Не время для танцев

      So hit me like a man, love me like a woman       The Pretty Reckless

      Чтобы научиться банально даже не жить — соседствовать — друг с другом, им потребовался год или что-то около этого. И каждый раз, невольно засматриваясь её движениями, Кагыр одёргивал себя. Не время...       Для чего «не время» он так и не понимал.       Просто. Не время. И всё тут.       Тянутся дни за днём: верный конь, попутный ветер и надёжный меч, греющий бедро. Лёгкий свист мотивов задорных лютиковых баллад, яркий свет указующих путей звёзд. Жара и холод, доброта людей и злость чудовищ (иногда они меняются местами). Вот для чего время.       — Догоняй!       Для бессмысленных соревнований, скачек по нехоженым и диким полям, глупых споров. Стремительно, будто чёрная дьяволица ведьмачки, пролетел почти год, а кто они друг другу — так и не разобрались.       Не время.       Они словно товарищи, словно соратники. Иногда, как сейчас, они словно соперники. Когда-то они были врагами — но остаются ли они ими сейчас?       Чаще они были всё же соперниками. Цири хотела быть первой, быть лучшей, быть победителем и брать то, чего хочет. Но больше всего ей нравился сам процесс — Кагыр это понял по неестественному блеску большущих глаз, когда они поспорили на что-то там в первый раз. Ей нравилось бросать ему вызов, показывать, что она равный ему соперник и, возможно, просто превосходный враг. Она доказывала, что больше не слабая запуганная девочка, которая пищит от каждого прикосновения к себе, что он не сможет причинить ей зла, что она не боится его (зла он ей не посмел бы причинить, а страх всё равно нет-нет, а мелькал). Ей нравилось его кусать (метафорически, конечно же) — Львёнок вырос и превратился в грозную, изящную львицу, огромную кошку, которая снисходительно изгибалась, подставлялась и позволяла себя гладить, но стоило руку протянуть — вонзала зубы и когти. Ей нравилось его провоцировать, дразнить, наблюдая с интересом за его реакцией. Такой он её узнал заново, пытаясь сопоставить, что узнал сейчас и что знал до этого благодаря трём встречам и двум сотням снов. Она была девушкой из снов, но была ярче и живее всех живых женщин.       Они были соратниками. Для остального было не время.       — Сдаёшь... — хмыкнул Кагыр, оборачиваясь в седле и натягивая поводья, чтобы остановить коня.       — Я просто даю тебе фору, — ответила Цири, вздёрнув нос и откидывая с лица светлую прядь. Помахала ресницами напоказ, изогнула губы в усмешке.       Даже если он приходит первым — выглядит как победитель всё равно она.       Проигрывать ей — тоже умение. Острый ум сразу распознает его игру в поддавки, а жалкий, заранее предсказанный результат для Цири вроде оскорбления её гордости и достоинства. А княжон, ведьмачек, чародеек и прочее оскорблять не хорошо. Заставить себя проигрывать ей тоже, кстати говоря, то ещё зданьице — в конце концов у самого Кагыра гордость едва ли не меньше.       Кэльпи недовольно фыркнула на поглаживания и тряхнула мощной, изящной шеей и блики осеннего солнца заиграли на чёрной, лоснящейся шерсти. Рука в перчатке взъерошила её, разгладила и опять повторила, с любовью и нежностью зарываясь пальцами в чёрную гриву, которая проскальзывала через них чёрными прядками, опускаясь на ладонь. И Кагыр бы принял это за обычную игру с лошадью и хозяйскую ласку, только Цири смотрела не на Кэльпи, а на него. И вопросительно изогнула бровь, продолжая перебирать пальцами шёрстку и длинные прядки, играясь отнюдь не с кобылой. Потрепала Кэльпи, с усмешкой и вызовом взглянула на него.       