Shining

СНЕГОПАД

Под негромкий голос профессора Шима и шорох колёс Чжехван проваливается в сон. Голова его лежит на плече Джина, а пальцы их переплетены. Сквозь окна университетского автобуса изредка пробивается свет луны, сражающейся в отчаянной битве с тучами. Профессор читает вслух Джона Мильтона, Чжехван улавливает лишь через строчку. На соседнем ряду Суён слушает музыку, и тяжёлые биты слышно сквозь её наушники. Мысли путаются, стихи сменяют друг друга, голоса смешиваются. Лёгкие заполняет тягучий тошнотворный запах — страх. Глаза заволакивает красная пелена. Он слышит зовущий его вглубь сна голос, но в руки впиваются ногти Джина, и Чжехван резко просыпается. Над ним стоит Венди. — Я говорю, подвинься, — она слегка бьёт его мыском ботинка по ноге, мол, сколько можно игнорировать. Чжехван глубоко вздыхает и оглядывается на Джина, тот беззвучно растворяется в воздухе. Пересев на освободившееся кресло, он оглядывается на Венди. Та опускается рядом и устраивает на коленях контейнер с едой. Открыв его, протягивает Чжехвану бутерброд с огурцами и сыром: — Только ты до сих пор ничего не поел, — строго говорит Венди. — А уже десять вечера. Хотя бы бутербродами перекуси, кто знает, доберёмся ли мы до цивилизации. Ледяные щупальца страха потихоньку отступают, выпуская Чжехвана из своих цепких объятий. Венди откручивает крышку у бутылки с водой и тоже протягивает ему. От неё идут лучи заботы и тепла, такая уж она. В ответ на улыбку Венди хочется улыбаться в ответ. Сделав глоток воды и прогнав остатки сна, Чжехван возвращает ей бутылку и принимается за бутерброд. «Ну вот и молодец», — хвалит Венди и, оставив контейнер с парой бутербродов на кресле, идёт на своё место. За глаза её все зовут мамочкой. В глаза — тоже, она никогда не обижается. Их водитель, Хичоль, бормочет что-то нечленораздельное и поворачивает ручку старенького проигрывателя. Он хрипит, царапает всем уши и поёт голосами какой-то девчачьей группы. Профессор с силой захлопывает сборник стихов. От него тёмными волнами тянется неприязнь к водителю, Чжехван чувствует даже со своего места в самом конце автобуса. Водитель думает о своей младшей дочери Йерим каждый раз, как включает музыку. Его мысли тревожно окатывают всё вокруг, собираясь затем в два слова «что, если». Продолжения у них нет, но сбежать от них Ким Хичоль не может. Закрываться от других проще, когда Джин рядом, но кто знает, когда он появится теперь. За окнами кружат хлопья снега, облепляя стекло. Автобус двигается со скоростью улитки. Венди права, такими темпами они никуда не доберутся. А снег даже и не думает прекращаться. Живот снова сковывает тревога, не так сильно, как во сне, но всё же. Он вглядывается в экран телефона — сети нет. Если погода не улучшится, вряд ли она появится. Спустя час снега оказывается навалено столько, что автобус встаёт на манер монумента из гипса. Памятник машине, пытавшейся покорить стихию. Сеть так и не появляется. — Говорил же, не доедем! Говорил же, надо было сидеть тихо, нет, понадобилось гнать ночью в эту блядскую пургу! — начинает ругаться водитель. — Ты мою малютку угробил, теперь давай, вытаскивай нас! Профессор Шим, почти готовый обрушить на Ким Хичоля тираду, напоминая, что тот сам потребовал ехать раньше, застегивает тёплую парку и подходит к выходу. Сдержался. В этот раз сдержался. Но если этот несчастный шофёр не прекратит так по-скотски себя вести… Чжехван с силой отгораживается от этих двоих, когда дверь распахивается, и мороз выдыхает прямо в салон автобуса. Профессор выходит наружу, сказав, что видел неподалёку свет. Откуда? Пак Богом, парень на курс младше самого Чжехвана, спешит за преподавателем. «Оставайся здесь», — строго говорит он Чжухён, прежде чем выйти, нахлобучив на голову шапку. Чжухён обеспокоенно смотрит ему вслед из окна. Боится. За него. За себя. За всех сразу. Чжехван тоже боится. — Вот куда они? Тут же поблизости ничего нет! Профессору наверняка показалось, — Венди подходит к месту профессора Шима и склоняется над картой. — Совсем ничего… Ближайший город в пятидесяти километрах… — Здесь мы тоже оставаться не можем, деточка. Ваш придурочный профессор выбрал идеальное место для экскурсии. Мы все тут от холода окочуримся к чёртовой матери! На выход, на выход! — водитель заматывается шарфом по самые глаза и торопливо открывает свою дверь. Чжухён будит посапывающую Суён, и та непонимающе хлопает ресницами. Чжехван накидывает на спину рюкзак, оглядывается в поисках Джина, не находит, подходит к Венди, забирает у неё карту, помогает ей надеть пуховик, берёт сумку Богома у Чжухён и тоже торопится наружу. Ким Хичоль дожидается, пока все выйдут, и запирает автобус. Снег слепит глаза. Чжехван поплотнее кутается в шарф. Они идут вперёд по дороге молча, но ушедших никак не нагонят. Суён подсвечивает дорогу фонариком своего айфона. Чжухён пару раз чуть не падает носом в снег, Венди едва успевает ухватить её за лямку сумки. Суён цепляется за локоть Чжехвана, чтобы тоже не упасть. Минут через пять возвращается Богом, забирает свою сумку у Чжехвана и говорит, что они нашли место, где можно переночевать. Девушки заметно веселеют. Чжехван снова оглядывается в поисках Джина, но того и след простыл. Он сомневается насчёт места ночлега, но и остаться в автобусе они не могут. Поэтому от мрачного предчувствия Чжехван только отмахивается. Деревья по обочине дороги редеют, когда холод уже начинает пробираться под одежду и гнездиться под кожей. Перед ними вырастают словно из ниоткуда массивные чёрные кованные ворота, одна их створка приглашающе открывается. — Ты гляди-ка, какой сервис, — недоверчиво отзывается Ким Хичоль. — Никак, нас тут давненько поджидали, черти. Чжехван не может не согласиться. Уж слишком всё было подозрительно. Даже ветер будто торжествует, клубясь вокруг входа. — Смотритель Пак согласен нас приютить, — говорит вышедший им навстречу профессор. — Нам очень повезло, что тут оказался этот

