На бегу

Вчера в холле отеля, в котором поселили участников Кубка Китая, какой-то умник во всеуслышание утверждал, что Кацуки Юри не умеет выигрывать. Хорошо, что Юри этого не слышал. Потому что это, в общем-то, правда. Но это услышал Виктор Никифоров, тренер Кацуки и в прошлом прославленный фигурист, и его отточенное с годами виртуозное умение игнорировать «доброжелателей» чуть было не полетело в тартарары. Хотелось ругаться матом и бить морды, бить морды и еще немного ругаться матом. Как он сдержался – никто и никогда не узнает. Дамы и господа, перед вами – обладатель черного пояса по игнору! Видимое спокойствие давалось Виктору нелегко. После вчерашнего первого места в короткой программе его подопечного, и без того не слишком уверенного в себе, словно подменили. Юри почти не спал, его руки тряслись, в мешках под глазами можно было запасать на зиму картошку на семью из восьмерых человек. А Виктор ничего не мог с этим поделать. Просто объявить себя тренером оказалось недостаточно. Знания технических тонкостей фигурного катания оказалось недостаточно. Даже способностей к преподаванию, отточенных на дрессировке Маккачина, тоже оказалось недостаточно. Потому что в плане мотивации Виктор все еще никуда не годился. Пора было готовиться к выходу с произвольной программой. Юри разминался у первой попавшейся стенки и тихо паниковал. Он не мог смотреть на то, что происходило на льду, не мог слушать голоса комментаторов, не мог поднять глаза на окружавших его людей, ожидавших от него сегодня феерического выступления. Его колотило. Нервное напряжение сковывало мышцы, сводило судорогой пальцы ног и заставляло чаще дышать. Работа под давлением – то, что должен рано или поздно испытать любой чемпион. О чем он только думал, когда заявлял, что завоюет золото Гран-при? Какой из него победитель? Он – просто мальчишка из Хасэцу, не обладающий никакими талантами кроме умения в неограниченных количествах поглощать кацудон. Что он здесь забыл? Чего все эти люди от него хотят? «Отстаньте, забудьте обо мне и валите с миром пускать слюни по Виктору, Крису или кому угодно еще…» - отчаянно желал Юри, но, сам не зная зачем, продолжал разминаться. Виктор хмуро следил за Юри, перебирая в голове все возможные действия тренера в критической ситуации. Трясущегося, практически сжавшегося в комок Юри нельзя было никому показывать, и тем более выпускать кататься. Казалось, стоя на твердой земле, он едва держался на ногах, а на льду и вовсе осел бы бесформенной кучей прямо у борта. За такое много баллов им не дадут. Напряжение Кацуки передавалось ему, и Виктор с горечью понимал, что если сейчас опустит руки, все их начинания и успехи ровной шеренгой в колонне по два, залихватски распевая что-нибудь о тяжелой судьбе, отправятся коту под хвост. «Где бы найти немноголюдное место?...» - размышлял Никифоров, волоча за собой безвольное тельце Кацуки Юри под прицельным огнем вспышек фотоаппаратов. Несмотря на всю достигнутую ими за последнее время близость, Виктор недостаточно хорошо знал Юри, чтобы определить, на какие точки следовало жать в подобной ситуации. Как Юри поведет себя, если он начнет его подбадривать? А если сделает выволочку? Кацуки хотелось защищать, делать его жизнь проще и приятнее, направлять и поддерживать, обнимать, поздравлять и радоваться вместе с ним, а вот этого всего не хотелось. И прижимая к себе Юри по пути на парковку пекинского стадиона, Виктор был готов на всё. Парковка темная, пыльная, немного пахнет смогом и плесенью, зато на ней никого нет, и Юри может перевести дыхание. Виктор велит повторить программу, и Юри двигается механически, не задумываясь о своих движениях, не отпуская тяжелые мысли, приковывающие к земле. Против своего желания он вынимает наушники, пока Виктор не смотрит, и прислушивается к голосам комментаторов, глухо доносящимся сверху. Пхичит… Пхичит выполнил все прыжки… В глазах Юри темнеет, тело становится ватным, и он готовится упасть, когда Виктор хватает его, закрывая