Кагыр решил, что лучше сделать вид, что показалось. И что не у него темные волосы, в которые она могла бы зарыться пальцами. Тем более Цири теперь вовсю ворковала со своей лошадью... и ему действительно показалось. Много чего может почудиться да привидеться мужскому сознанию без долгого и должного внимания.       Он был человеком принципиальным, а в армии ему вбили главный принцип: приказов нарушать нельзя. Нельзя не привезти королевну, нельзя не схватить девочку. Он нарушил эти приказы. И не хотел нарушать ещё и свои принципы.       Нельзя смотреть на прилаженные к седлу ножны гномьего гвирха и перемещать взгляд на округлые крепкие бёдра, обтянутые тёмной тканью брюк, которая очерчивает малейший изгиб. Тем более нельзя задумываться о том, есть у неё татуировка или нет. Нельзя вспоминать сны, в которых она ему снилась и продолжает сниться (это, конечно, всего лишь физиология, но нельзя, черт побери), в которых ему видно её татуировку и в которых он закидывает её ноги себе на плечи, касаясь коленями тех самых бёдер. Нельзя думать, что бы сделал с ним ведьмак, расскажи он, что снилось ему на самом деле и в каких подробностях он её видел. Нельзя думать о ней, как о женщине и думать о том, каково это — держать её тело, извивающееся под ним, подобно пламени, ощущать её послушную дрожь и узкую ладошку на покрытой испариной груди.       Не время, да и вряд ли оно наступит вообще. Он же реалист. Она его не хочет и не захочет. Вместе они только потому, что он обязался перед Геральтом её защищать и присматривать.       Они по-прежнему соратники (и, немного, соперники). Самоконтроль ни к чёрту, поэтому Кагыр начал просчитывать в уме то или иное тактическое действие. Карты он представлял очень хорошо и научился этому исправно. Ещё бы, после его-то снов, после которых надо умудряться смотреть Цири в глаза. И молиться, что мыслей она не читает.       Не читает ведь?       В любом случае, на стоянке, после удачной охоты за вывороткой, разводя костёр из сухой, опавшей листвы, коры берёз и веток, Кагыр твёрдо решил, что нет, не время. Как бы не притягивала его взгляд фигурка вдали, у ручья, за ветвями и стволами деревьев, которые скрывали всё и ничего одновременно, как бы не двусмысленно (ему это кажется) короткие ногти случайно оцарапывали ему кожу на запястьях, когда Цири забирала кремень (не думать о том, как те же ногти полосовали бы ему спину). И как бы не натягивалась льняная ткань её одежды, когда она, на коленях, тянулась к разложенным вьюкам на земле, случайно прогибаясь в пояснице, открывая длинную шею и ключицы. И, разумеется, смотрела Цири вовсе не нахально и томно и вовсе не на него, ему показалось.       С трудом подняв взгляд выше, на макушки берёз в рощице, Кагыр принялся усиленно вспоминать очередной стратегический манёвр, а ещё лучше — сегодняшнюю выворотку. И не смотреть вниз, не реагировать.       Нет. Не стоит. Не время для этого.       Чтобы научиться принимать от него помощь, Цири потребовалось полгода или что-то вроде этого. Ей сделали слишком много зла в прошлом, она не могла теперь доверять всем. Ему доверилась, ведь ему доверял Геральт, а это стоит много.       И невольно прикусывала губу, следя взглядом за тем, как катилась капля дождевой воды от уголка его губ по колючему подбородку, скользила по шее, скрываясь за высоким воротом куртки. Цири одёргивала себя и думала, что не время...       Тянулись контракт за контрактом, приближалась зима и для чего-то подобного времени не было. Время для стучащих от холода зубов, вечно мокрых сапог и недовольных лиц — было.       Явно не время же. Она себя в этом убеждала мастерски.       — Что это?       