~
Или, по крайней мере, он забывает на время. Несколькими днями позже они сидят в Большом зале, и Юнги слегка отключился, вслушиваясь в щебетание учеников вокруг него, замечая, как за столом Хаффлпаффа двое его друзей, как всегда, шумят громче всех на планете. Он уже собирается поинтересоваться у Чимина, как скоро, по его мнению, Тэхён и Хосок попытаются наколдовать какое-нибудь самодельное заклинание, перекрасив в красный и белый мантии учеников по всему залу, подобно магическим Сантам, в итоге снова потеряв баллы с их факультета; но как только он открывает рот, его прерывает громкое «Чимин!», привлекшее внимание большинства учеников. Они с Чимином разворачиваются через плечо, замечая высокого красивого парня, который, как полагает Юнги, тоже семикурсник: он уверен, что тот дружит с Сокджином (Джин думает, что это его обязанность как лидера – дружить со всеми старостами); и Чимин слегка морщится, когда парень подходит к ним. Что довольно странно, ведь – Юнги признает это – тот чертовски горяч. – Я просто хотел узнать, не желаешь ли ты пойти со мной на Святочный бал? Весь зал, кажется, затих после этих слов, ожидая ответа (в Хогвартсе все любят драмы: он удивлен, что это всё ещё не является частью их девиза). Юнги замечает, как Чимин натянуто улыбается – это так очаровательно, что тот все еще пытается быть вежливым – и качает головой, издав тихий смешок, по-видимому, завораживающий подошедшего парня настолько же сильно, как и самого Юнги. На самом деле, не настолько же. Но близко к этому. – Прости, Маркус, но нет. Лицо парня вспыхивает, и тот извиняется, заикаясь, торопливыми шагами отходя назад: в конце концов, ему только что отказали практически на виду у всей школы (многие из учеников которой, похоже, выдохнули с облегчением – вероятно, сами намереваясь пригласить Чимина). – Ах, извини за это. Так что ты хотел сказать, Юнги? Чимин вновь переводит всё своё внимание на старшего, словно ничего не произошло, и Юнги лишь недоуменно поглядывает на него, прежде чем возмутиться: – Ладно, а что было не так с ним? Он был таким милым! Чимин пожимает плечами, в этот раз рассмеявшись намного искреннее, заставляя внутренности Юнги сжаться. – Тем более не он.~
Впрочем, вежливость Чимина длится всего недели две. Гораздо больше, чем смог бы выдержать сам Юнги, но он все еще не может игнорировать тот факт, что такое поведение младшего совершенно необоснованно. Хочет ли Юнги, чтобы Чимин согласился на одно из этих приглашений? Нет, вряд ли. Но он просто желает понять, почему тот продолжает жаловаться об отсутствии пары, когда его уже буквально пригласила чуть ли не половина проклятого магического мира. Юнги сидит в гостиной, занимаясь, ведь помимо всей этой «Святочно-Бальной Херни» – как он хитроумно стал наименовать это при общении с остальными своими друзьями (не считая Чимина, конечно), – у него всё ещё есть уроки. Кроме того, до его экзаменов Ж.А.Б.А. осталось не так уж и много времени – по крайней мере, по словам Сокджина. Но едва он пролистывает очередную страницу учебника, письменно отмечая разницу между Провидцами и Не-Провидцами в плане успешного предвидения будущего, и пытается вспомнить, почему он вообще выбрал Прорицание; как дверь в гостиную распахивается с громким возгласом «Чистая кровь», и рассерженный Пак Чимин входит в комнату, двигаясь прямо к креслу, на котором удобно устроился Юнги. – Посмотри на это, – говорит Чимин, размахивая перед его лицом листами бумаги так быстро, что Юнги даже не успевает понять, что это такое. – Посмотри на это, – повторяет тот, получая в ответ встревоженные взгляды остальных учеников, находящихся