ОТЕЛЬ

Смотритель, одетый в несколько слоёв одежды и со стареньким фонариком в руке, который то и дело гаснет, оглядывает всю компанию. Потом приглашающе машет рукой и ковыляет во двор отеля. Ким Хичоль в последний раз оглядывается на дорогу, будто прощаясь со своим автобусом, и тоже спешит войти. Чжехван входит последним. За его спиной ворота грузно затворяются, и от этого звука он вздрагивает. Джина всё ещё нет; это настораживает. В полном молчании они идут ко входу в отель, в тусклом свете уличных фонарей сугробы снега окружают их, смыкаются за спинами, будто живые стражи этого места. Чжехван отгоняет дурные мысли, ведь мысли частенько сбываются, и заходит в здание. Просторный холл освещён десятком люстр, глаза слепит от их яркости. Отполированный до блеска пол отражает предметы, зрительно увеличивая помещение. Метрах в десяти от входа стойка ресепшена, за которой на стене поблёскивают висящие ключи. Окна задрапированы массивными бордовыми занавесками, стены обклеены обоями с причудливым орнаментом, украшающим также колонны. У лестницы располагается дерево в большом горшке. Ребята бросают сумки на диванчики, обтянутые чёрной кожей. Смотритель одаривает их добродушной улыбкой. Боится. Уйдут, уйдут, и он снова останется тут один. — Вы можете найти съестное на кухне, там склады завалены едой. Можете выбрать любые номера, какие хотите, но я бы порекомендовал восточное крыло, номера с сорокового по семидесятый на любом этаже, там сейчас отопление работает. Свяжусь со спасателями, и к утру они за вами вертолёт пришлют, но если хотите задержаться — милости прошу, — улыбка у него грустная и даже тоскливая. Суён лениво осматривается и снова затыкает уши наушниками. Ей здесь нравится, но она этого ни за что не покажет. В последнее время она завела привычку притворяться серьёзной и взрослой. Каждый из них лжёт и скрывает что-то, иногда даже от самого себя. Чжехван притворяется, что он младше, глупее и не видит каждого насквозь. Они согреваются чаем и какао, профессор Шим с тоской смотрит на пустой бар. Венди готовит омурайс и не ест сама, пока не покормит всех. Затем все возвращаются в холл, разбирают сумки и ключи от номеров. Чжехван смотрит на цифры на брелке ключа, запоминает «243» и идёт к лестнице, не оглядываясь. Он и так знает, что Джина нет, знает и чувствует себя отчаянно, непреодолимо одиноким. Длинная, огромная, высотой в несколько этажей, массивная люстра висит над лестницей. Чжехван поднимается на второй этаж по ступенькам, обтянутым красным ковролином, и цепляется за перила, чтобы не упасть, потому что усталость даёт о себе знать. Спустя два пролёта Чжехван поворачивает направо, идёт к нужной двери. На золотой табличке поблёскивают цифры «237», Чжехван хватается за ручку и поворачивает, тянет дверь на себя. Заперто. Ключ в его кармане бесполезен, номер не его. Но комната к себе так и зовёт, тянет, манит. Вдруг какая-то сила проносится из номера сквозь закрытую дверь на него, проходит через его грудь, и Чжехван отшатывается. Зачем он здесь? Дыхание срывается, будто он пробежал стометровку, на негнущихся шагах он медленно идёт к своему номеру. Свет слепит глаза. Какая-то страшная сила живёт за дверью под номером 237, страшная и неумолимая. Когда Чжехван поворачивает ключ в замке двери своего номера, руки у него дрожат. Комната тёмная, свет из коридора едва-едва прорисовывает силуэт обстановки, у окна, спиной к двери, фигура парня. Чжехван скидывает с плеча рюкзак, захлопывает за собой дверь и подходит поближе. Он подходит к Джину, обнимает его со спины, опускает голову на плечо Джина и утыкается носом в его шею. — Где ты был так долго? — чуть слышно выдыхает Чжехван. — Это место очень злое, — вместо ответа говорит Джин.

ВЕНДИ

тревожно и холодно. Она ворочается и никак не может заснуть на новом месте. Ей кажется, что она слышит чужие голоса, видит силуэты, но когда включает лампу на прикроватной тумбочке, и тьма рассеивается, никого не видно. Она чувствует, как пот струится по спине, и нервно кусает губу. Ей хочется пойти и проверить, как там Джой, но она так и не решается. Наконец, Венди проваливается в сон, тягучий и липкий, летит, словно в бездну, холодную и бездушную. Тьма окутывает её, пропитывает, поглощает, сливается с ней, растекается по коже, проникает внутрь. Внутри неё горит страх, отчаяние и желание, отвратительное, мерзкое, зловонное. Она желает крови, жаждет смерти, хочет ею упиваться и наслаждаться. Она задыхается, чувствует, как кто-то завладевает ею, её мыслями, ощущениями. Когда падение заканчивается, она смотрит на себя в зеркало и видит маленькую хрупкую девчушку лет шестнадцати. Взгляд затравленный, волчий. На ней белое платье, всё перепачканное грязной кровью, тёмной и липкой, тёплой. В руках ножницы, по ним тоже стекает кровь. Она не может дышать, она не хочет дышать. Слишком дико, слишком-слишком. Здесь всё пропитано смертью, она сама несёт в себе дух смерти. Хочется кричать, но воздуха не хватает, не хватает сил. Она вся дрожит, сотрясается от происходящего. Будто не с ней, будто не про неё. Будто сон, чужой, не её. А она… Она… Она, Чжису, просто заблудилась, когда собирала цветы на праздник урожая. И там, дома, её все обыскались уже. Чжинён снова будет ругаться, что ушла одна. Это было давно, в прошлой жизни, кажется. Она хочет вернуться, но её осквернили, уничтожили душу, и теперь её не примут больше. Она… Она на самом деле здесь, в этом аду, среди демонов. А демонов нужно изгонять. И она обязательно изгонит. Венди резко просыпается, рывком садится на кровати и включает лампу. Перед ней стоит Чжису в перепачканной кровью одежде, она трясётся и плачет, и просит помочь. Венди никому и никогда не отказывает в помощи.

