Бывший — лучший друг

После того, как мысли освежились новой физической разрядкой после бега, я отправился обратно к высокому зданию отеля. Нам оставалось около недели, если же не меньше, на отпуск в этих жарких краях. И сколько бы я не жаловался на испепеляющее солнце, на душный климат и пыльный воздух, — я признавал, что эти местности были прекрасны. Они завораживали своей красотой, своей неординарностью. Да и узнавать народ в разных уголках мира тоже интересно, узнавать, какие они по менталитету, любят ли принимать гостей, угрюмы или вечно веселы. Наверное, эти все нюансы и перекрывают причины, вызывающие мое недовольство. Я полюбил этот город, эту песочную страну, и, возможно, вернулся бы сюда вновь. Возможно, с тем же человеком, ради которого я согласился прилететь в этот раз. Мысль о том, что скоро мы покинем Марракеш, начинала вызывать тоску по этому городу, в голове возникали капризные словечки рода: "Не хочу уезжать!" и тому подобное. Но, как говорится — надо. Буду скучать по нашему путешествию по центру города, по его закоулкам и тайнам в подворотнях. Буду скучать по прекрасным видам блестящего Дворца Бахия, который буквально сверкает со всех сторон своим убранством. Буду вспоминать с теплом на душе о красивом парке Менара, в чью прекрасную атмосферу добавляет, будто особая изюминка, заход солнца, оранжевый закат, который отражает здания в глади прилежащей рядом воды. Казалось бы, что небо, — дневное и ночное, — везде одинаково, кое-где может иметь свои особенности, но, погружаясь в сказку города, начинаешь отмечать в своей голове его отличие от того, что видишь сверху каждый день. И звезды, вроде бы, ярче светят, и свет согревает лучше (ну, по сравнению с Осло — это именно так), и небо кажется яснее с каждым днем. И со всеми этими достопримечательностями, всеми людьми с широкой душой, всей той атмосферой, в которую мы были тут поглощены, — со всем этим я раскрыл свою душу, смог принять то, что отрицал года. Это странно, но город будто помог мне в этом, подтолкнул к решительности, и освежил мою дурную голову от всего того затухшего хлама, что копился и копился со временем. И я был благодарен ему в этом. И, самое главное, этот город помог открыться перед человеком, который меня сюда и привез. Солнце поднялось еще выше уровня горизонта, когда я уже взбирался по лестницам отеля. По первому этажу, где был размещен ресепшн, уже ходил народ, по остальным этажам, оглядывая их коридоры мельком, я увидел еще людей, которые лениво подтягивались из своих комнат в этот уикенд. Шаг за шагом, и я приближался к своей двери. Ища карточку в кармане, я поднял голову вправо, встречая смущенный взгляд соседа. Радушно улыбнувшись ему, я поздоровался на английском, получая ответ. Но этот настороженный взгляд провожал меня, пока мужчина не скрылся за дверьми лифта. Надеюсь, что он не видел тот случай с диким мужиком в моем номере, ой как надеюсь. Когда замок пискнул, я потянул ручку вниз, раскрывая дверь для прохода. Холодный ветерок от возникшего сквозняка подул в лицо, забрался под потную футболку, прошелся своими тонкими и легкими касаниями по телу, принося удовольствие, некое облегчение. Спальное место полностью пустовало: лежали лишь скомканные одеяла, придавленные подушки и собранная в углах простынь. На фоне пустоты шумел телевизор, расположенный на стене, прямо напротив кровати у самого потолка. Ни слова, ни действия не были мне понятны, и я так и оставил его гундосить, чтобы заполнять тишину. Я скинул обувь, наступая на задники, и, черт, если бы это увидела моя мать, она бы точно не оставила бы меня в покое. С кухни послышался звон посуды, и я свернул к арке, ведущей в комнату, и остановился на месте при виде него. Он уже был повернут корпусом ко мне, наверняка услышав мой приход, держал чашку в руках и ослеплял такой чистой улыбкой, что в груди защемило, как и каждый раз. Это было всегда так странно, так по-детски, но отчасти я любил эти моменты. Его волосы были как никогда неряшливы, запутаны, длинная челка спадала на глаза, из-за чего он чаще моргал, сгоняя ее от слизистой. По телу все еще остались красные линии от постельного белья, пятна на коже, в тех местах, где дольше всего он пролежал. На нем были его шорты, и все остальное обнажённое тело также обдувал ветерок с балкона. Я смотрел на него, разглядывал его по частицам, а он продолжал смотреть, улыбаясь той самой улыбкой. И я не мог противиться ей. Приятное тепло разливалось