Они не враги, но и не друзья. Кто? Да дьявол их разберёт! Он её не предал, он не сделал ей больно. Кагыр стойко выдерживал все её выпады, как бы не старалась Цири укусить (метафорически, разумеется, хотя было бы интересно, как бы он среагировал, впейся она ему, скажем в шею или плечо, стиснув солоноватую кожу зубами, оставляя красный след) его сильнее и больнее. Что и кому она хотела доказать этим — она не понимала. И кому нужна больше эта демонстрация — ему или самой себе. Иногда она чувствовала себя морской волной, бьющейся о твёрдую каменную скалу, медленно, но верно стачивая её. Идиотская метафора, но от поэзии Цири всегда была как-то далека. А сейчас...       Сейчас Кагыр стоял напротив, а на столе лежал объёмный свёрток из грубой ткани. За окном полупустого постоялого двора медленно падал снег.       — Смотри, — ей показалось или его глаза действительно как-то странно блеснули?       Осторожно разворачивая свёрток под внимательным взглядом, Цири чувствовала, что с ней играют. И что самое раздражающее — понять, нравиться ей это или нет, она не могла. А тем временем под тканью оказались острые лезвия коньков.       Можно было съязвить, можно было поражённо замереть. Но вместо этих, более нормальных реакций, она решила выбрать другое, менее адекватное.       — Показать, как это делается? — спросила Цири показательно проведя пальцем почти по самой кромке острого лезвия, неосторожное движение — и будет много крови. Очень много. Но ей нравилось его дразнить. По разным поводам, лишь пару раз зайдя дальше положенного. Потому что как бы не хотелось, а ей всё равно было страшно, она всё ещё чувствовала себя маленькой девчонкой у ручья. Да и шрам картины не красил, оставшись вечным клеймом, исказив навсегда её лицо. Как бы Йеннифэр не пыталась своего глупого утёнка переубедить.       Ему-то она зачем?       В начале зимы ударили страшные холода и озеро рядом с городком замёрзло добротно. Сейчас хоть и потеплело, но лёд по-прежнему крепок и чист. И уже знакомым движением вступая на него, Цири чувствовала затылком прожигающий взгляд. Оглянулась с усмешкой, чтобы удостовериться в этом. А чего он хотел? Думал, она шутки шутить будет? Что рассказ про коньки был байкой? И забыл, что второй её дом — Скеллеге, где коньки — вечные спутники? Да и нашёл же где-то, приволок ей, словно, это не она его, а он её испытывал.       Кагыр стоял на самой кромке озера, на покрытом снегом льду, и белые пушистые мухи, медленно раскачиваясь в воздухе, садились на шерстяной шарф, обмотанный вокруг шеи (жаль, что скрывал весь обзор, ей нравилось украдкой поглядывать на его шею, позволяя себе разнообразные заманчивые фантазии, вроде той, как он сглотнёт слюну, а она проведёт языком по коже, ловя движение мышц гортани), на сведённые на груди руки, на капюшон с мехом, закрывающий голову. Цири прищурилась и сделала оборот вокруг себя, коньки со скрежетом впились в лёд и покрывающий его белоснежным настилом снег. Потом повторила, для эффектности разведя руки в сторону. И не спускала с нильфгаардца взгляда. Тот ощутимо напрягся, следя за её движениями слишком сосредоточенно.       Смотри-смотри. Не каждому дано увидеть танец на льду в исполнении Владычицы Времени и Пространства, а кто видел его последним — долго не прожил. Смотри-смотри.       Лезвие врезалось в лёд, когда она набрала скорость и проехала круг по озеру. И потом повторила, на этот раз, проезжая мимо Кагыра, Цири артистично протянула к нему руки, больше играя напоказ, чем искренне. Качнулась и вновь обернулась вокруг себя, под аккомпанемент скрежета лезвий, выгибаясь и поведя бёдрами как бы случайно. Случайно.       