уши, не давая травить себе душу. - Не слушай! – велит он, и Юри понимает, что не может не подчиниться. Это особая магия Виктора, заворожившая Кацуки целую вечность назад. Если Виктор хочет внимания, он его получает. Он заставляет забыть обо всем и смотреть только на него, не важно, один человек перед ним или тысяча. И Юри смотрит, не в силах пошевелиться, моргнуть или перевести дыхание. Смотрит, не отрывая взгляд. «Я понимаю, как на тебя влияют результаты других фигуристов, когда ты молод… Но почему же Юри так нервничает?» - отстранённо думает Никифоров, отбрасывая челку со взмокшего лба своего протеже. – «И как я могу придать ему стимул?...» - Виктор, уже скоро пора выходить, надо вернуться… - лепечет Кацуки, отводя глаза от взгляда тренера, твердого и решительного, взгляда человека, способного свернуть горы и перейти моря, а потом прыгнуть четверной флип и выполнить комбинированное вращение в шпагате, не переводя дыхание. Юри прав, времени у них действительно совсем немного. Все, что приходит Виктору на ум, это старый проверенный способ снятия напряжения, известный любому школьнику. Он не подводил его самого на ответственных соревнованиях во времена отчаянного пубертата, и Юри – слишком лакомый кусочек, чтобы не опробовать этот метод на нем. Виктор обхватывает ладонями лицо Юри, проводит большим пальцем по его скуле, и это заставляет японца поднять на него глаза. Юри доверчивый и ранимый, но на деликатное обращение уже просто нет времени. Виктор уверенно, с нажимом приникает поцелуем к губам Юри, проводит по ним языком, вынуждая открыть рот, и слышит тихое «О!», когда проскальзывает внутрь. Губы Юри обкусаны и обветрены, но удивительно приятны на ощупь. Еще бы, после такого-то длительного ожидания. Виктор отдавал себе отчет, в том, что хотел это сделать еще со времен вечеринки после финала прошлогоднего Гран-при. Прижимавшийся и елозивший по всему его телу Юри вызывал весьма однозначные желания, но разложить пьяного японца на фуршетном столе и вытрахать из него остатки сознания при всем честном народе мешали идеальная репутация и культурное петербургское воспитание. Сейчас же сдерживаться больше нет смысла. Виктор знает, что это нужно им обоим. Он прекрасно представляет, что его фанбои вытворяют с ним в своих фантазиях – у него есть интернет, и он умеет читать на нескольких языках. Так что сдавленные вздохи и усилившаяся хватка Юри на его плечах не становятся сюрпризом. «Я здесь, чтобы исполнять его мечты», - напоминает себе Виктор и едва заметно ухмыляется в поцелуй. – «И готов поспорить, как минимум одна из них сбывается прямо сейчас». Никифоров целуется настойчиво, оставляя укусы на многострадальных губах Кацуки. Его язык проходится по кромке зубов, чтобы в следующее мгновение встретиться с несмелым языком Юри. Тот льнет к нему всем телом, отвечает порывисто и немного неумело, делая ощущения еще острее. Руки Виктора гуляют по его телу, оглаживают руки, спину, сжимают ягодицы и привлекают ближе, и вот оно… Кацуки мелко дрожит, прижимаясь к бедру Виктора начинающим твердеть членом, трется, понимая, что его не оттолкнут, что ему можно, что это Виктор, мать его, Никифоров тянет его куда-то в проем между стеной и синей субару, пряча от случайных взглядов, и позволяет все это… Юри не верит своим ощущениям, когда пальцы Виктора оглаживают его эрекцию через ткань костюма, сдавливают и ведут снизу вверх, чтобы пройтись ногтями по головке. Одежда крадет львиную долю ощущений, и Юри хочется большего. Он прижимает Виктора ближе и раздвигает ноги для лучшего доступа. Он порывист и импульсивен. Он совершенно забывает обо всем на свете, что не связано с Виктором, все это не имеет значения, когда уверенные руки его идола наспех стягивают с него штаны. Виктор не разрывает поцелуя, удерживая Юри, как магнит удерживает железо, их языки сплетаются, и он больше не думает о нежности. Виктору мало. И когда его ладонь сжимается на члене Кацуки, вынуждая того застонать и запрокинуть