РОМАН

Чанмина идёт со скрипом. Чем больше он пишет, тем больше его раздражает главный герой, а его конфликт, как внутренний, так и внешний, вызывает тошноту. И тут дело даже не в том, что герой так похож на Чанмина, Чанмин не старается писать его таким, просто каждый раз клинит, и у героя появляются всё новые, знакомые до боли черты. Проблема в Виктории (у него всегда всё сводится к ней, как ни печально), он из раза в раз представляет, как губы её поджимаются, как она говорит, что Чанмин этим романом пытается оправдать себя, свои поступки, обелить свою жалкую и никчёмную душонку. Чанмин злится, но возразить воображаемой Виктории не может. Привычка вставать на пару часов раньше и писать-писать-писать, пока мир не напомнит о своём существовании будильником в телефоне, становится с каждым днём всё бесполезнее. Чанмин с силой захлопывает ноутбук и оглядывает свой номер почти с отвращением. Будь ты проклята, Виктория, будь проклята. Он нащупывает в кармане сигареты, берёт телефон и выходит из номера. Настроение совсем ни к чёрту. Он собирается спуститься по лестнице, но старинный лифт призывно скрипит чугунными решётчатыми дверями, и Чанмин идёт к нему. Он не успевает нажать кнопку нужного этажа, как лифт уже по собственной воле увозит его наверх. Он останавливается, Чанмин открывает двери и выходит. Этаж оказывается верхним. Чанмина гложет любопытство. Коридор мало чем отличается от того, на котором находится его номер. Бордово-красная ковровая дорожка, двери по обе стороны с цифрами на табличках, которые начинаются с единицы и нуля (на его этаже с тройки), светильники на стенах между дверями. Метров через двадцать коридор уходит направо, Чанмин поворачивает и натыкается на табличку «только для персонала». Ему бы вернуться в комнату и попробовать снова хоть что-то написать, а не бродить там, где не следует. Но вместо этого он поворачивает ручку, замок щёлкает, и дверь открывается. Перед ним тёмный чулан с деревянной лестницей. Не долго думая, Чанмин поднимается наверх и открывает что-то вроде люка. Чердак. Рядом оказывается обыкновенный выключатель, он включает свет, и чердак озаряется светом. Перед ним несколько стеллажей с какими-то бумагами, всё оплетено паутиной, а запах затхлый, будто сюда давненько никто не наведывался. Чанмин чихает — аллергия на пыль даёт о себе знать. Сердце отбивает свой ритм, он чувствует, как азарт его переполняет. Будто Чанмин снова мальчишка, который собирается нарушить запрет отца и сбежать из дома после полуночи, чтобы прикончить бутылочку вина из погреба отца Кюхёна. Чанмин осторожно перебирает бумаги, стряхивает с них заблудившегося паучка, сдувает пыль и читает. В основном это оказываются накладные на всякие салфетки и прочее барахло. Они датированы разными годами, начиная с восемьдесят седьмого и заканчивая девяносто восьмым. Настоящая машина времени. Чанмин обожает перебирать древние бумажки больше всего на свете. Никогда не знаешь, что интересного можно среди них отыскать. Например, в старых письмах на чердаке в доме дедушки он нашёл засушенную веточку сирени. Чанмин так и не выяснил, кто именно писал эти письма деду, прислал цветок, он узнал только, что не бабушка. Но это не помешало ему придумать собственную версию и вылить всё это в свой первый рассказ. Он ещё помнит, как Виктория с улыбкой его читала. Тогда, пятнадцать лет назад, всё ещё было хорошо. Тогда их было трое в этом мире, а сейчас он один. Чанмину попадается на глаза журнал с выцветшими газетными вырезками, и ему кажется, что он выиграл в лотерею. Он листает ветхие страницы и обнаруживает, что все они посвящены отелю. «Отель Шайни открывает свои двери для посетителей», «Отель построен на месте древнего монастыря», Чанмин листает, листает, листает и натыкается на заголовок: «Станция утешения на горе Чонванбон была снесена спустя двадцать лет после трагических событий». Далее идёт статья, из которой Чанмин с ужасом понимает, что на месте этого отеля в сороковые годы была станция утешения, в которой однажды одна из девушек сошла с ума и зверски убила других девушек и их клиентов ножницами. Статья об открытии отеля кричала о древнем святилище на этом месте, но ни словом не обмолвилась о массовом убийстве. Чанмин снова вернулся к более поздним статьям и обратил внимание на небольшие некрологи о постояльцах отеля. С разницей в пару-тройку лет здесь гибли люди. Случались убийства и самоубийства, каждый из случаев был загадочным, каждому отводилось всего по паре строк, будто кто-то намерено заметал следы. Чанмин чувствует, как медленно, но верно к нему возвращается потерянное вдохновение, а мысли о Виктории уходят на задний план, больше не мешая дышать.