по всему моему телу, остро покалывало на кончиках пальцев, которые дрогнули под натиском этой самой теплоты. Сердце во всех смыслах горело огнем, и это было ничуть не больно, а наоборот — приятно и блаженно. И в этот момент я подумал о том, что счастлив, по-настоящему счастлив находиться здесь, стоять рядом с ним, смотреть в его голубые глаза и пропадать в них. Счастлив делить один воздух. Счастлив думать о нем, даже когда он рядом. Счастлив делать все те слащавые вещи, которые делают слащавые пары, при этом морщить нос на каждое такое замечание. Счастлив, что не испытываю боль, смотря на него. Счастлив, что все до сих пор, вроде, казалось шуткой, необдуманным поступком, игрой. А сейчас это все реально, все происходит на глазах. Счастлив верить в это и верить в нас. Счастлив флиртовать с ним, целоваться, сжимать в своих объятьях. Счастлив учиться на своих ошибках и приобретать из этого опыт. Счастлив, что могу видеть его сонное лицо по утрам. Могу видеть его опухшим в это время и все равно ощущать щекотку в районе груди. Счастлив слышать его заливистый смех. Счастлив думать о том, что, возможно, мама и не оценит мою выходку, но будет рада видеть меня таким воодушевлённым. Счастлив думать о том, что все будет хорошо. Я делаю шаги по направлению к нему, автоматически вытягивая руки вперед, чтобы побыстрее столкнуться, встретиться и почувствовать родное тепло снова. Он успевает отставить чашку на стол раньше, чем я врезался в его грудь, усыпанную созвездиями из родинок, которые я так сильно люблю. Обвиваю его талию руками, глажу сутулую спину и пытаюсь раствориться в нем. Его руки покорно обнимают меня за плечи, иногда трясут, будто в поддержку, кончиками пальцев он выводит, как делает это всегда, узоры по ткани одежды, и глубоко вздыхает у моей макушки. — Доброе утро, — я щебечу это, как влюбленный, который только-только начинает отстраивать свои отношения, который делает маленькие шажки к большому будущему. По факту, это так и есть, и мы закроем глаза на то, что это некое наше повторение, только на этот раз за плечами есть горы опыта, пережитой боли и ошибок, через которые каждый прошел: вместе и порознь. — Доброго, малыш, — я чувствую, как он фыркает в мои волосы, сдувает их от своего лица, а потом мягко прикасается губами к темечку, оставляя там свой поцелуй. Целых два раза. — Тебе по утрам не спится? Я поднимаю голову, кладя подбородок на его грудь, и заглядываю в глаза. В них отражаются яркие искры, переливы глубоких оттенков голубого и синего, и это зрелище завораживает. Он целует меня в лоб, потом в нос, переходит попарно на щеки, а потом, чуть отстранившись, приближается к губам, целуя немного целомудренно, бережно посасывая губы, а потом несколько раз чмокнул, из-за чего я сморщил нос и хихикнул. — Просто кое-кто любит отлеживать свои бока как можно дольше, а я встаю в самое время, — я кивнул себе, ему, да и вообще, не важно кому именно, и с неохотой отошел, расцепляя наши тела. Он повернулся к тумбе, на которой остывал его чай, и взял кружку в руки, пододвигая ко мне и кивая на нее. — Хочешь? Я отрицательно мотнул головой, продолжая следить за его движениями, его мимикой и действиями. Он поднес керамическую кружку ко рту, делая несколько глотков, и я видел, как он проглатывает напиток, как он скользит у него по глотке, как дергается его кадык. Я повернулся к выходу и пошел по направлению к душу, снимая по пути грязную футболку, и уже слышал позади себя, как он идет попутно за мной, присаживаясь на краю кровати. — Мм, Леа сказала, чтобы ты скорее забрал все из номера, ибо она уезжает на днях, — я кинул футболку в ванную комнату около корзины, вышел к косяку двери, чтобы вести разговор, при этом продолжая раздеваться. — Леа? Ты говорил с ней? — он озадаченно посмотрел на меня, и я кивнул. Шорты полетели вслед за футболкой, и я потянулся к крану, регулируя температуру воды. Шум капель и пар горячей воды наполнили комнату, и я резко выдохнул, когда его длинные руки обвили меня со спины, крепко держа за оголенную грудь. Пальцы скользили по сантиметрам кожи, гладили ощутимо, проходя по бокам, талии и животу. Мышцы непроизвольно сократились, я напрягся, а потом откинул голову назад, отдаваясь ощущениям и сильным рукам. Теплые капли попадали на руки, стекали вниз водяными дорожками, а его руки скользнули ниже, затронули кромку боксеров и медленно потянули с бедер к ногам. Я резко выдохнул и рефлекторно подался назад, прижимаясь