в комнате; Юнги хватает парня за запястье, пытаясь остановить его. Юнги смотрит и видит… конверты. С восковой печатью и прочим. Как хорошо, думает он, что это не Громовещатели, ведь, судя по сердитому выражению лица младшего, тому вряд ли понравилось их содержание. – Что это? – Приглашения на бал. Вероятно, он должен был сам догадаться об этом. – И знаешь, где я получил их? – Юнги не уверен, что когда-либо видел Чимина настолько злым. Безусловно, тот бывает сердитым время от времени. Но по-настоящему разгневанный Пак Чимин – это то еще зрелище. Кажется, он заметил выбежавшего из комнаты первокурсника. – Где? – спрашивает Юнги, отложив в сторону свои записи, прежде чем парень успеет разбросать их в порыве ярости. Чимин садится на ручку кресла, уныло опустив ладони с письмами себе на колени. – На уроке Защиты от Тёмных искусств. Выбросило прямо из окна. Чёртова сова просто скинула их и улетела. Одно из них ударило меня прямо по лицу! – жалуется он, указывая на свою покрасневшую щеку. Юнги из-за всех сил старается не рассмеяться. – И, – выразительно произносит тот, хотя Юнги не понимает, что ещё могло пойти не так, – среди них был Громовещатель. Кто вообще приглашает кого-то через Громовещатель? Он кричал на меня, чтобы я согласился пойти с ним на бал, и клянусь, блять, я думал, что расплачусь. Вот тогда Юнги начинает смеяться: так сильно, что сгибается в кресле, задыхаясь от смеха. Чимин ударяет его письмами по спине, разочарованно пробормотав «Ты такой мудак», а затем встает и в последний раз сердито пробегается глазами по конвертам. Он пересекает комнату и выбрасывает их в камин. Юнги наблюдает за ним – вместе с остальными учениками, которые еще не успели уйти – широко раскрыв рот. – Теперь, – слишком радостно произносит он, вытирая ладони о свою мантию, – двигайся, чтобы я мог сесть, Юнги. Он подчиняется, сместившись в одноместном кресле, позволяя младшему плюхнуться рядом с ним: тот, как обычно, практически уселся ему на колени. Сомнительный покой (но, тем не менее, покой) вновь заполняет гостиную, и Юнги подбирает свои записи, уверившись, что теперь Чимин вряд ли выбросит их в камин вдогонку письмам. Этот покой длится поразительно долгие тридцать секунд, прежде чем лучезарно улыбающаяся четверокурсница заходит в гостиную, направляясь прямиком к ним, и говорит: – Привет, Чимин, Харли попросил меня узнать, не хочешь ли– – Нет. Юнги пытается казаться сильно заинтересованным в чтении учебника, пока девушка стоит прямо перед ними, вытаращив глаза от удивления и заметно обидевшись.~
– Что это творится с Чимином в последнее время? – спрашивает Хосок, пиная его ногу, пока он сидит на одном из подоконников в тесном, излюбленном ими коридоре. В этом и заключается основной недостаток дружбы между учениками разных факультетов. Поскольку им, очевидно, нельзя встречаться в общих гостиных, они успели перепробовать множество разных мест: библиотеку (выгнали из-за слишком громкого шума), лестницы (чуть не свалились с них несколько раз, когда те начинали двигаться), даже туалеты (Хосок и Сокджин считают, что слишком много плохих вещей в истории Хогвартса произошло именно в них). И хотя они собрались вшестером (Чимин, седьмой, вероятно, занят отказыванием ещё большему количеству людей), вопрос задан исключительно Юнги; тот поднимает взгляд с окна, в которое он уставился, наблюдая за падающим снегом, и замечает, что все его друзья смотрят на него. – Что ты имеешь в виду?