УТРО

наступает неожиданно. Чжухён просыпается, когда электронные часы на прикроватной тумбочке показывают одиннадцать. За окном ещё темно, не поймёшь, день или ночь. Чжухён чувствует себя отдохнувшей, хотя и кажется, будто всего минуту назад коснулась головой подушки. Утром её комната выглядит совсем иначе, никаких зловещих теней, никакого страха. Обычный гостиничный номер, разве что техника устаревшая, да и обстановка слишком вычурная. Будто бы в отель девяностых заглянула, будто бы время забыло об этом месте. Кажется, включишь старенький пузатый телевизор, а там будут показывать «Друзей» с полосами по экрану из-за плохого сигнала да какие-нибудь древние мультики. Её телефон до сих пор не ловит сеть. Она обещала чаще звонить маме и всегда отвечать на звонки, от этой мысли настроение сразу портится. Наверняка, мама там переживает. Чжухён идёт в ванную и находит в шкафчике накрахмаленное белое пушистое полотенце. В другом, что прямо над раковиной с причудливым позолоченным краном, обнаруживаются мыло, шампунь и зубная щётка с пастой — тоже стилизованные под девяностые. После душа Чжухён спускается вниз, в холл отеля. Благодаря освещению и до блеска натёртым полам, хрустальным люстрам и белоснежным колоннам кажется, что всё вокруг сияет. Здесь бы балы проводить, а не закрывать его на всю зиму. Тем более, есть все условия для зимнего курорта, построить канатную дорогу и пустить склоны под лыжные трассы, не будет отбоя от любителей зимнего спорта. Да, вложить придётся немало, но очень быстро всё это окупится. В голове у Чжухён зреет бизнес-план, остаётся найти того, кто выкупит отель и вложится в него. Например, Богом. А что, неплохая мысль! Абсолютная тишина нервирует Чжухён, она мысленно представляет, как отель полнится постояльцами. Они выстраиваются перед стойкой ресепшена и регистрируются в номера, заказанные за месяц вперёд. Приветливая ресепшионистка рассказывает о преимуществах отдыха в «Шайни» и советует не откладывать надолго спуск по склону на лыжах или сноуборде, подсказывает, где их можно взять в прокат. А по вечерам тут проходят настоящие балы, мужчины в костюмах, дамы в платьях с кринолином, все танцуют менуэты и полонезы, а Чжухён приветствует всех на правах хозяйки. А ещё можно устраивать маскарады. Чжухён видит себя в костюме Клеопатры с подведёнными как у Элизабет Тейлор глазами и таким же париком. А Богом вполне может примерить на себя образ Марка Антония. Улыбаясь своим мыслям, Чжухён приходит на кухню и начинает мастерить завтрак. Странно, что до сих пор никто не проснулся. Чжухён находит телефон и включает музыку погромче, голос Эда Ширана заполняет всё пространство вокруг, обволакивает её, и Чжухён жарит тосты, подпевая. Она варит кофе, но неожиданно ей хочется апельсинового сока, и она пританцовывает в сторону холодильной комнаты. Она поворачивает блестящую металлическую ручку и с трудом открывает дверь. Тут же включается свет, и между стеллажами с продуктами Чжухён замечает что-то странное, чего там быть не должно. Она подходит ближе и узнаёт встретившего их вчера смотрителя. Лицо его залито кровью, а вокруг отколки стекла. Чжухён кричит так громко, как только может.

НОМЕР 237

Там живёт зло, Чжехван убеждён в этом. Они находят Чжухён почти в полдень, кажется, она кричала, пока не сорвала голос, но никто этого не слышал, только её музыка играла на всю кухню. Чжухён трясёт, по щекам текут слёзы, она глотает слова. Богом уводит её в номер, а профессор Шим накрывает тело смотрителя полиэтиленовым пакетом и даёт задание отыскать радио, о котором прошлой ночью говорил смотритель. Нужно как можно скорее связаться со спасателями и выбираться из этого места, добавляет Хичоль, а профессор прожигает его неприязненным взглядом. Чжехван должен был послушаться и тоже искать радио, но вместо этого он идёт к ресепшену и нащупывает ключ от двести тридцать седьмого. Он должен проверить. Было бы проще, если б Джин был рядом, но того не оказалось, когда Чжехван проснулся. Это расстраивает, Чжехван чувствует, что с Джином он бы так не трусил. Но ему просто необходимо узнать, что скрывает отель. Чжехван подходит к нужной двери медленно, с опаской, но не позволяет себе сбежать. Он вставляет ключ в замок, поворачивает ключ, слышит щелчок, поворачивает ручку и резко входит, тянется к выключателю на стене у двери. Комната озаряется светом. Диванчик, журнальный столик, чуть дальше, у окна, письменный стол со стулом, телевизор в стиле ретро, ничего особенного. Едва ли номер сильно отличается от того, в котором Чжехван ночевал. Но что-то ведь его напугало прошлой ночью, что-то ведь было не так! Следующая дверь, спальня, большая кровать с высоким балдахином, четыре резных столбика, на которых он держится, две тумбочки по бокам, на каждой по роскошной лампе. Обстановка значительно лучше, чем в его спальне, но всё ещё ничего необычного. Ванная с задёрнутой шторкой, шкафчик с зеркальными дверцами над раковиной… И вдруг его прошибает холодный пот. Вот оно, здесь. На негнущихся ногах Чжехван подходит к ванной и резко отдёргивает шторку. За ней — девушка, маленькая, хрупкая, беззащитная, мокрые волосы спускаются по голой спине. Она тянет руки к Чжехвану, а он прирастает к полу, не может сдвинуться. Страх его парализует. В девушке что-то необычное, другое, непонятное, иное, он не понимает, что именно. Она касается его лица, пальцы холодные, ледяные, он не пытается сопротивляться, просто не может. Движение отражается в зеркале над раковиной, Чжехван отмечает это краем глаза, отвлекается и оборачивается. В зеркале всё та же девочка, но кожа её вся залита кровью, у волос красный оттенок, неестественный, неживой, а во взгляде нечто хищное. Чжехван отшатывается назад и пятится. Девушка в мгновение ока его догоняет, теперь она такая же, как и в зеркале, и обхватывает рукой его шею, становится невозможно дышать. У неё на губах жуткая ухмылка. Чжехван пытается вырваться, пытается отцепить её руку от своей шеи, когда получается, бежит к выходу. У двери он оборачивается в последний раз и замечает в её правой руке занесённые ножницы, Чжехван закрывает за собой дверь, поворачивает в замке ключ, случайно ломает его, оставляя в скважине. Что-то ему подсказывает, что так просто от неё не сбежать, и Чжехван бегом спускается по лестнице вниз.