Он просто спросил, действительно ли она умеет кататься на коньках, она просто сказала, что, если он ей коньки найдёт — она продемонстрирует, что не лжёт. Пара кругов.       Пара кругов, дьявольщина, а не коньковый заезд с фигурами на льду. А синие глаза смотрели пристально и от этого мурашки бежали по коже, а вовсе не от холода. Цири вообще-то жарко, щёки покраснели и пушистые снежинки остужают их, холодно уколов, отрезвляют.       Не время. Да, не время, но она всё равно, полагаясь на свою ловкость, наклонилась вперёд и удержала равновесие на одной ноге, отведя другую назад, и развела руки в стороны. И поймала краем глаза удивлённый и поражённый взгляд, поймала еле заметное облачко пара, вырвавшееся из приоткрывшегося рта (интересно, его дыхание способно согреть её замёрзшие губы?) Усмехнулась. Пусть смотрит.       После такой прогулки горячая вода — самое то. И, стряхивая с себя снег, Цири смотрела в спину Кагыра, пытаясь убедить себя, что не стоит. По забавлялись и хватит. Не поймёт. Не время. А вот для горячей воды время очень подходящее. И для того, чтобы стянуть с себя заснеженную одежду, вымокшую из-за предательски растаявшего снега.       А под одеждой у него кожа такая же горячая? У нильфгаардца всегда, на её памяти, были тёплые руки. А как насчёт всего остального? Мысли были очень заманчивыми, слишком соблазнительными, но испытать своё любопытство Цири не спешила всё равно.       И как бы вкусно и влажно не облизывал губы Кагыр после выпитого (вот бы его губы и его язык почувствовать на своей шее, своей груди и на своих бёдрах, особенно на коже с тату), и как бы Цири, невольно засмотревшись, не облизывалась в ответ, она всё равно была твёрдо уверена, что нет.       Не время. Ну вот совсем.       Они доверяли друг другу, и научились в обыденных вещах понимать один другую с полуслова. Ловушка для гуля, обман недобросовестного клиента, решившего, что не может девица быть ведьмаком, или шибко смелые, но не шибко умные малолетние парни и девки в разбойной вольнице — что сделает он или она можно было не озвучивать. Все ясно и так. Для соратников, товарищей и соперников — более чем идеально. А для остального?       А для остального не время.       Нет, нет и нет.       — Потанцуем? — холодная сталь «Ласточки» плашмя ударила его по плечу. Кагыр обернулся, стараясь на почтительном расстоянии держаться от меча. Цири смотрела с прищуром, сверкая свежей ссадиной на правой скуле и рваными краями шрама.       О том, чтобы попробовать хотя бы шрам на вкус не шло и речи.       «Потанцуем?», такое простое слово, расшатывало его самообладание. Видит Великое Солнце, он бы предпочёл, чтобы она действительно предложила ему станцевать, как нормальные люди, а не предложила... то, что предложила.       — Давай станцуем, княжна, — последнее слово Кагыр говорить не хотел и не стоило. Но вовремя не смог сдержаться. Сдерживаться вообще-то вредно, но необходимо.       Она превосходная танцовщица во всех смыслах. Первый её танец он видел пару лет назад, во сне. Второй, на льду, он видел этой зимой и после него не мог спать, проклиная разыгравшееся воображение, которое, обычно слабое, расцвело тогда не на шутку. В третьих видах танцев ей нужен партнёр. Она захотела его.       Скидывая курточку, Цири всё украдкой на него косилась, рассматривала, будто не знала, что он всё видит. Весенний день был вообще на диво тёплым и, если бы Кагыр был уверен, что дело тут в солнце, он бы сказал, что день был даже жарким.       