– спрашивает Юнги, хотя он прекрасно знает, что тот имеет в виду. Чонгук усмехается, словно зная, что он знает, что тот имеет в виду, демонстрируя свою проницательность, к которой он всегда прибегал, защищаясь, когда они дразнили его за то, что тот был слишком глупым для Равенкло. («Заткнитесь, здесь совсем не нужно быть умным! Интеллект. Остроумие. Креативность. Оригинальность. Индивидуальность. Признание, сучки, – совершенно не в рифму и сопровождая каждое слово щелчком пальцев.) Тэхён энергично качает головой, подхватывая слова Хосока: – Его останавливали пять раз по пути до нашего класса Трансфигурации. Он отвергал даже самых горячих людей, которых я когда-либо видел в своей чёртовой жизни. Юнги морщится. Это всё… бесспорно довольно странно. Но он видел, как Чимин делал подобное на протяжении целого месяца – что в этом нового? Тот всё ещё не объясняет ему истинной причины своих поступков, отвечая лишь привычное «не с ними». Намджун хмыкает, вставляя свои пять копеек: – Может быть, он просто ждет, когда его пригласит кое-кто особенный? Вот это проницательность. Иногда заставляет Юнги задуматься, не могла ли Сортировочная Шляпа по ошибке определить того на Гриффиндор вместо Равенкло. Но в таком случае кто же это может быть? Он видел, как Чимин отвергал греческих богов среди людей, поэтому действительно маловероятно, что есть кто-то настолько привлекательный, чтобы тот отказал всем этим– Подождите-ка, все снова уставились на него. – Что? Те одновременно качают головами, бормоча себе под нос «ничего, ничего», и возвращаются обратно к теме разговора. Внезапно Хосок отчаянно вскрикивает, ударяя ногами стену под подоконником. – Тогда почему Чимин просто не пригласит его сам? Сокджин шикает на него, заговорив впервые за всё это время, хотя его плохо слышно из-за красно-желтого шарфа (тот считает, что коридоры определенно нуждаются в центральном отоплении): – Потому что он стесняется, тупица. Все дружно с ним соглашаются, но Юнги всё еще озадачен вопросом: кто же это?~
Вскоре после этого Юнги возвращается в гостиную, всё ещё озадаченный странным поведением своих друзей: те отказались продолжать разговор, сменив тему, и начали обсуждать, в чём они пойдут на бал. Дверь открывается с небольшим трудом, но, зайдя внутрь, Юнги догадывается почему: Кучи, целые горы разбросанных цветов, шоколадок, подарков, приглашений и плюшевых игрушек. А также стоящий посреди комнаты Пак Чимин, который выглядит так, словно он находится в эпицентре военных действий. Кажется, несмотря на канун праздника, всё это не просто подарки на Рождество. – Чимин? Что за фигн– – Эванеско! Юнги подпрыгивает, уклоняясь от свечения палочки, чтобы случайно не отправиться в бездну вместе с подарками. Он впечатлен. Даже учащимся шестого и седьмого курса не удается так легко освоить это заклинание. – Чимин, – просит он, как только парень опускает конец палочки и засовывает ее обратно себе в рукав. Тот безучастно глядит на него, и Юнги не может поверить, что Чимин надеется так легко провести его. – Бал уже завтра. Такими темпами ты точно не найдешь себе пару. После этих слов парень, кажется, слегка успокаивается, кивая больше самому себе, нежели Юнги, и бормочет: – Я знаю, знаю. Но, – он вновь поднимает на него заинтригованный взгляд, спрашивая, – а с кем собираешься пойти ты? Юнги медлит, не ожидая такого вопроса от парня. Он делает одно и то же каждый год. – Я просто собирался потусоваться со всеми вами, ребята. – Ох. – Ага… – неуверенно произносит он, внезапно осознавая, насколько жалкая разница между их планами. – Танцы – это не моё, поэтому я не ищу себе пару, – аргументирует он, будто это хоть что-то меняет. – Хочешь, пойдем вместе? – спрашивает Юнги, слегка улыбаясь, и Чимин на секунду замирает. Затем тот широко улыбается, залепетав: – В