книг. Они негромко говорят о чем-то, а потом просто молчат. И на глаза наплывают тяжелые слезы, смывающие со слизистой песчинки минувшей войны, возвращающие к жизни давно покойных друзей и сослуживцев, а потом и вовсе заносят куда-то в совсем давние времена, будто в чужую жизнь. Хоукай обнимает Роя со спины, не нуждаясь в каких-либо приказах или просьбах. Они давно отмели эту ненужную шелуху со своих взаимоотношений. Они просто знали, что чувствуют порознь, и знали, какую боль обоим причиняет то, когда эти раздельные переживания сталкиваются в одной маленькой кухне. Рой мысленно ненавидит себя за то, что позволил этой девушке пойти за собой, позволил испачкать тонкие пальцы в липкой крови, узнать оружие, узнать боль и страх. Риза ненавидит себя за то, что из-за её решения Рой ненавидит себя. Замкнутый круг вечной боли, потерь и безмолвия, которому не нужны слова. Там, в Ишваре, хотелось говорить, и говорить много, так как любое твое слово могло быть последним. Тут же, в Централе, хотелось немного побыть в тишине, не напрягать ум и голосовые связки, поплакать, уткнувшись в плечо понимающего тебя человека. А потом, когда обоим становилось хоть немного легче, они ложились на небольшую кровать, застеленную белым постельными бельем, и засыпали до самого утра. Рой вставал раньше, тихо собирался и уходил, а Риза старательно делала вид, что его возня вовсе её не разбудила.