***
Когда мать вернулась домой с небольшим, но крикливым сверточком, Северус сразу понял: что-то пошло не так. Таких депрессивных тонов, перемежающихся с горечью и даже яростью, он у матери еще не наблюдал. Бороться с этим было ужасно тяжело: мать буквально «прилипала» к нему, совершенно забыв про дочь и не обращая на нее внимания, даже когда та плакала. А иногда, отдыхая от постоянного «ведения — воздействия», он ловил на себе ее взгляд и содрогался от того, сколько отвращения в нем было. Отвращения к нему. И отвращения к самой себе. Северус не успевал. В результате тело ребенка однажды сорвалось-таки в полноценную истерику, которую мужчине оставалось только наблюдать изнутри. Это испугало родителей, и некоторое время мать держала себя в руках, а отец был непривычно ласков. Наконец Северус решился пройти в заблокированную часть мозга матери, которую не собирался трогать, пока не обретет достаточной самостоятельности и физической силы. Когда мать расслабилась перед сном, покормив, наконец, Эбби, он погрузился в глубину ее сознания и увидел самое страшное: барьера больше не было.***
Эйлин казалась чужой сама себе… Она ВСПОМНИЛА. Теперь она точно знала, кто она такая. Она помнила свою жизнь, которая казалась ей неизмеримо далекой и странной, почти чужой. Но и та жизнь, что была у нее сейчас, тоже протекала, как песок сквозь пальцы: мимо, все мимо. Только умница сын иногда дарил какие-то приятные ощущения и островки покоя. Юношеская влюбленность в Хопвуда казалась смешной. До слез. Но рыдала ночами она совсем не от этого — она скучала по семье. А от одного имени и связанных с ним ужасных воспоминаний в ней поднималась волна ярости и страха: Нобби Лич. Женщина была в полном раздрае. Теперь она не могла быть уверенной в том, кто отец Северуса. Если это Нобби, она, казалось, была готова возненавидеть и сына. Подолгу глядя, как ребенок играет, она иногда ловила черточки врага и чувствовала, как внутри поднимается волна гнева. Она не знала, что ей делать дальше, не могла смириться с реальностью, в которой жила уже (как говорят подруги — «боже праведный!») четвертый год. Ей хотелось увидеться с отцом и матерью, но она страшно боялась этого. Она горела жаждой мести, но ужас перед силой Лича, стоило только его представить, буквально парализовал. Мужа она теперь воспринимала как чужого человека. А дочь… Видимо, все материнские чувства достались сыну. Кроме того, Абигайл, несмотря на младенчество, была уже слишком похожа на Тоби. Нелюбимого. Чужого. Слишком. Эйлин не могла простить насилия над своей личностью и телом, не думая, что муж в этой истории был, скорее всего, такой же жертвой, как и она. Почти такой же. Но, в отличие от нее, ему не рожать. Работа у него не опасная. И он магл. А это значит, блок в его сознании не слетит. Никогда.***
Докопавшись до истины, Северус не был удивлен. Он понял мать. Осталось понять, что теперь со всем этим делать. А времени для размышлений было мало. Как же он был благодарен отцу, что тот нашел няню! А потом и няне, которая наконец-то успокоила сестру. Мать же приходилось контролировать практически непрерывно, даже когда та спала. Постепенно он сумел закрепить в ней мысль о том, что надо бы осторожно, пока не привлекая к себе внимания, узнать, что делает ее отец, лорд Принц. Хоть какой-то намек на план действий немного стабилизировала психику Эйлин, после чего сын постарался закрепить новые мысли о том, что Тобиас может быть вовсе не виноват, а уж крошечная девочка — точно ничем не грешна. Увы, это лишь немного улучшило отношения в семье: Эйлин больше не срывалась на мужа и дочь, начала снова исправно ухаживать за ними, зато часто винила себя в «ужасном поведении», и сын едва успевал удерживать ее от приступов раскаяния, прямиком ведущих в очередную депрессию. "Боже, как я устал, — думал мужчина. — Когда же это закончится?" Хотелось просто напиться, но в Чертогах опьянение смертельно опасно. А бросить все? Ну уж нет. Слабость — это уже не про него. Теперь, вспоминая Воландеморта, мужчина мог иронически улыбаться. Да, злодей. Да, опаснейший. Но как же примитивно было то, что он творил… Убить, пытать, забрать, присвоить. Как просто. Держать на плаву того, кто рад утонуть, более того — заставлять его самого держаться и плыть... попробуйте. Вести по жизни двоих взрослых людей, заставлять их развиваться, улучшать их качества, да так, чтобы это выглядело естественно и для них, и для окружающих... Рискните, и вы поймете, что действительно значит слово «сложно». Его старые душевные раны, от которых он готов был умереть, — да что там, практически не дал тогда себе жить, — а раны ли это были? Или царапины? Он сравнивал себя с матерью — с тем, что произошло с ней. Практически полная подмена личности. Глубочайшее жестокое насилие — физическое и психическое. Его личность никто не стирал, кроме него самого, конечно. Все, что он в прошлой жизни сделал с собой, — все сам. Своими стараниями. Он использовал свое право на счастье и несчастье — как сумел. Да, все же это были раны. Но его право и воля была — залечивать их или растравлять. Он выбрал второе. Ради чего? А теперь надо было вернуть мать — самой себе. Ради нее — не ради своего детства. Так было правильно. Северус подумал, что, возможно, для этого он и оказался в этом теле, вот он, смысл его возрождения… Наладить жизнь семьи. Вернуть Эйлин. Наладить связи с родом. Отомстить. Да, кивнул сам себе мужчина, именно в этой последовательности. И торопиться он не будет. Ему осталось целых девять лет на это. Только первоочередная задача не будет ждать.***
Северус все чаще отмечал тягу отца к соседнему дому: няня Кэтрин, веселая, спокойная, что греха таить, была гораздо симпатичнее Эйлин. У той на внешность слишком сильно влияли эмоции, ее внутреннее состояние: после вторых родов женщина очень сильно, можно казать, катастрофически подурнела. Северус понимал, что это временно, но отец… Впрочем, счел сын, пока так даже лучше. По крайней мере, легче ему самому — под присмотром оставалась только мать, и это было существенным облегчением. В любом случае, сестру приходилось усыплять, как только все собирались в доме, но и после он мог легко заработать что-то вроде расходящегося косоглазия, одновременно «ведя» отца и мать. Так что чем позже в доме собирались все, тем лучше было для Северуса. Тем более что он уже начал разворачивать шпионскую деятельность — конечно, «руками» матери. Благо, влиять приходилось минимально: их желания узнать состояние дел рода Принц ни в чем не противоречили. Эйлин даже сама генерировала некоторые идеи, так что сыну оставалось либо слегка сдерживать ее, либо, наоборот, подталкивать в уже выбранном ею самой направлении. Так они узнали, что в поместье все более-менее в порядке, только Леди и Лорда Принц уже пару лет никто не видел… А Эйлин наконец смогла похвалить саму себя за умение общаться с маглами. Через некоторое время это сказалось на улучшении отношений с бывшими подругами. Женщины осторожно восстанавливали общение, за что Эйлин (и Северус) были им благодарны. Эти совершенно не свойственные магам по отношению к маглам чувства (и связи на его основе) впоследствии неоднократно выручали и мать, и сына.