смысле ты и я? Мы? На бал? Вместе? – Да, только мы всемером, поскольку никто в этом году так и не нашел себе пару. Хотя, возможно, Намджун наконец-то пригласит Джина, ради бога, ведь это его последний год. На мгновение становится тихо, и Юнги кидает взгляд на Чимина, резко ставшего хмурым. Очень. Очень хмурым. И это странно. – Ты предлагаешь пойти вместе с друзьями, ведь так? Он морщит лоб, пытаясь понять причину такой перемены настроения парня, и произносит «да?», звучащее скорее как вопрос, нежели ответ. Чимин лишь сильнее хмурится, резко развернувшись и пробормотав «нет, спасибо», устремляясь к спальням быстрее, чем Юнги успевает окликнуть его. Что?~
Чимин сердится весь день. За завтраком он не проронил ни слова – словно единственная причина, по которой он вообще сел рядом с Юнги, заключалась в том, что он отвергнул практически всех остальных сидящих за этим столом, и ему было слегка неловко – и затем Юнги видел его лишь мельком, поскольку тот оставался в своей комнате большую часть времени. Как кто-то может быть в таком настроении на Рождество? Юнги в последний раз поправляет волосы в отражении зеркала, раздраженный от тесноты своего костюма, но он полагает, вот что случается, когда тот доставляется совиной почтой через всю страну. Уходя, он уверяет себя, что Пак Чимин уж точно не пропустит бал, о котором парень не затыкался весь последний месяц. Но когда он спускается вниз к своим друзьям, ожидающим его в их привычном коридоре, – Хосок, как всегда, сидит на подоконнике, пока остальные стоят рядом, разодетые в костюмы и выглядящие слегка изящнее обычного, – Юнги осознает, что был не прав. – Где Чимин? – спрашивает он, даже не успев поздороваться, и друзья с недоумением смотрят на него. Сокджин хмурится, выглядя замерзшим без шарфа, и говорит: – Мы думали, он будет с тобой. Никто не видел его. – И многие разочарованы, – добавляет Тэхён, в очередной раз мотнув головой, словно скорбя о прошедших жарких деньках. Хм. – Он вел себя странно весь день. Даже страннее прежнего, – признается Юнги, и они обмениваются скептическими взглядами, прежде чем Хосок взирает на него, спрашивая: – Ты… знаешь почему? Юнги отвечает, что не знает (если бы знал, он уверен, его жизнь бы была намного легче), поясняя: – Я спросил его, хочет ли он пойти на бал вместе, и он казался счастливым, но потом я объяснил, что никто из нас не нашел себе пару, поэтому мы решили пойти всей компанией, и он… разозлился или типа того и… просто ушел. Когда он договорил, все его друзья молчали, глядя на него с до жути одинаковым выражением лица. – Юнги, – сурово произносит Чонгук, словно это была ужаснейшая ситуация в его жизни. Старший вопросительно изгибает брови, жестами указывая тому продолжать. – Иди и пригласи его на бал. Юнги едва не давится. Они всё ещё продолжают смотреть на него. Даже более интенсивно, чем прежде. – Я, – бормочет он, чувствуя, как чужие взгляды прожигают его кожу, подобно какому-то странному заклятию, – я не… почему бы я вообще стал… – Потому что он нравится тебе! И ты явно нравишься ему! Идите к черту. Юнги и вправду давится в этот раз, выдыхая задушенное «Мне он не нравится! Он…», а затем замолкает, замечая, каким самодовольным стало лицо Чонгука. – …думаете, я нравлюсь ему? Раздается дружное «конечно» с вариацией от «идиота» до «тупицы». Его друзья такие грубые. Ему определенно стоит найти новых. – А теперь иди! – указывает Сокджин, слегка подталкивая его к выходу. – Пока я сам не трансгрессировал твою задницу. Но не сейчас. Он найдет себе новых друзей позже. Всё же эти не так уж плохи.~