Два клинка легко скользили в воздухе, разрезая пространство двумя белыми полосами. Стойку оба предпочли высокую, чтобы можно было двигаться свободно, на пружинистых ногах. Цири, сделав в сторону три шага, метнулась в другую, обманывая. «Ласточка» столкнулась с двуручным нильфгаардским мечом и отпорхнула. Кагыр знал этот приём, видел, как его применяет и Геральт, и Цири неоднократно. Цири с ним играла и словно нарывалась на что-то. Они действительно не сражались — танцевали. Поймав на клинок блики солнца, он вывел шипящую мельницу, ослепляя её и отвлекая. Подобный фортель с ней не сработал (она никогда не смотрит на меч, только на ноги), не будь здесь слепящего солнца, но солнце было и клинок отбросил пару солнечных зайчиков на её лицо. Цири поморщилась на долю секунды, этого хватило. Кагыр с замахом (конечно, больше для эффектности, чем эффективности) крутанул мечом, ушёл в пируэт. Ни равновесия, ни обороны она не потеряла. Цири ловко, с грацией, сделала полувольт, почти вальсируя и уходя в сторону. Они вновь закружили по кругу, друг напротив друга.       Движения были не слишком точными, не такими молниеносными, как если бы они хотели друг друга убить. Цири двигалась пластично, делая ложные выпады, провоцируя. Танцуя, напряжённая и натянутая, как струна. Хрустнула прошлогодняя листва под её каблуками и Кагыр сократил расстояние. Ударил мечем с синистра. Цири уклонилась вольтом, дразня, подпустила его ближе и вновь ушла резко, крутанувшись и отражая его клинок своим, вложив в блок свою силу и силу инерции. Легко усмехнулась, специально открывшись и встав в невыгодную для себя позицию... и быстро слизнула с верхней губы выступивший пот. Конечно же эту возможность Кагыр пропустил и благородно уступил (на самом деле засмотрелся, и среагировал только когда она к нему подскочила).       Мечи лязгнули, они вновь сцепились. Её атаки он отражал, от его атак она уходила.       — Давай же, — выдохнула Цири, когда они сблизились и их разделяли только сведённые, дрожащие от напряжения рук, мечи. Её лицо было близко, а его лицо отражалось в лезвии её клинка. — Попробуй... — голос у неё задрожал от напряжения, а от его странной, сладкой интонации затрясло уже Кагыра, хотя он слабо понимал, чего она хочет.       Зелёные глаза блеснули неестественно, губы изогнулись в усмешке, ресницы затрепетали.       — Ты знаешь, чего я хочу, — сообщила она ему доверительным, срывающимся шёпотом. Кровь стучала в виски, от боя вновь появился адреналин, а от её слов закружило голову (и она таки умеет этот фокус с мыслями). Её гибкое, сильное тело было совсем близко и дыхание обжигало, двуручный меч запотевал. Если Кагыр сделает ей подсечку и сможет разоружить, то...       Нельзя.       — Не стоит играть со мной в поддавки, нильфгаардец, — голос у Цири зазвенел от смелости, наглости и напряжения. Она отступила на шаг, уводя его за собой, продолжая упираться гвирхом в двуручник. — Для этого ты выбрал не ту соперницу. Со мной не пройдёт, я говорила... Давай. Танцуй же со мной.       Можно.       Клинки громко, даже оглушительно, лязгнули, белыми полосами рассекли воздух. Они вновь закружили по кругу, сохраняя дистанцию. Нильфгаардский меч, по инерции, рассёк склонившуюся слишком низко веточку ивы, на которой едва-едва набухли почки. Неважно. Всё неважно. И это неважно, и свежий ветер неважен, и первые песни птиц неважны. Кагыр вёл, Цири парировала его удары, сохраняя ритм, как бы он не пытался её сбить. У него был хороший партнёр в этом году. Старик Бонарт бы удивился. Не ведьмачья реакция и даже не ведьмачья выучка, но всё же…       Она хотела эффектный равный танец? Она его получила. И получит.       