ближе. — Не хочешь вместе искупаться? — его мягкий язык скользнул по моему уху, вызывая мурашки. Я прямо ощущал, как желудок скручивает от желания, а в груди начинало болеть от таких беспорядочных вздохов. Я завел руку назад, за его шею, и пропустил пряди волос через пальцы, сжимая. Он удовлетворенно зашипел и прикусил кожу на моем плече, будто мстил. Я молча отступил от него вперед, но только для того, чтобы перебраться через бортик и залезть в душевую кабину. Мне не нужно было поворачиваться, видеть его собственными глазами, — я слышал, как падают последние остатки его одежды на холодную плитку, как он вздыхает, прежде чем схватиться одной ладонью за дверцу и встать рядом со мной, совсем вплотную. Тёплые капли били по нашим телам сверху, скатывались по всем изгибам, попадали на складочки кожи и исчезали среди своих, среди уже образовавшейся лужицы. Жар исходил не только от воды, но и от соприкосновения наших тел, он исходил из желания, нашего вожделения. Хенрик закрыл дверцы, из-за чего пространство оказалось таким маленьким, до чего же ничтожным, но эта привилегия позволяла быть ближе все время, находиться на таком крошечном расстоянии друг от друга, даже если захотим образовать это самое расстояние. Но мы не хотели. Мы жаждали, чтобы кожа горела огнем в местах, где происходило соприкосновение. Мы жаждали физического контакта, жаждали телепатического понимания друг друга, и от этого всего, словно в карусели, кружилась голова. Мы просто стояли под потоками воды, он выдыхал воздух на мою шею и плечи, обжигал их своими шершавыми губами, а я откидывался назад и руками пытался хоть немного, хоть совсем чуть-чуть дотронуться до него. Одна моя сторона хотела, чтобы он сжалился надо мной: сделал бы все быстро, развратно, дал бы мне то, чего я жажду, или бы все взял сам, сделал бы так, чтобы нам было хорошо вместе. А другая сторона хотела растянуть этот момент, дать насладиться то жадным, то успокаивающим прикосновением, мучить себя, пока внизу живота все ноет и горит, и просто немного поиздеваться над терпением Хенрика, да и своим заодно. — Повернись ко мне, детка, — он пробормотал мне это в шею, напоследок кусая, отчего я застонал и ловко сделал оборот, чаще хватаясь за его мокрые руки. Его голубую радужку по большей части закрывали широкие чёрные зрачки, отчего и былой голубизны не было видно, — они были тёмные, как гладь моря по ночам, и искрились огоньками. Это было так завораживающе, и каждый раз, как в первый, я начинал задыхаться от его красоты, голова начинала кружиться, а в висках пульсировать. И такое колоссальное впечатление на меня оказывал лишь один единственный человек, и это было потрясающе. Я припал губами к его порозовевшей шее, целовал ее тягуче, проводил медленно языком по венкам, зная, как это любит сам Хенке. Как и всегда, его дыхание начало учащаться, а руки хотели привлечь больше своего внимания. И эту часть нашей игры уже любил я. Он размашисто поглаживал спину, очерчивал пальцами лопатки, пробегал подушечками по ребрам, а потом будто менялся и стискивал ладонями бока и бедра, подталкивая к себе. Я резко выдохнул воздух и принялся кусать его шею, на самом мягком местечке, всасывая кожу, чтобы получить багровую отметину, пока его руки переходили все ниже и не легли на мои ягодицы. Мы идеально подходили друг другу по комплектации, и его ладони шикарно (я уверен) смотрелись на моем теле. И когда он дотронулся пальцем до чувствительного места с напряженными мышцами, я невольно стиснул зубы крепче на его коже, отчего он зашипел. Я поднял голову чуть выше, заглядывая в его глаза, и видел, как он начинал улыбаться, осматривая мое лицо. Я ткнулся носом в его нос, а потом соприкоснулся губами, мгновенно получая ответ. Поцелуй был быстрый, неуклюжий, и на губах чувствовалась вода. Он доминировал в этой ситуации, пытался взять контроль под свое крыло, и это мне нравилось каждый чертов раз. Звуки капающей воды уже не были слышны из-за собственного звучания пульса в перепонках. Наши губы продолжали терзать друг друга, сминать все жестче и сильней. Я повел рукой вниз, пересекая расстояние к его пульсирующему паху, задевая его грудь, торс и лобок. Вода была повсюду, мы были покрыты мелкими каплями, сползающими по коже. И вслед за одной каплей я направил руку к его члену, проводя невесомо пальцами к головке, с которой также капала вода. Он оторвался от моих губ, опуская голову ниже к плечу, и левым ухом я слышал, как он резко