Юнги стучит в дверь спальни, которую Чимин делит с тремя другими учениками – старший никогда даже не пытался познакомиться с ними, – и открывает ее, не ожидая увидеть уставившегося в потолок парня, всё ещё лежавшего на кровати в пижаме. – Йа, – тихо произносит он без привычного язвительного тона, подходя к парню, – Пак Чимин, неужели ты не идешь на этот дурацкий бал? Никакого ответа не последовало, и Юнги уже успел предположить, что, вероятно, тот спит. Но вдруг он слышит тихое «нет», догадываясь, что дело совсем не в этом. – Почему это? – спрашивает он, пересекая комнату и садясь на кровать парня – прижав колени к груди в попытке устроиться поудобнее. Никакого ответа. Юнги вздыхает – не уверенный, искренне ли это или просто ради эффекта. Не уверенный, правдивы ли его слова (хотя это так), когда он говорит: – Какая жалость. Я так хотел увидеть тебя в костюме… Молчание. – Возможно, ты мог бы показать мне, как танцевать? Юнги действительно вздыхает, когда тот вновь не отвечает. Он придвигается к парню ближе, чтобы лучше видеть его лицо, и садится прямо напротив него, положив ладонь на плечо младшего и сделав глубокий вдох. – Чимин. Пойдешь со мной на Святочный бал? Только со мной. Без друзей. Наконец, Чимин поднимает на него свой взгляд, широко раскрыв глаза от шока, и Юнги слегка теряется из-за такой реакции, ведь, честно говоря, его безрассудная влюбленность в парня была очевидна с того самого дня, как тот прибыл в эту проклятую школу. Чёрт, все остальные уже успели догадаться, не так ли? Ещё пять минут тому назад Юнги считал, что был неуловим. Но на самом деле невозможно любить Пак Чимина незаметно. Тот словно ураган: после его появления уже ничего не кажется привычным. – Почему? – спрашивает Чимин, будто это и так не было до боли очевидно. – Потому что, – голосом выделяет он, – единственная причина, по которой я вообще хотел пойти на этот дурацкий бал, – это увидеть тебя, и поправь меня, если я ошибаюсь, но обычно, когда тебе нравится кто-то, ты приглашаешь их вместе с собой на подобные мероприятия. Ты нравишься мне, поэтому я спрашиваю. Если я нравлюсь тебе, ты согласишься. Твой ответ? Чимин хихикает под конец его короткого пояснения; он садится, как всегда улыбчивый и прекрасный, и говорит: – Хорошо, да, я пойду с тобой на бал. Разумеется. Конечно. Три. Два. Один. – Подожди! – восклицает он, широко распахнув глаза и приоткрыв рот. – Я нравлюсь тебе? Юнги медленно кивает, посмеиваясь, и младший сияет. – С тех самых пор, как ты вошел в гостиную в свой первый день – с пухлыми щечками и яркой улыбкой – и за минуту успел приманить с помощью «акцио» целую кружку моего сливочного пива, не считая самой кружки. Юнги всё ещё хорошо помнит тот день. Мальчишка был так сильно шокирован, будучи полностью облитым, что Юнги предложил наложить на него очищающее заклинание, не желая объясняться Макгонагалл, почему первокурсник был весь в пиве. – В свою защиту скажу, что ты не должен был пить его, – говорит Чимин, точно так же, как и в тот день; Юнги пробегается ладонью по волосам, нервно посмеиваясь. – Ну, – усмехается Юнги, – я очень рад, что поступил иначе. Видеть тебя насквозь промокшим было лучшим событием того года. Парень наигранно дуется, и у Юнги появляется неконтролируемое желание поцеловать его. Но он не делает этого. Самообладание. У них всё ещё есть бал, на который младшему до смерти хотелось пойти. Поэтому он слегка отодвигается назад, заговорив: – В любом случае одевайся, я собираюсь отвести тебя на этот бал и показать всем вокруг, что ты моя пара и они уж точно тебя не получат. Я ждал целую вечность, чтобы позвать тебя. Чимин смотрит на него в изумлении. – Почему ты не сделал этого