Кровь, заражённая адреналином, пела и играла внутри, обостряя рефлексы и заглушая всё остальное. Кагыр теснил Цири к краю вытоптанной поляны, до конца не понимая, играет она с ним или нет. Легче в понимании не стало даже тогда, когда эфес «Ласточки» выскользнул из затянутых в перчатки рук, а двуручный клинок показал концом на тяжело вздымающуюся грудь. Цири смотрела на него то ли удивлённо, то ли удовлетворённо и, хмыкнув, задрала руки вверх в жесте «сдаюсь». И от её движений натянулась серая, прилипшая от пота к стройному телу, рубаха, очерчивая каждую линию, от талии до грудей. Сверкнул в разрезе медальон кошки. От открывшегося зрелища у Кагыра заныло внутри, он чуть опустил меч и слишком поздно заметил движение ног.       «Никогда не смотри на меч, мимику, корпус и руки. Они лгут и обманывают тебя. Смотри, как распределяется вес по ногам, как пружинит опора».       Цири сделала рукой обманку и кинулась вперёд, грациозно обходя клинок стороной. Точным, сильным ударом выбила его из рук, обезоружив. Трюк не удался бы, не застигни она его врасплох. Вот и думай теперь: специально она его так провоцировала или всё-таки он пропустил удар, дал себя достать по собственной глупости.       Мечи лежали среди коричневых сухих листьев и зелёных молодых побегов травы. В голенищах ещё оставались ножи, но Цири расставила ноги и подняла руки, встав в стойку. Театрально тряхнула гривой волос и посмотрела призывно, вновь скользнув языком по верхней губе.       Танец в полный контакт. Когда-то до этого должно было дойти.       — Как хочешь, — Кагыр прищурился, тоже напрягая руки и следя за тем, как она двигается, иногда ложно мечась в стороны. На провокацию он больше не поддавался, словно чувствовал её движения, как свои, и знал — не время для удара.       — Я хочу, а ты — нет? — Цири вопросительно выгнула брови, подведённые чародейским карандашом, сморщила нос в насмешливой гримасе. Не среагировала на его обманный выпад. Ощерилась нахально, показывая, что не боится.       Вместо ответа Кагыр резко метнулся к ней, схватил за руку, надеясь вывернуть, заломить за спину и закончить на этом. Цири увернулась, в последний момент не дала себя поймать, ускользнула и кинулась сама. Целилась кулаком в плечо, Кагыр блокировал, пытаясь высмотреть брешь в защите.       Это был не такой бой, как с ведьмаком в эквиноций. Там чувства несправедливости и ярости застелили рассудок, хотелось то ли отомстить, то ли доказать Геральту, что он не прав. Тот бой был яростным, быстрым, вовсе не красивым, не похожим на танец. И в полную силу. И с Мильвой и её ремнём.       Сейчас кровь кипела, но разум всё равно оставался холодным. Перехватывая руку в перчатке и отталкивая в сторону, Кагыр всё время помнил: что за бой и кто противник. Двигались они — Геральт и Цири — похоже, разве что колено у неё было цело, она была пластичнее и гибче... и её тело манило. По жилам растекалось низменное, инстинктивное удовольствие боем, своими движениями, движениями противника. Специально пропустив удар в бок, подпуская её ближе, Кагыр, наконец, смог осуществить задуманное. Пока Цири позволила себе выиграть этот бой, начиная наносить новые удары, он выигрывал войну, прервав её атаку и схватив за руки. На миг в зелёных глазах мелькнула растерянность. Выгнувшись кошкой, Цири попробовала вырваться и уйти, Кагыр, сжав сильнее её руки, подтолкнул к дереву, стоящему на пути и впечатал её спиной в него. И ещё раз, вырвав из её груди выдох и почувствовав его на своём лице. Вжал сильнее, используя преимущество в виде веса.       Цири была быстрее, он был сильнее.       