Как Эккрет избежали рабства

Рука Энакина уже успевает распухнуть, когда они бредут обратно к рабскому кварталу. Шми внимательно следит за ним. Он немного морщится с каждым движением, когда грубая ткань рубахи задевает его рану. Кровь уже почти засохла, и там, где рубаха прилипла к руке, ткань окрашена в темно-коричневый цвет. Это была его лучшая рубаха. Но кровь отстирается. У Шми большой опыт со следами крови. — Dakkalu, Эни, — шепчет она. Будь сильным. Ее рука находит его маленькие плечи и прижимает его к себе. Это кажется пародией на защиту. Вред уже нанесен. — Mattama ek, Amu, — говорит он. — Я в порядке. Но его голос очень тих. Остаток дороги они идут в тишине. Когда они достигают бараков, Шми останавливается у двери. Она достает маленький сосуд из ремня на талии и наклоняет его, пока капелька не падает в песок у порога. Энакин ранен, но он жив, и это стоит благодарности. Вместе они шепчут слова молитвы: мы благодарны. Мы живы. Мы — твои дети. Приди, о Мать, приди с огнем и дождем. Мы — твои люди. Освободи нас. Шми ведет Энакина на кухню, и, хотя он уже и перерос такое, поднимает его в воздух и усаживает на стол. — Ладно, Эни, — говорит она с теплом и легкостью в голосе, — давай-ка тебя почистим. Он ничего не отвечает, только начинает заворачивать рукав. Шми останавливает его, цокая языком. — Пока нет, Эни, — бормочет она. — Дай мне. Она греет воду. Остатки болеутоляющего и бакты она уже использовала, и до следующей недели не сможет позволить себе купить ещё. Но у нее неплохой запас листьев тарфы и немного коры джинсу, которую Джира дала ей, и это сойдет. Она разминает листья и кору, и смачивает полотенце, чтобы прижать его к руке сына. — Dakkalu, Эни, — говорит она снова, когда ткань рубашки достаточно мокрая, чтобы ее отодрать. Она видит, как он сжимает зубы. Мягко, как только можно, она снимает изодранную рубаху, откладывая в сторону, чтобы потом помыть и залатать. Сначала надо залатать сына. Она начинает чистить рану, и все это время его челюсть напряжена, а руки под столом крепко сжаты в кулаки. — Хочешь, я расскажу тебе историю, Эни? — спрашивает она, убирая с его глаз мокрые от пота волосы. Энакин коротко кивает. Шми нежно вытирает рану, затем начинает перевязывать ее травами и длинными полосами ткани. История начинается, как и все истории, и, не ожидая этого от себя, она улыбается, рассказывая. Эккрет шли через каньоны и скалы, шли на встречу со своими детьми. Но вдруг Депур настиг их с тридцатью рабовладельцами, вооруженными до зубов. Эни ахает, и Шми пристально на него смотрит. В глазах его собираются непролитые слезы. — Эни? — спрашивает она. — Прости, мам, — шепчет он, — я просто был… удивлен. Историей. Она позволяет ему солгать. Депур и его рабовладельцы поймали Эккрет, — продолжает она, закрепляя повязку и переходя к остальным его ранениям. — И Депур заковал Эккрет во многие цепи, и засмеялся, и сказал: «Тебя зовут умными, Эккрет, но от меня тебе не спастись. Я поймал тебя, и теперь ты будешь моим рабом». И он собрался обратно в город, забирая Эккрет с собой. Но Эккрет сказали: «И вправду ты поймал меня, Депур, и теперь я буду твоим рабом. Но пожалуйста, умоляю тебя, подожди здесь еще десять минут! Ведь я шли на встречу со своими младшими детьми, и если ты немного подождешь, то у тебя будут и они, и ты отправишься домой с четырьмя рабами вместо одного». Но Депур не был глуп. Долго и внимательно он посмотрел на Эккрет, и сказал им: «С чего бы тебе желать рабства своим детям?» Тогда Эккрет сказали: «Я этого не хочу, господин, но они — мои дети, и невыносимо мне разлучиться с ними, чтобы они умерли одни в пустыне. Пусть лучше будут рабами, чем мертвецами». И это показалось Депуру разумным, и он сказал: «Я подожду». И через десять минут, как и сказали Эккрет, пришло трое младших детей Эккрет, и рабовладельцы Депура поймали их и заковали в цепи. Тогда они приготовились возвращаться в город. На спине Энакина несколько порезов, неглубоких, но пылающих ярко-красным из-за начинающейся инфекции. Шми предупреждающе сжимает здоровое плечо Энакина и начинает промывать раны. Энакин совершенно