СУЁН

не любит своего имени. Она предпочитает короткое и ёмкое «Джой». Джой — это радость, джой — это удовольствие. Она умеет доставлять удовольствие и любит его получать. А мерзкое «Суён» ассоциируется только с «раздвинь ноги, Суён», «открой свой грязный рот, Суён», «быстрее, Суён, да, да, вот так, да», «хорошая девочка Суён». Впрочем, надо отдать ему должное, отчим многому её научил. Суён подводит глаза, она слышала, что девушки с ярким макияжем нравятся профессору Шиму. А ей всегда хочется нравиться профессору Шиму. Он всегда говорит: «Вам пора идти, госпожа Пак», «Пара уже закончилась, госпожа Пак», — но Суён видит, как его взгляд опускается ниже, к её коротенькой юбочке, знает его потаённые мысли и желания в этот момент. Наверняка ведь хочет уложить её прямо на стол, но боится в этом признаться. Собственно, поэтому Суён и записалась на эту дурацкую экскурсию, тут уж точно есть, где развернуться. Ярко-красная помада, Венди обязательно скажет, что слишком броско для этого времени суток, но к чёрту. Сейчас или никогда, Пак Суён, ты сможешь! Она достаёт сапоги с высоким голенищем на каблуке из своей сумки и натягивает их. Когда все собирали тёплую одежду, Суён брала боевую экипировку. Она в последний раз смотрит в зеркало-стойку в резной оправе — всё, теперь она готова покорять мир. Суён находит профессора Шима на первом этаже, он стоит перед радиостанцией. Кажется, он пытается разобраться, как передать сигнал бедствия спасателям. Нет, сейчас ещё слишком рано! — Профессор Шим, я бы хотела обсудить своё эссе. Профессор оборачивается на неё, осматривает с ног до головы, останавливается на макияже, потом на расстёгнутой пуговке блузки, затем отвечает: — Госпожа Пак, вам не кажется, что сейчас неподходящее место и время? — в его голосе раздражение, но Суён отмахивается от него, как от назойливой мухи. — Прошу вас, профессор, я не займу много времени, — она облизывает губы и с удовольствием замечает, как профессор не отрывает взгляда от кончика её языка. Он с минуту ещё смотрит на неё, будто не решается, нервно сглатывает, Суён видит, как дёргается его кадык и понимает: битва уже выиграна. Профессор подходит к ней ближе, она медленно расстёгивает оставшиеся пуговицы на блузке. Она победила. Она победила, потому что глаза профессора горят азартом, и он медленно расстёгивает ремень на брюках. За его спиной неслышно к радиостанции подходит девушка, Суён чувствует, что так и должно быть. Она справилась, а, значит, они здесь задержатся. Значит, по этой рации никто больше не сможет связаться со спасателями. *** Когда всё заканчивается, Суён ненавидит себя, как никогда прежде. Она ведь знала, знала всегда, что ничем хорошим это не закончится. Каждый раз после секса она чувствует себя грязной и мерзкой. Такой же, как и её блядское имя. Она прячется в своём номере в ванной, холодная вода течёт по её волосам, по коже, по плечам и лицу, смешивается со слезами и чёрными каплями стекает вниз. Она вытирает ладонью лицо, и на руке остаётся красный след от помады. Суён совсем глупая и ничему в своей жизни не учится. Секс — единственное, что знает и умеет, но если признаться честно, радости он ей не приносит. Шторка резко отдёргивается, за ней — обеспокоенная Венди. Венди, которая всегда поможет и протянет руку. Венди, которая заботится о ней гораздо больше, чем родная мать. — Пойдём со мной, — говорит она. — Тебе не нужно больше страдать и плакать. Пришёл их черёд. Суён берёт протянутую руку Венди и поднимается. За её спиной та самая девушка, которая сломала радио. Она мягко, но печально улыбается Суён. Пришёл их черёд платить по заслугам. Слёзы Суён высыхают, и ей уже больше не холодно.

СНЕГОХОДЫ

оказываются в одном из вспомогательных зданий. Богому кажется, что он нашёл клад. Час назад профессор Шим сказал, что радио сломано, и связаться по нему со спасателями невозможно. Из пяти снегоходов два на ходу, и это уже что-то. Можно кого-то отправить за помощью. Хорошо бы этим кем-то оказалась Чжухён, ему будет спокойнее. Богом выгоняет один из снегоходов на улицу, второй предварительно накрыв находившейся там клеёнкой. Мало ли что может произойти, зато второй останется про запас. Отель странный, Богом это чувствует. Непонятно как, но чувствует. Ему хочется вернуться и проверить Чжухён, когда он уходил, она успокоилась и заснула. Утренняя находка произвела на неё слишком большое впечатление. Богом и сам был обескуражен. Это место вызывало дикое желание защитить Чжухён и любой ценой вытащить её отсюда. Это чувство обескураживало не меньше. Он часто издевался над Чжухён, слишком много подшучивал. Сейчас это казалось таким по-детски глупым и никому не нужным. Он мог мимоходом бросить что-то вроде: «Даже у Чжехвана есть парень, хотя он со странностями, чего ждёшь ты, непонятно». Чжухён неизменно злилась и приводила тысячу аргументов по поводу того, что Чжехван вовсе не странный и вообще, друг из него гораздо лучше, чем из Богома. Друзья. Они так давно назывались этим словом, что Богом уже и сосчитать не может. Пятнадцать, двадцать лет? Когда всё изменилось? Когда он впервые её поцеловал? Когда она в первый раз осталась у него ночевать? Притворяться, что они всё ещё просто друзья, было так легко, для всех легко. Но ведь друзья так не целуют, как целует его она, друзья не спят в одной постели, верно? Давно пора было всё прояснить, ведь неважно, что на это скажет его отец, но почему Богом понимает это только сейчас? В этом жутком месте, в эту жуткую метель, которая не прекращается уже сутки, в этом полутёмном гараже с видавшими виды автомобилями и снегоходами? Надо зайти обратно в отель поскорее, там тепло, надо проверить Чжухён и сообщить о находке остальным. Пожалуй, упоминать второй снегоход пока не стоит, так говорит интуиция, а Богом привык ей доверять. От мыслей его отвлекли странные скрипы. — Здесь кто-то есть? — голос эхом разносится по гаражу, никто не отвечает, он никого не видит. Он оборачивается и внезапно натыкается на Венди и Суён. Они одеты в старомодные платья и держатся за руки. Всё это кажется сюрреалистичным и даже гротескным. Богому надо отсюда уходить. — Что вы здесь делаете? Профессор Шим меня искал? Обе синхронно качают головой. Страх пронизывает Богома насквозь. Тут не просто что-то не так, тут всё не так. В свободной руке у Венди ножницы, длинные и с необычной рукоятью. Богом пятится назад, понимая, что загнан в угол. Это уже не Венди и не Суён, это сам отель. Отель, в котором живёт немыслимое зло. И единственное, о чём Богом думает, это Чжухён, которой необходимо отсюда вырваться. Любой ценой.