Худая коленка взметнулась вверх, готовая ударить его в бедро или живот, Кагыр опередил, саданув ногой по щиколотке, икре. Попытки сделать подсечку со стороны Цири прекратились. Он продолжал прижимать её к дереву — неважно какому — сжимая своими руками её руки и наваливаясь сильнее, если она дёргалась в сторону.       Её тело было прижато его телом, соприкасаясь. Её дыхание жгло кожу на щеках, подбородке, губах и дико хотелось его поймать. Кожа покраснела, покрылась испариной. Сверкнули между пепельных прядей призывно и маняще серёжки, словно предлагая дотянуться до них, попробовать на вкус мочку уха, потом открытую шею. А потом всю её, всё её тело, каждую линию изучить языком так, чтобы можно было восстановить по памяти. Проследить, как мышцы перекатываются под кожей. Заставить себя оторвать взгляд от её вызывающе смотрящих глаз.       Где-то вот сейчас и вот здесь надо было прочертить черту, сказать «стоп» и не делать глупостей, как бы не хотелось.       Он всё ещё здесь только потому, что выбрал сам её защищать, и больше ничего.       — Всё обещаешь, — сорвано выдохнула Цири, глянув исподлобья насмешливо.       — Обещаю что? — хрипло спросил Кагыр, делая акцент на последнем слове.       — Дойти до конца, а стоит тебе оказаться у края — всё время останавливаешься, — что бы это не значило, он всё равно не понимал. Точнее, понимал, но до конца осознавать не хотел. Цири на раздумья времени не давала, она хотела танцевать.       Резкий удар каблуком по голени, а потом коленом по бедру, заставил его ослабить хватку. Юрко выскользнув из его рук, Цири оказалась в стороне, но пропустила удар локтем по рёбрам. Кагыр увернулся от сжатого кулака и попался на обманном ударе, почувствовал резкую боль в ногах и толчок в грудь. В последний момент, сбитый с ног, он успел схватить и её, утянув за собой на землю.       Земля Цири встретила прохладной, липкой росой. Она не ожидала, что он её достанет. Адреналин ударил в голову, и она метнулась к пытавшемуся подняться Кагыру. Они вновь сцепились, в этот раз на земле, ударяя и блокируя.       Цири хотела попробовать рукопашный бой, с ним, потому как на мечах было уже предсказуемо и не интересно. Она знала, что сделает он, он знал, что сделает она. Конечно, били не в полную силу, не по лицу, но спина ощутимо ныла после того, как нильфгаардец впечатал её в дерево, и она прочувствовала лопатками и позвоночником весь прелестный рельеф коры. Хотелось в отместку впечатать его носом в землю.       Она дразнила его, провоцируя, разогревая, распаляя. Ведь, несмотря на обычное спокойствие, билась в нём сила, энергия, дух. И, наблюдая за его движениями, очень экономными, не эффектными, но точными, Цири получала удовлетворение.       Танцор бы вышел знатный.       Кагыр вновь хотел повторить трюк и вывернуть ей руки, обездвиживая, но Цири ударила ребром ладони по его шее, перекатилась, не дав себя поймать. Упёрлась руками в землю, глянув из-под растрёпанных волос. Вновь не дала ему подняться, перекатившись и оказавшись сверху. Кагыр ударил коленом в бок, скинув её с себя, навис над ней. Цири хитро улыбнулась, позволив прижать себя к земле. Но не ноги — ударила каблуком по икре, саданула мыском сапога, отвлекая. Не выходило, Кагыр держал слишком сильно и не реагировал на удары. И полетело бы всё прахом, но хватка неожиданно ослабла и Цири перевернула его на спину, вцепившись в тёмные волосы и прижав его затылок к земле, чувствуя взыгравшую злость.       — Я же говорила! — она уселась сверху, коленями припечатав его руки к земле, обездвиживая его. — Не смей... — процедила Цири, пришпорив ему бока. Подачки ей не нужны.       