неподвижен, пока она работает. Шми успокаивающе напевает и продолжает рассказ. Но Эккрет сказали: «Прошу, мой господин, если ты подождешь еще всего пятнадцать минут, появятся мои десятеро старших детей, и у тебя будет четырнадцать рабов вместо четырех». Но Депур знал, что Эккрет были известны своими хитростями, а потому он сказал: «С чего бы тебе желать рабства и этим детям?» И Эккрет сказали: «Я этого не хочу, о господин, но и эти дети — мои дети, и я боюсь за них, оставленных без родителя. Пусть лучше будут рабами, чем мертвецами». И вновь это показалось Депуру разумным, и он сказал: «Я подожду». И через пятнадцать минут, как и сказали Эккрет, пришло десятеро их старших детей, и рабовладельцы Депура поймали их и заковали в цепи, и приготовились возвращаться в город. Энакин дергается от жгущего лекарства, и Шми наклоняется, чтобы мягко поцеловать его в бровь. — Мой отважный мальчик, — шепчет она. Энакин отстраняется от нее, почти успешно скрывая свою гримасу, и улыбается дрожащей улыбкой. — Мама, — тянет он страдальческим тоном, отчего Шми удивленно смеется. — Давай уже. Закончи рассказ. — Хорошо, — говорит Шми, затягивая последние бинты вокруг его груди. Но вместо того, чтобы снять его со стола, она встает рядом с ним, беря его маленькие ладони в свои. И в третий раз Эккрет сказали: «Прошу, мой господин, если ты подождешь еще всего пятнадцать минут, на встречу со мною придет моя старшая дочь, самая прекрасная, самая известная из всех моих детей. Если ты подождешь, то и она станет твоей рабыней, и тогда у тебя будет Эккрет и вся их семья». Депур был жаден, и слова Эккрет понравились ему, и в этот раз он не задумывался. Он прождал пятнадцать минут, и его рабовладельцы стояли, готовые поймать дочь Эккрет и заковать ее в цепи. И, как и прежде, все было так, как и сказали Эккрет. Через пятнадцать минут пришла старшая дочь Эккрет. Она пришла с ужасающим ревом, и грохотом крыльев, и воем бури из сердца дикой пустыни. Она пришла с гневом и смертью. Содрогнулась земля, и рабовладельцы Депура пали на землю от страха, и некоторые повернулись и убежали, а некоторые попытались сражаться, но всё их оружие и все их цепи были бессильны. Ибо Депур забыл то, что знали все дети Ар-Аму: что старшей дочерью Обманщика Эккрет была Драконша Крайт, та, что ходит по пустыне и не боится ничего, ибо ничто не выстоит против нее. И так был уничтожен Депур, а Эккрет и все их дети стали свободны. Такова история о том, как Эккрет обманули Депура, и освободили себя и своих детей из рабства. Шми сжимает ладони сына и наклоняется, чтобы их глаза были на одном уровне. Она удерживает его взгляд. — Всегда помни, мой умный сын, — яростно шепчет она, — наша старшая сестра — Драконша Крайт. Мы несем имя Эккрет, Что Ходят По Небу. Ни один хозяин не удержит нас навечно. Энакин смотрит на нее сияющими глазами, забыв о своих ранах. Он сжимает ее ладони в ответ. — Я буду помнить, мама, — шепчет он, и подается вперед, внезапно обнимая с отчаянной силой. — Я буду помнить. *   Его сын — пылающая сверхновая звезда, пылающая и гибнущая, пока он содрогается под холодным огнем Императора. Энакин хорошо знает этот огонь. Он был рабом всю свою жизнь. Юный глупец, шипит голос его господина. Только теперь, в самом конце, ты понимаешь. И он понимает. — Отец, — кричит Люк в отчаянии, умирающий и все равно тянущийся, даже сейчас, к своему отцу, который никогда не помогал ему раньше. — Отец, пожалуйста. Энакин смотрит между сыном и своим господином. Своим Депуром. Помни, говорит голос из прошлого, голос, который он не вспоминал годами, рассказывающий старую, старую историю, старше Ситхов, старше Джедаев. Помни. Энакин помнит. Он снова смотрит на своего Депура. На мастера Ситхов, властителя галактики, человека, который всегда знает, всегда смотрит, всегда готов покарать за любой шаг в сторону. Все огромное, ужасающее внимание Палпатина устремлено на Люка. Он совсем не следит за Энакином. Депур совершил ошибку. Он думает, что Энакин забыл. И он забыл, о, он забыл. Но Люк напомнил ему. Депур думает, Депур знает, что Энакин — его раб. Но Энакин — дракон.