раньше? – возмущается он, слегка ударяя старшего по руке, однако его губы непроизвольно растягиваются в широкой улыбке. Ага, доверьте Юнги откладывание признания до его последнего года обучения. – Я отверг столько людей, что сбился со счета, дожидаясь тебя! Ох. Точно. Он полагает, что должен был сам догадаться об этом, учитывая прозвучавший ранее положительный ответ парня. Но – ох. – Получается, ребята были правы, – произносит он слегка удивленно, и Чимин так энергично кивает головой в ответ, Юнги начинает волноваться, что его шея может отвалиться. – Ты тоже мне нравишься, Мин Юнги. Очень сильно. Достаточно сильно для того, чтобы отказать чуть ли не половине всей школы лишь потому, что они – не ты. Нет никого лучше тебя. Чимин говорит это так искренне, Юнги чувствует, как его лицо начинает гореть. Довольно ощутимо. Поэтому он лишь усмехается, закатывает глаза и произносит: – Айщ, развел сопли. Одевайся уже, – даже если внутри он чувствует то же самое по отношению к парню. Чимин улыбается, видимо, каким-то образом догадываясь о настоящих чувствах Юнги, и спокойно отвечает ему: – Хорошо, так и сделаю. Только дай мне кое-что закончить. – Что такое? Парень наклоняется вперед и прижимается к его губам своими. Поначалу поцелуй выходит слегка медленным и нерешительным, но губы парня оказываются такими же мягкими и нежными, как и предполагал старший. Юнги так шокирован, ведь Чимин действительно целует его, что отстраняется через мгновение, и они просто глядят друг на друга. Пять лет. Целых пять лет Юнги хотел поцеловать его. Напряжение между ними только усиливалось по мере того, как они становились старше, и теперь Юнги сидит напротив него – его губы уже тоскуют по чужому теплу – внезапно осознавая, что они вряд ли смогут общаться как прежде после всего случившегося. Они не смогут снова быть друзьями – Юнги бы скорее сбросился с Астрономической Башни. Но почему ему вообще захочется вернуться обратно? Юнги улыбается самому себе, ладонью поглаживая шею младшего, когда тот почти тотчас же хватает его за талию. Поначалу они просто продолжают нежно целоваться и обниматься, узнавая друг друга единственным оставшимся способом, который они еще не опробовали до этого, наслаждаясь моментом, пока Чимин не пробегается языком по нижней губе старшего, и Юнги раскрывает рот, громко выдохнув. Язык Чимина разгоряченный, влажный и весьма желанный: ничего подобного его представлениям – всё гораздо лучше. Чимин выдыхает ему в губы, стоит Юнги пробежаться рукой по его спине, и он едва успевает почувствовать ладони парня на своей груди, прежде чем Чимин осторожно толкает его на спину, разрывая поцелуй с громким хлюпаньем и пугающей улыбкой, и склоняется над ним. В прошлом Юнги постоянно задавался вопросом, как так получилось, что Пак Чимин попал на Слизерин. Но прямо сейчас он не сомневается в этом (он не сомневался в этом тогда, когда тот выбросил все подарки и довел четверокурсника до слез, отказав ему). Младший снова прижимается к нему, решительно прильнув к губам Юнги; одна из его ладоней ласково касается щеки, удерживая голову парня на месте, пока другая поглаживает бока, заставляя старшего задрожать. Юнги смутно задается вопросом, о чём сейчас думает Чимин. Безумно ли всё это для него так же, как для Юнги, – нравится ли ему это. Но, должно быть, так оно и есть, ведь младший улыбается ему в губы, время от времени нежно касаясь их, оставляя пылкий поцелуй в уголке рта, и хихикает, когда они одновременно открывают глаза, слегка отстранившись друг от друга и тяжело дыша. Это, полагает Юнги, самое лучшее событие года. Вероятно, самое лучшее событие всей