ЧАНМИНУ

отчаянно хочется выпить. Горло жжёт жаждой. В этом чёртовом отеле нет ни капли алкоголя, он искал, полдня искал. Будто бы Виктория постаралась и опустошила все бутылки из бара, вылив драгоценную жидкость в раковину. Так уже бывало и не раз, Чанмин отлично помнил её коварный взгляд при этом. Стерва. Сегодня Чанмин совершил большую ошибку. Он даже толком не помнит, как всё произошло. Просто раз — и вселенная поставила его перед фактом, что он переспал со своей студенткой. Хреново. Виктория бы не удивилась, она всегда говорила, что он плохо кончит. Стерва. Пак Суён давно пыталась его соблазнить, но Чанмин никогда не обращал на это внимание. Чанмин никогда не обращал на неё внимание. Какое внезапное озарение пришло к нему сегодня, Чанмин до сих пор не может понять. Все его мысли и чувства связаны с Викторией, которая считает его неудачником. Видимо, она права. Стерва. В отеле нет алкоголя, это угнетает. Чанмин облизывает пересохшие губы, бродит привидением по отелю, даже холодильную комнату обыскал, не обращая внимания на труп смотрителя. Ох, и потешалась бы над ним сейчас Виктория, проклятая стерва. Все беды из-за неё. Как она посмела уйти от него и выйти замуж за их лучшего друга? Перед ним раскрытый журнал с историей отеля, он строчит уже несколько часов, будто это может исправить содеянное. Ничего не может, но он очень старается. Ни одна вылазка за выпивкой ещё не увенчалась успехом, но, может, в этот раз повезёт? Во всяком случае, пару капель чего-то крепкого его новому роману не повредят. Отель молчалив, будто все его студенты попрятались по своим норам. Так даже лучше. И всё же, на первом этаже он слышит шум из столовой. Там собралось по меньшей мере человек сто, у них явно вечеринка, уж не поделятся ли они с ним выпивкой? Они одеты в маскарадные костюмы, столовая украшена иллюминацией, смех переполняет это место. Люди вокруг в масках, и Чанмин чувствует себя чужим на этом празднике жизни. Но он ведь ненадолго. Интересно, что сказала бы Виктория, если б увидела Чанмина в таком месте? Неудачник? Ха! Он ощущает всем своим существом, что пробрался не куда-нибудь там, а в самое настоящее высшее общество. Музыканты играют джаз, пары танцуют, а Чанмин медленно подходит к бару. Подумаешь, не было здесь час назад, это ведь не повод отказываться от веселья. Ты ведь смотришь, Виктория? Обязательно смотри, смотри внимательно. Он сейчас выпьет, и ему наплевать на слова всяких там стерв. Знакомый бармен протирает стакан белой вафельной салфеткой и ослепительно улыбается, когда Чанмин подсаживается. Кажется, его зовут Минхо, он из бара неподалёку от их старой квартирки с Викторией. — Рад видеть вас, мистер Шим. Вам как обычно? Чанмин проверяет карманы на наличие бумажника. Забыл. Это всё она, будь она проклята. Не хотела, чтоб он выпил, стерва. — Не волнуйтесь, сегодня всё за счёт заведения, — обнадёжил бармен.

САД

благоухает яблоневым цветом. Чжехвану снова пятнадцать, и он гостит у дедушки. Тот занимался выращиванием деревьев, прививал их, удобрял почву, обрезал ненужные ветви. У Чжехвана руки в перчатках, он только что закончил подкормку и ждёт указаний от деда. Это один из тех снов, когда вдруг отчётливо понимаешь, что спишь. — У нас мало времени, — говорит дедушка за спиной Чжехвана. Чжехван оборачивается к нему и вдруг замечает, что снова взрослый, снова в своей привычной одежде. Вот тут и приходит то самое осознание. Дедушка именно такой, каким Чжехван его запомнил. То лето в его жизни было последним. Он опирался на трость и говорил скрипуче, волосы были напрочь седые, но взгляд ясный. — Ты здесь, потому что отель ещё не обрёл над тобой власть. Но он уже близок к этому. — Зачем я ему? Почему именно я? — Ты знаешь ответ на этот вопрос, всё дело в твоём даре, Чжехван. Отель стремится завладеть твоей силой. Боги прокляли это место, когда люди его осквернили. И теперь здесь обитают демоны, жадные до магической силы. Они пьют её, словно вампиры, едва завидев кого-то, хоть сколько-нибудь ею владеющего, — они вдруг оказались в доме, в дедушкиной гостиной. Кто-то разлил чай, наверное, бабушка, так бывало раньше, когда Чжехван у них гостил. Дедушка серьёзен и печален, Чжехван не торопит его. — Первой была девочка, которую обидели люди. Отель подарил ей утешение, но забрал в обмен её душу. Она была столь сильна, что подарила отелю долгую жизнь. Однако, в последние десятилетия он перебивался лишь случайными жертвами, почти лишился своей власти, и тут появился в его поле зрения именно ты, — у дедушки пролегает глубокая морщина между бровями, когда он хмурится. Чжехван прикусывает губу. Вроде бы происходящее обретает смысл, но не до конца. — Так почему я? Магическая сила — не такая уж большая редкость. У парня в нашей группе она тоже есть. — Отель об этом знает, поверь. Но с тобой всё гораздо сложнее. Магическая сила возрастает, когда человек переживает трагические события. Тебе было всего пять, когда умерла Чжекён, до этого ты мало чем отличался от своих сверстников, — отвечает дед так, будто это элементарно, Чжехван и сам должен об этом знать, но почему-то глупому ребёнку надо всё разжевать и в рот положить. — Но я совсем не помню Чжекён, — Чжехван больше не смотрит на деда, не пытается запомнить каждую чёрточку на его лице. Просто смотрит в пол. Ему и сейчас не хочется ничего вспоминать. — Так устроена детская память, когда случается что-то, слишком страшное для детского восприятия, память выкидывает воспоминания обо всём, что с этим связано. На твоих глазах твою старшую сестру сбила машина, и твоё подсознание сделало всё, чтоб тебя от этого защитить. Сработал механизм, ты потерял воспоминания, но твоя сила значительно возросла. И эта сила теперь отчаянно нужна отелю, чтобы он смог продолжить свою жизнь. — А если она ему достанется? — Он снова будет питаться человеческими душами, снова станет частью этого времени, вернётся из небытия, в котором пребывал последние двадцать лет. Чжехван только сейчас понимает, что отель не просто стилизован под ретро, он в самом деле застрял во времени. Поэтому смотритель с таким интересом разглядывал их технику, поэтому там до сих пор используются ключи для замков, а не электронные карты. — Отель специально не даёт Джину ко мне прорваться? — уточняет Чжехван. — А, может, пришло время, когда он не может тебя утешать, как прежде? Может, ты это понимаешь, и не тратишь в таком опасном месте силы на то, чтобы всё время держать его при себе? — Что? — разве Джин — не проводник его силы, разве не проще использовать её, когда он рядом? Джин нужен Чжехвану, очень нужен, он знает это. — Ты сам знаешь ответ, где-то в глубине души знаешь, но боишься себе признаться. Тебе пора уходить. Позови его, когда помощь нужна будет тебе больше всего. Сон тает на глазах, дедушка распадается на пиксели, словно некачественная фотография. Чжехван просыпается в темноте своего номера совсем один. Джина нет, снова. Чжехвану нужно уходить как можно скорее, пока девочка из номера 237 до него не добралась. Он надеется, что она оттуда не выбралась.

