lost battle

Довольно неприятно жить во время чумы. Ещё более неприятно быть осужденным в это же время. Да, среди заключённых чума распространяется быстрее всего, антисанитария в городах ничто по сравнению со здешней. Наверное, именно поэтому едва появилась возможность отсюда выбраться, Миша согласился, правда, он не дослушал условия до конца, а они оказались, отнюдь не самыми приятными. Нет, в первый день всё казалось более менее нормальным, даже хорошим. Ему выдали специальную одежду, пропитанную дёгтем, дабы он сам не заразился чумой, выдали огромный крюк и собственную повязку, а после заявили, что его единственная задача — собирать трупы погибших от чумы. Это выглядело явно привлекательнее, чем высокая вероятность сгнить в тюрьме в прямом и в переносном значении. Трупов было много. Мише даже казалось, что его повозка их не выдержит, но это было не так уж и плохо. Ему обещали платить за каждый труп, хоть и совсем немного, но деньги для него никогда не бывали лишними. День пролетел довольно быстро, что было непривычно для такой тяжелой работы. Если оглянуться назад, можно узнать много нового о Кшиштовском. Первое — он родился в очень бедной семье. Его отец умер за пару месяцев до рождения Миши, а мать скончалась, когда он был в уже сознательном возрасте, оставив на его плечах заботу о двух сводных сёстрах. В 15 лет это было непросто и ему пришлось встать на неприятный путь. Миша отправился грабить. Первое время у него получалось довольно-таки неплохо, поэтому, набрав достаточно денег, он решил не бросать это дело. Это и сгубило его. На 19-й год жизни его ловят стражники прямо на месте преступления. Так он и оказался за решёткой. Работа казалась нормальной и последующие дни, причём довольно долго. Но всё в конечном итоге подходит к концу. На сотый день он уже не так бодро вставал по утрам и не стремился собрать как можно больше трупов. Кшиштовский делал ровно столько, сколько от него требовалось. Не больше и не меньше. День тянулся за днём, а Миша замечал, как становится много таких же, как он. Казалось, что с каждым днём люди всё больше ненавидят и боятся Кшиштовского. Едва завидев его на улице, они разбегаются по домам и закрывают окна. Они в ужасе смотрят на него через щели. Ни один из них никогда не подходил к Мише, но от этого ему даже было лучше. Вообще, все его страхи сократились лишь до одного: он боялся однажды утром обнаружить на своём теле бубон. Хотя, вовсе не все люди бежали от него и других мортусов. С ними охотно разговаривали доктора. Чумные доктора, которых избегали не меньше. Кажется, защита на них была лучше, чем у мортусов, да и им меньше приходилось встречать трупы. По крайней мере, так думал Миша. Они были необычайно приветливы и добры к мортусам. Ни один из них не видел лица другого, лишь силуэт. Но это не стало помехой к узнаванию, так как они запоминали голоса и телосложения другого. Порой во времена чумы именно этого и не хватало: обычного общения. Кшиштовский считал, что нашёл «своего» доктора. Он был неразговорчив и тих. Силуэт был изящен, словно под кипой одежды и защиты скрывался молодой лебедь, а не человек. Он так и не сказал Мише своё имя, да и имя Кшиштовского особо не хотел знать. Миша считал, что нашёл с ним общий язык, ведь с другими мортусами он и вовсе не разговаривал. Кшиштовский видел его каждый день в разных частях города. Порой, даже дважды на разных концах. Он будто телепортировался с места на места, а у домов, где он побывал, он редко встречал трупы. Может, ему просто везло, а может он и правда отличный доктор. Но от второй идеи он всегда отмахивался: лечение у любого чумного доктора состояло, в основном, из прижигания бубонов и не более. Он упустил момент, когда начал ходить на работу лишь для того, чтобы в очередной раз увидеть своего лебедя, плывущего по чёрной воде, полной пролитой крови. По сравнению с ним, Миша был грубоватым медведем. Худым медведем. Неуклюжим и немного косолапым. Впрочем, это не мешало ему наблюдать за доктором. — Что ужасного произойдёт, если ты назовёшь мне своё имя? — спрашивает Миша в очередной раз, сидя на своей повозке после окончания рабочего дня и рассматривая плечи доктора. — А какой смысл в этом? У нас, знаешь, безликая работа, — проговорил он, явно имея в виду не только свою профессию. — А какой мне смысл разговаривать с безликим человеком? Я ничего не знаю, позволь мне узнать хоть немного, — попросил Миша, спрыгнув с повозки и подойдя к нему, — Ты знаешь моё имя. — Руслан, — проговорил доктор, подойдя к Мише вплотную и стянув с его лица маску, — Теперь я тоже знаю немножко больше. Миша рассмеялся — впервые за долгое время — и попытался отстегнуть его маску, но Руслан, в свою очередь, не дал ему этого сделать. Он отдал Кшиштовскому его маску и отошёл в сторону, поправляя её. — У меня должны остаться хоть какие-то секреты от тебя, — проговорил Руслан, поправляя одежду и скрываясь в тени дорог, — Удачного вечера, — бросил он, прежде чем полностью раствориться во тьме. — Надеюсь, ещё увидимся… Руслан, — потерянно проговорил Кшиштовский, стоя посреди дороги с маской в руках и повозкой за спиной. Пришло время возвращаться «домой». Время идёт дальше, не оставляя после себя ровным счётом ничего. Проходят дни, а Миша больше не замечает своего доктора. Он начинает заглядывать на умерших, и сам не совсем понимая, зачем, ведь он совсем ничего не знает о внешности доктора, кроме его изящной спины и плеч. Решение проблемы приходит само собой. Миша замечает Руслана на окраине города, рядом с местом, где они сжигают трупы. Уже без маски и шляпы. Он стоит у края ямы и смотрит вниз. В данный момент яма наполнена людьми, так как Кшиштовский всегда приезжает последним и, скинув трупы, сжигает все сразу. Подъезжая ближе, он засматривается на Руслана, отчего сам едва ли не въезжает в яму. Миша спрыгивает с лошади и подходит ближе, окликая доктора тихим покашливанием. — Привет. Что ты здесь делаешь? — произносит он, едва Руслан поворачивается, чтобы посмотреть на него. Руслан молчит. Молчание кажется слишком долгим и слишком напряженным. Миша начинает немного нервничать: находясь здесь без маски легко заболеть. Кшиштовский не хочет, чтобы его лебедь погиб. — Всему приходит конец, Михаил. Скоро в этой яме окажусь и я, — тихо проговорил он, показывая образовавшиеся на груди бубоны. Руслан вовсе не напуган приближающейся смертью. Он выглядит так, словно ждал её всё это долгое время. Миша нервно сглатывает, напряженно рассматривая оголившуюся плоть Руслана, а после осторожно тянется к недавно начавшей болеть руке. — Я тоже, — произносит Кшиштовский, снимая с руки перчатку и обнажая ладонь. Кажется, что сердце обоих пропускает несколько ударов. Мир замирает на пару мгновений. Они оба навсегда остаются здесь: среди кучи трупов и запаха смерти. От чего произошло заражение: от возни с трупами или от того своеобразного прикосновения с помощью маски? Неясно. Они проводят этот вечер в молчании, наблюдая за тем, как долго горят трупы убитых чумой. Дни постепенно исчезают, ровно, как и их тела спустя несколько дней среди тысяч таких же.