Кагыр смотрел, сощурив глаза, снизу-вверх, тяжело дыша и чуть морщась от боли в затылке. Изучающе смотрел, словно высчитывал, что должен сделать. Ох, не ту соперницу и девушку он всё-таки выбрал, не ту.       А ей нравилось говорить с ним нагло, пересиливая больше себя и побеждая свой страх перед ним. И его, но, если бой честный. А в танце оба партнёра равны и чувствуют друг друга. Цири чувствовала. Особенно сейчас, оседлав его и покачиваясь в такт дыханию, чувствуя под бёдрами напряжённый живот. В пальцах левой руки — тёмные прядки. Под правой ладонью вздымалась грудная мышца. Она провела рукой вверх по груди, по прилипшей от пота к коже рубахе, положила пальцы в перчатках на шею. Кадык дёрнулся, сжались мышцы гортани, прогоняя слюну. Кагыр, к её недовольству, оставался спокойным, даже тогда, когда рука сдавила ему шею, придушив на пару мгновений. Отпустила, нильфгаардец судорожно вздохнул. И от этого вздоха злость и ярость ушли, оставив в теле лишь сосущую пустоту и бешено колотящееся сердце. Цири наклонилась вперёд и пепельные волосы пологом окружили голову, скрывая весь остальной мир.       — И это всё, что ты можешь? — прошелестела Цири с издёвкой, ловя его дыхание на своих губах. Солоноватый запах пота, смешанный с запахом земли и ещё чем-то тяжёлым, непонятным, незнакомым, кружил голову. И она бы потёрлась бёдрами об его живот, но он посмел ей поддаться и не заслужил.       — Я просто даю тебе фору, — ответил Кагыр тихо, пробирающее, смотря прямо ей в глаза.       Скинул он её тут же, напрягшись всем телом и напряжение это она почувствовала. Как почувствовала и боль от удара спиной и затылком об землю. Она проиграла на долю секунды, скрипнула кожа перчаток и руки оказались прижаты над головой, к листве и траве. Цири забилась, не собираясь сдаваться, ощерилась, попыталась пнуть его ногами, брыкалась. Кагыр, по-видимому, не найдя ничего лучше и адекватнее, навалился сверху, резко поддался вперёд и сильно сомкнул зубы у неё на шее. Цири взвыла больше от удивления, чем от боли, попыталась ещё раз вырваться, но каждый рывок выходил слабее предыдущего, зубы сминали кожу больнее в ответ. Зато тело прошило приятной до мурашек судорогой. Среагировал нильфгаардец очень неожиданно всё-таки.       — Мы закончили, — выдохнул Кагыр, приподнявшись, но не выпуская её рук из своих. Цири поморщилась и резко обхватила его ногами, сомкнув их за его поясницей, притягивая к себе. Постаралась проигнорировать то, как расширился зрачок в синих глазах и как приятно свело низ живота от этого движения.       — Мы не закончили, — отрезала она, слизнув машинально пот с верхней губы.       Посмотрела в его глаза. Оба поняли, что всё-таки нет.       Не время.       — Запомни это — мы не закончили, — прищурилась Цири, всё-таки выпуская его.       Костерок на биваке дрожал. Топтались привязанные лошади в зарослях. Пищали над ухом комары, приманенные теплом огня и крови. Услышав шаги, Кагыр поднял голову, откладывая точильный камень к ножнам. Цири убрала рукой с пути ветку и оказалась от него в нескольких шагах.       — Мы должны друг другу танец, помнишь? — она усмехнулась и тени заиграли на её лице, на шраме. Отстегнула от пояса «Ласточку» и... отложила её к сумкам и седлу. — Мы не закончили, — шелестящее поделилась откровением Цири, принимаясь за заклёпки и завязки на куртке, поведя плечами.       Ночи весной ещё прохладные, но у него горячая кожа и кровь, а она сама как пламя, которое можно попробовать удержать в руках, согреются как-нибудь. Кагыр отложил меч к своему седлу и потянулся к застёжкам на куртке. Для принципов и страхов не время.       Для чего-то другого — самое то.