ПОБЕГ

оказывается задачей нелёгкой. Чжехван нашёл труп Хичоля на втором этаже у скрипучего лифта. Вокруг было так много крови, будто его раз десять ударили ножом или чем-то вроде того. От одного вида Чжехвана тошнит, он обходит тело стороной, но ещё долго не может оторвать от него взгляд, будто завороженный. В руках у девочки из двести тридцать седьмого были ножницы, значит, она вырвалась? Если так, то есть ли ещё хоть кто-то живой в этом отеле? Есть ли смысл искать? Но он не может просто так уйти. Кто-то его окликает на лестнице, и Чжехван резко оборачивается. Пак Богом, тот самый парень, который тоже обладает магической силой, но, видимо, значительно меньшей в сравнении с самим Чжехваном. Богом непривычно бледен и кажется напуганным. — Ты в порядке? Это хорошо. Нам надо найти Чжухён и выбираться отсюда, — говорит он. — Видел кого-нибудь ещё? — спрашивает Чжехван. — Видел Венди и Суён, но тебе не стоит их искать, ими уже завладело то, что живёт в отеле, — Чжехвана эта новость выбивает из колеи. Но… как же… Будто почва выбивается из-под ног. Но в ответ он просто кивает и сообщает о Ким Хичоле. — Значит, остаются только Чжухён и профессор Шим, — мрачно отзывается Богом. — Чжухён наверняка в своей комнате, я её там оставлял. Я нашёл в гараже снегоход, но, боюсь, его повредили. Вот это плохие новости. Не такие плохие, как насчёт Венди и Суён, но всё же. Как им выбираться? — Ты забери Чжухён, а я попробую достать ключи у Хичоля, — вызывается добровольцем Богом. — Не уверен, что автобус на ходу, но это единственное, что приходит в голову. Встретимся рядом с гаражом. Чжехван кивает, а Богом отдаёт ему ключ от номера Чжухён. Тот очень кстати находится на первом жилом этаже. На брелке ключа номер сто семь, Чжехван бежит туда, надеясь никого не встретить по дороге. Он слышит снизу музыку и что-то ещё, кажется, внизу какая-то вечеринка. Что задумал отель? Чжехван добегает до нужного номера, поворачивает ключ в замке и резко заходит внутрь. Там темно и пусто. — Чжухён? Чжухён, ты здесь? — ответом ему служит гулкое эхо. Он замечает, что мебель переломана и свалена кое-как. Что теперь делать? Где она ещё может быть? До неё тоже добрались? Не может быть, Чжехван так надеялся, что хотя бы её удастся спасти. Хоть кого-то. Скрипит дверца шкафа, слышится судорожный вздох. Чжехван идёт на звук, открывает дверцу. На него тут же набрасывается Чжухён, она пытается его ударить, но вся дрожит, перепуганная ещё сильнее, чем он сам. Чжехван с трудом её успокаивает и убеждает выбраться из шкафа. Она с опаской высовывается и оглядывается по сторонам. — Точно никого больше нет? — Нет. Кто-то здесь уже был? Чжухён судорожно кивает. — Профессор Шим. Он явно был не в себе, я услышала его ещё из коридора и спряталась, — голос Чжухён срывается, по щекам текут слёзы. — Он говорил про кого-то по имени Виктория и явно намеревался убить её или того, кто окажется рядом. У него было что-то вроде топора или молотка, я боялась, что он начнёт и шкаф громить. Что ж, по крайней мере, искать его не надо. Чжехван находит куртку Чжухён и заставляет её надеть, затем тянет к дверям. Чжухён мотает головой, говорит, только не туда. Потом вдруг спрашивает про Богома. Чжехван теряется, но честно отвечает, что он обещал их ждать на улице. Только так Чжухён соглашается выйти наружу, но лишь затем, чтобы снова залететь внутрь комнаты. Чжехван тоже его замечает, профессор Шим с безумно горящими глазами, всклокоченными волосами и порваной одеждой идёт прямо на них. — Я знаю, что вы здесь, дети. Немедленно выходите, я покажу вам, как прятать её от меня! — о ком речь, Чжехван не хочет выяснять. На дверь комнаты с силой опускается топор. Дерево трещит и ломается, не выдерживая давления. Чжехван хватает готовую снова удариться в панику Чжухён и бежит с ней в ванную, защёлкивает замок на двери. Слышно, что профессор Шим уже разобрался с той дверью и теперь в комнате. — Мерзкие создания, — кричит он, едва ли не рычит. — Полжизни на вас потратил, а вы… Удар топора обрушивается на дверь ванной. Чжехван распахивает небольшое окошко, едва не вырывая карниз коротенькой занавески с корнями. Затем говорит Чжухён, чтобы она вылезала. Её глаза расширяются от ужаса. Но новый удар топора придаёт ей смелости, и она выпрыгивает из окна в сугроб. Чжехван следует за ней как раз в тот момент, когда профессор прорывается в ванную. Чжехван неудачно падает. Руку пронзает адская боль, и он с трудом заставляет себя встать. В глазах темнеет, голова кружится. Чжухён помогает ему удержаться на ногах. Хорошо, что её номер был на первом этаже, а не выше. К гаражу они подходят довольно быстро. Богом уже стоит там. Он подходит к Чжухён и убирает волосы с её лица. — Ты сказал, что Богом будет здесь, — говорит Чжухён. Богом качает головой: — Не говори ей пока ничего. И в гараж один иди. Там недалеко от моего тела будет снегоход, накрытый полиэтиленом. Он ещё на ходу, я специально спрятал. — Он должен сейчас подойти, — врёт Чжехван, не глядя на Чжухён. — Я побуду здесь, с ней, попрощаюсь пока. Только не задерживайся, Венди и Суён где-то поблизости.