вдохнул, задерживая на время свое дыхание. Я поддавался этой игре, и так же медленно, постепенно оглаживал его пах, заводил руку ниже, дотрагивался и гладил яйца, упиваясь тем, как он вот-вот заскулит, как его дыхание становится чаще, резче, временами прерываясь. Собственный член изнывал без прикосновений, без должного внимания к нему, дотрагиваясь головкой к бедру Хенке, отчего создавалось хоть какое-то трение. Он застонал. Этот приятный звук вибрацией прошел по всему маленькому пространству, заливаясь не только в ушные раковины, но и во все тело, которое отреагировало в ответ. Он слизал влагу с моей шеи языком, медленно и плавно проводя им от ключицы до уха. Я провел последний раз большим пальцем по покрасневшей головке, уже полностью обхватывая ладонью его плоть. Я смотрел в его лицо в тот момент, как рука начала двигаться по всей длине ствола, как я начал постепенно добавлять скорость, временами пристраиваясь у его шеи губами и зубами. Я был будто в трансе, наблюдая, как подрагивают его мокрые ресницы, как он закусывает до побеления губу, как смотрит вниз, на мою движущуюся ладонь. Я наслаждался тем, как все утопает, — как утопаю я, — в его бездонных глазах, когда он поднимает свой взгляд, я тонул в ощущениях, когда мой пах трогали его руки, как он сам начал надрачивать мне в такт моим движениям. — Ты такой очаровательный, когда возбужден. Мне очень хотелось это проговорить, хоть и запинаясь из-за необходимого вздоха, хоть я и услышал в ответ растерянный смешок и ухмылку. Я и правда так считал. Да я считал его очаровательным и не только в такие моменты, но просто не признаю это вслух. А сейчас, когда я не владею своим сознанием, когда оно находится на грани, как и я на грани будоражащего оргазма, я могу сказать это, а потом еще раз, и еще, пока не надоест. В кабине раздавались звуки хлюпающей воды в руках, стоны и страдальческие вздохи, ну и шум того, как капли падают под ноги, разбиваясь и отскакивая от пола в разные стороны. Еще пара быстрых движений, нескольких касаний чувствительных мест, и он кончил, марая животы и мою ногу. Укусив меня жестче, чем прежде, за шею, он ускорил еще больше движения своей руки, и я потянулся к его губам, выстанывая его имя прямо в них. Мы тяжело дышали, и вода смывала последние следы нашего веселья с тел. Я уперся лбом в его плечо, начиная мелко содрогаться от смеха. — Ты чего там? — он тоже улыбнулся и коснулся моего предплечья, проводя круговые движения пальцами. — Лучше бы ты не шел со мной в душ. — Ты хочешь сказать, что тебе не понравилось? — он театрально ахнул и приложил руку на сердце, а его брови метнулись вверх. Его лицо отображало искреннее недоумение, но оно бы сравнилось по правдивости с нашей чистотой на данный момент. — Ты хоть понимаешь, что рискуешь потерять на ближайшую неделю минимум? — Почему на неделю? — я подыгрывал ему, закусив губу, чтобы не улыбаться. — Примерно столько я буду обижаться после твоих слов. — Не ври, ты слишком стар для этого. — Ты еще называешь меня старым! Две недели без секса тебе гарантированы, — он помотал головой в разные стороны, отстраняясь настолько, насколько возможно. Не очень-то и далеко, естественно. — Сам не выдержишь, — я пихнул его в плечо и, противореча самому себе, прижался ближе и поцеловал. — Так почему я не должен был идти за тобой сюда? — он вернулся к началу разговора, обнимая за талию и с улыбкой смотря на меня. Не смотри на меня таким милым взглядом. Я начинаю таять как мелкий. — Потому что помыться мне так и не удалось. — Ой, это все ерунда. Минуту, — он перегнулся через меня и достал с полочки гель, выдавливая его на свои пальцы, растирая по ладоням. — Сейчас мы это исправим. Он начал потирать намыленными руками пои плечи, и я снова засмеялся. — Ты невыносим. Мне нужно съезжать отсюда, — я закатил глаза и притворно прикрыл их ладонью, вздыхая. Он хитро улыбнулся и начал растирать спину круговыми движениями, отчего я постепенно расслаблялся. — Нет, ты любишь меня. Я посмотрел на него, немного смутившись. Он так же тепло и ласково улыбнулся, чмокнув меня в нос пухлыми губами. И в такие моменты я понимал: Да, действительно люблю. Очень сильно. — Как и ты меня. Смелость брала вверх во мне, и я положил руки на его плечи, прижимаясь грудью к его груди и закрывая глаза. Он обнял меня, раскачиваясь в разные стороны, а потом устроил подбородок на макушке, тихо проговаривая: — Да, это действительно так. Я широко улыбнулся и чмокнул его в грудь.