голову, он приникает бесконтрольным, почти животным поцелуем к белокожей шее японца, вырывая из него новые сдавленные вздохи. Если он оставит по всей шее сеть засосов со следами зубов, будет очень непрофессионально?... Виктор не заметил, когда он успел так завестись. Его зубы сжимаются на ключице Юри, в то время как большой палец оглаживает головку, скользит по уздечке, и Виктора ведет от отзывчивости Юри, от того, как он толкается в его ладонь и пытается сдерживать стоны. Виктору хочется еще. Не раздумывая, он отрывается от Юри и опускается на колени. Кацуки тяжело дышит и, кажется, не верит происходящему – настолько округлились его глаза. Он пытается что-то сказать, но Виктор не слышит. Даже если Юри попросит остановиться (ха!), черта с два он сможет это сделать. Виктор опускает штаны с бельем Юри до самых щиколоток и поспешно вытаскивает из их капкана одну ногу для лучшего доступа. Где-то наверху Юри наверняка краснеет как образцовая русская лицеистка, но Виктору сейчас нет дела до его лица. Он снова обхватывает ладонью член Юри, проводит пару раз на пробу – вверх и вниз, размазывает большим пальцем выступившую капельку смазки и в следующую секунду проводит по узкой щелке языком. Времени у них мало, но Виктор подозревает, что Юри не заставит его долго ждать. Когда язык Никифорова с нажимом проходится по его головке, Кацуки готов вознести молитву. Он забывает о смущении, о комплексах насчет своего телосложения, он забывает обо всем, когда пальцы Виктора обхватывает его кольцом у основания члена и направляют его в недосягаемый, божественный, восхитительный рот. Вот уж действительно, мечта фанбоя. Виктор прикрывает глаза от давно забытого ощущения твердого члена, растягивающего его губы. Он скучал по этому, и это по-настоящему приятно. Тяжёлая головка скользит по его языку, пока он приноравливается к размеру и подстраивается под нужный ритм. Член Юри не очень велик, Виктор может принять его почти полностью, и боже, это просто идеально. Юри хочется медленно доводить до исступления, дразня, лаская поджавшиеся яички, хочется попробовать его всего и сразу, но сейчас в этом маленьком удовольствии ему придется себе отказать. Виктор сосет уверенно, быстро набирая скорость. Он размашисто обводит член языком, проводя по головке и прослеживая вены. Не то, чтобы в последнее время у него было много практики в искусстве оральных ласк в чрезвычайных ситуациях, но он сам не на шутку завелся и даже не заметил, как начал брать до самого горла, почти утыкаясь носом в жёсткие черные волоски в паху Юри и вдыхая его запах: смесь запаха тела и тяжёлого густого аромата возбуждения. Вкусно! Юри не знает, куда деть руки. Юри не знает, куда деть себя. Юри не знает, как заставить себя не стонать оглушительно на всю парковку, а возможно и на весь стадион. Ощущений слишком много, они оглушают своей насыщенностью и не дают соображать. Юри не замечает, как Виктор без особой осторожности впивается в него ногтями, оставляя глубокие красные росчерки на коже, как сжимает его ягодицы, побуждая двигаться, позволяя трахать себя в рот и это… О, боги, это уже чересчур… Юри пару раз вскидывает бедра и вцепляется Виктору в волосы, не позволяя отстраниться. Его тело напрягается, а легкие словно на мгновение наполняются водой, прежде чем обжигающая пульсация внизу живота уносит его сознание далеко-далеко, и все, что он может чувствовать, это губы Виктора, продолжающие скользить по его члену, выжимая из него остатки удовольствия. Виктор быстро приводит одежду Юри в порядок и с ощутимым трудом поднимается с колен - сильно мешает каменный стояк, но времени возиться с ним уже не осталось. Кацуки все ещё пытается отдышаться, крепко зажмурив глаза, и Виктор с нежностью думает: «Займём сегодня призовое место - повторим!» Его Юри надо привыкать быть чемпионом. Виктор легко чмокает Юри в губы, и тот открывает глаза. - Бежим! - улыбается Виктор. - Твой выход! Юри ошалело смотрит на него, широко улыбается в ответ и они бегут.