ДЖИН

не появлялся слишком долго, мысли у Чжехвана отказываются работать правильно из-за этого. Он не знает, сумеет ли выбраться без Джина. Даже не уверен, сможет ли без него жить. Именно с этими мыслями он заходит в гараж. Снегоход и правда оказывается на ходу. Чжехван находит его и тело Богома почти сразу же. Он понимает, почему Богом сразу не рассказал. Второй такой у входа по виду напоминал жертву камнепада. Будто кто-то отчаянно не хочет дать им возможност уйти. Богом не был Чжехвану другом, никто не был ему достаточно близок, кроме Джина. И всё же, все они, ребята из литературного клуба профессора Шима были ближе всего к этому понятию. Потерять каждого из них, почти всех, кроме Чжухён оказывается больно. Это переворачивает вверх дном всё его существо, возвращает к тому, отчего он всю свою жизнь, последние двадцать лет, пытается сбежать. Дедушка был прав, когда говорил, что Чжехван и сам всё знает, только боится признаться. Потому что тогда будет больно, тогда он снова останется один. Тогда Чжекён была для него всем миром, заботилась о нём гораздо больше, чем вечно занятые родители, будила, кормила завтраком, водила в садик, забирала, подкладывала шоколадки в его рюкзак, читала на ночь сказки. Снегоход тоже родом из конца восьмидесятых-девяностых, как и всё в отеле. Он рассчитан на двух человек, как раз им с Чжухён хватит. Чжехван выгоняет его на улицу и успевает заметить, как Богом касается губами лба Чжухён и растворяется в воздухе. Она не плачет, но Чжехвану кажется, что она всё понимает. И действительно, стоит ему подойти ближе, как Чжухён спрашивает: — Он не вернётся, да? Чжехван опускает взгляд вниз, он не знает, что сказать. О том, что Чжекён не вернётся, он тоже догадался сразу. Чжухён кричит неожиданно, и Чжехван резко оборачивается. За его спиной Венди и Суён, обе без курток, в лёгких платьицах, у обеих эти платья залиты чужой кровью. Они держатся за руки, и в свободной руке у Венди ножницы, которые были у девочки из двести тридцать седьмого. Она вырвалась из номера и теперь живёт в Венди и Суён, он это чувствует. — Садись на снегоход, Чжухён. Быстро. Им нужна помощь. И Чжехван знает, чья. Однажды Чжехван уже просил о помощи. И Джин откликнулся. Он не был каким-то сверхъестественным существом, он был… Чжехваном. Как часто показывают в фильмах, смерть Чжекён стала для Чжехвана триггером. Он сорвался и попросил о помощи, попросил, чтобы его любили так же безусловно, как это делала Чжекён. И откликнулся на эту просьбу он сам. У Чжехвана самое обыкновенное раздвоение личности, просто благодаря его способностям Джин обрёл плоть и кровь. Вот и сейчас Чжехван нуждается в помощи Джина. Венди и Суён приближаются, но они не идут, а будто перемещаются в пространстве. В один миг здесь, в другой — уже нет. Чжехван просто представляет, что Джин уже здесь, и Джин появляется в то же мгновение. Он оказывается между Чжехваном и Суён с Венди. Он не говорит ни слова, оборачивается на Чжехвана, и Чжехван отчётливо осознаёт, что видит его в последний раз. Ему придётся учиться жить без Джина. Эта потеря ранит сильнее всего. «То, что ты не сможешь меня видеть, не значит, что я перестану существовать», — Джин молчит, но Чжехван всё равно слышит его. Он садится на снегоход перед Чжухён и заводит его. Когда оборачивается в последний раз, видит, как Джин выставил перед собой руки, будто закрывая проход. И Венди с Суён в самом деле не могут пройти. Массивные кованные ворота открываются сами собой (тоже работа Джина?), и Чжехван с Чжухён наконец-то покидают это дьявольское место. — Знаешь, о чём я подумала? — говорит Чжухён после. — Никто из них не был злым изначально. Это место нашло их слабости и использовало против них. Изначально хорошие люди превратились в чудовищ. И нам просто повезло, что мы не стали такими же. В голосе её горечь, в словах — правда. — Был кое-кто, кого отель не смог превратить в чудовище, — признаётся Чжехван. — Даже после смерти он думал лишь об одном — как бы тебя спасти. Он спрятал снегоход специально для тебя. И то, что мы спаслись, его заслуга, а вовсе не везение. Чжехван не говорит ей, что тоже потерял кое-кого важного в этом отеле, но Чжухён будто бы и сама догадывается. Им двоим дали второй шанс, но цену за него пришлось заплатить слишком высокую.