его жизни. И целовать Пак Чимина после стольких лет? Лучший рождественский подарок. Спустя какое-то время Чимин по-прежнему целует его с таким же неугасаемым энтузиазмом, и у Юнги слегка кружится голова. Сколько вообще уже прошло времени? На самом деле, не так много. Но ему всё ещё кажется, что прошло не меньше десятилетия. – Становится, – поцелуй, – поздно. Наверное, – поцелуй, – мы должны, – поцелуй, – уже выходить, если ты хочешь, – поцелуй, – успеть на бал. Чимин отстраняется так резко, что на секунду Юнги кажется, что он сказал что-то ужасное. Но затем он пробегается глазами по выгнутым бровям и опухшим ухмыляющимся губам парня, когда тот говорит: – Знаешь, что? Думаю, мне тоже плевать на этот дурацкий бал. И тогда Юнги понимает, что не сказал ничего ужасного. На самом деле, вероятно, это были его лучшие слова за всю эту ночь, потому что затем Чимин вновь целует его – медленно, настойчиво и слишком опытно для своего возраста, но Юнги не волнуется об этом, ведь прямо сейчас всё это принадлежит ему. (Хотя лучше бы он научился этому не у того дурацкого пятикурсника, которого Чимин пригласил вместо него на бал в прошлом году). Но «плевать на бал»? Серьезно? Юнги не верит этим словам и напрямую говорит ему об этом, но Чимин лишь смеется в ответ – лучезарно, своим лучшим смехом. Тем самым смехом, озаряющим его лицо настолько прекрасно, что Юнги замирает на месте, беспомощно уставившись на него. Иногда ему кажется, что все эти пять лет он был околдован Чимином. Иначе как ещё кто-то может быть настолько красивым? – Да, – произносит Чимин так уверенно, что Юнги сразу же верит ему, – это намного лучше. Намного, намного, на-много. Юнги хихикает в ответ. Боже, почему ему так сильно повезло? Какой подвиг он совершил в прошлой жизни, чтобы заслужить такое? Нет – чтобы заслужить его. В мире нет никого лучше него. – Хорошо, тогда помоги мне снять этот галстук, он душит меня. Это не какая-то пикап фраза, он действительно задыхается в нём. По крайней мере, задыхался уже на протяжении некоторого времени, но он не мог просто снять его, не выглядя при этом так, словно у него были непристойные намерения. Но затем он давится уже воздухом, когда Чимин игриво усмехается, целуя его в шею, и шепчет: – Я могу помочь тебе не только с этим… Юнги не заслуживает этого. Он умрет из-за губ этого парня.~
Намджун первым замечает Хосока, идущего по коридору и выглядящего заметно взбудораженным, и спрашивает, когда тот подходит: – Эй, Хосок, так ты нашел– – Эм, ага, – прерывает его парень и подходит к ним: его лицо заметно блестит и кажется липким. Намджун замечает, что остальные смотрят на подошедшего с таким же замешательством, как и он сам, пока Хосок пытается объясниться: – Второкурсник впустил меня внутрь. Наступает тишина. Значит, он нашел их. Но тогда почему они не с ним? – Ну? – нетерпеливо интересуется Сокджин, словно желая уже закрыть эту тему. – Они идут? Хосок качает головой, пробормотав: – Просто пойдемте. Просто пойдемте на бал. Давайте просто притворимся, что ничего не произошло. – Что? Почему они не… – непонимающе спрашивает Чонгук, нахмурив брови, но Хосок лишь поднимает ладонь, вынуждая того замолчать. Затем он глубоко вздыхает, окидывая их всех пронзительным взглядом. – Потому что во всём Волшебном Мире не существует ни одного заклинания, способного стереть из памяти звук двух твоих лучших друзей, целующихся друг с другом. Я лишь могу попробовать притвориться, что этого никогда не происходило. Все пять дружно вздрагивают. – Да, хорошо – ага – просто пойдемте. Для них двоих это может быть самым лучшим событием года, но для остальных? Травма.