Лебедь Рохана

Лотириэль упивалась любовью своего супруга, своего народа, своим безграничным счастьем. Казалось, что она могла закричать от переполнявших её чувств. Пелена счастья затмила её разум. Целый год она жила в объятиях своего любимого мужа. Она даже не чувствовала себя королевой, она чувствовала, что любима, и ей этого хватала. Потом, вспоминая этот год, Лотириэль ни раз корила себя. Она не интересовалась делами в государстве. Её уважали, перед ней склоняли головы, она была везде самой главой и самой красивой. У женщины не было больше забот, чем более величественно пройтись по залу. Эомер любил её всем сердцем, а она его. Целый год они жили ничего не замечая. Но если король понимал, что должен управлять свое страной, бороться с противниками, то королева этого не понимала. Королева оставалась доброй и сострадательной, однако, ещё и леди. А у леди должны быть самые лучшие наряды и украшения. Если бы королева знала, что в деревни у реки Лимлайт многие погибли от холода и голода, Лотириэль бы ужаснулась, бросила все свои платья и побежала туда. Но Лотириэль всего этого не знала, а её служанка и подруга Итберга однажды пошутила: «Если у народа нет хлеба, пусть едят пирожные!». Королева посмеялась, не замечая страшного подтекста. Прошло полтора года, и в обществе начались волнения. Королева до сих пор не беременна. Супругам было все равно, они пока жили друг другом. Однако, это невозможно было не замечать. Лотириэль этого тоже не видела. Она и не думала о детях, наследниках. Через полгода это стало невозможно не замечать. Все говорили о том, что королева — пуста. Не может выносить и родить дитя. Лотириэль отмахивалась от этого, уверенная, что вот скоро забеременеет. Но она видела, что Эомер не смотрит на неё так, как прежде. Он не видел в ней прежнего, свою королеву. Эомер был королём и отлично понимал, что если жена не может родить ребёнка, то на троне она продержится недолго. Вскоре, король стал спать отдельно от своей супруги. Поползли слухи. И лишь тогда Лотириэль осознала всю тяжесть короны. Она пока не знала, что можно сделать, но в ее голове уже сложилось чёткое понимание слов, что недостаточно быть супругой короля. Нужно уметь быть королевой. Однажды Лотириэль гуляла по Медусельду и услышала разговор служанок. Этот разговор изменил её мировоззрение. — Я вот считаю, что королева пустоцвет. Лотириэль затормозила у приоткрытой двери. Заглянуть она не решила. Замерла у стены, ловя каждое слово. — Это все знают, — зафыркала другая девушка. Первая помолчала. — И что? — наконец, ответила она. — Ей ещё недолго носить корону. Все это знают. Положение без наследника у неё о-очень шаткое. Вторая, кажется, встала. Каблучки застучали по дереву. — Говорят, что король не спит уже с ней. Первая засмеялась. — Было бы интереснее, если бы говорили, что король спит с кем-то другим. — С тобой что ли? — хмыкнула вторая, и в комнате что-то упало. Лотириэль вздрогнула. То ли от внезапного шума, то ли от слов служанки. — Дура неряшливая, — проворчала первая. — А хоть бы и со мной. Что с того? Королева прямо видела перед собой эту девчонку. С острым вздернутым подбородком, руки уперты в бока. — Ну не знаю… это же… неправильно… — замялась вторая. Её подруга неприятно расхохоталась. — Все знают, что у Хельма Молоторукого было аж шесть официальных любовниц. Даже его наивная жена. Вторая фыркнула. — Да, только каждая из них прожила недолго. — Лучше я проживу ещё пять лет в роскоши, чем пятьдесят в нищете! — воскликнула первая. Повисла небольшая пауза. — Прекрати, Эбба, — отрезала вторая. — Вишь, уже в королевские любовницы себя записала! Первая презрительно хмыкнула. — Уж получше тебя буду, Ирида. — Зато я помоложе, — буркнула вторая. Кто-то тяжело вздохнул. — Итог один, король Эомер не любит свою леди Лотириэль. А она долго не продержится, курица южная. Без наследника ей конец. Рано или поздно, нашим влюбленным девушкам надоест терпеть её, и они её сгноят. Если это не сделает сам король. — Он уже это сделал. Муж сказал, что на днях слышал, как к королю ходила какая-то девица. — Дни этой южной пташки на троне сочтены. Снова смех. Лотириэль прижималась спиной к твёрдой стене, прижав кулак к губам. Глаза её были крепко зажмурены, на щеках оставались мокрые дорожки от слез. Женщина себя еле сдерживала, чтобы не закричать в голос. Она тихо ушла оттуда. А когда её стало не видно и не слышно, бегом поднялась к себе в спальню, захлопнула дверь, упала на пол и горько разрыдалась. Обедать и ужинать не пошла. Вечером к Лотириэль заглянула Итберга. Она нашла королеву на кровати, под покрывалом, необычайно бледную. Только служанка хотела что-то сказать, Лотириэль завизжала не своим голосом: — Уходите! Убирайтесь все отсюда! Горите в руках Мелькора! Испуганная Итберга поспешила закрыть дверь и пошла к королю. Эомер обсуждал что-то с маршалом Восточной Марки. — Ваше Высочество, королева очень больна, она не в себе, — низко поклонившись, произнесла Итберга. Эомер пожал плечами и равнодушно махнул рукой: — Позови лекаря. Итберга сжала губы, кивнула и ушла. Она сварливо поблагодарила Эру хотя бы за то, что не застала короля в постели с другой женщиной. Лотириэль не спала всю ночь. Она металась в бреду, рыдала, а когда засыпала — ей снилось море и мама, и девушка снова просыпалась. Она жалела, что так опрометчиво отдала свое сердце. Она была влюблена в свою мечту. Лотириэль не знала, что так все будет. Она не думала тогда о детях. Но сейчас, обдумывая слова служанок, поняла, как ей нужен ребенок. Только было поздно — король уже не делил ложе со своей супругой. Наутро юное сердце Лотириэль ожесточилось. Она вызвала к себе Итбергу и приказала привести тех служанок. Хвала Эру, королева знала их имена. Ирида оказалась низкорослой, тощей и еще совсем юной. Со светлыми волосами, серыми глазами и вытянутым лицом, которое казалась скорбным. Эбба же оказалась такой, какой её и представила Лотириэль. Стройная, грациозная, выше среднего роста, полногрудая, с тонкой талией и сердцевидным лицом. Пшеничные волосы, необыкновенные золото-карие глаза и безупречно гладкая, молочно-белая кожа. Пусть женщине и было сорок, она по-прежнему без труда завладевала мужскими взорами. Лотириэль снисходительно посмотрела на них и прогнала Итбергу, оставшись наедине с женщинами. Она медленно встала с кресла и подошла к ним. — Кто из вас спал с моим мужем? — прошипела она. Женщины испуганно опустили головы. — Никто, Ваше Высочество. Лотириэль хмыкнула. — Охотно верю. Хорошо. Кто их вас назвал меня «южной курицей»? Женщины перепугались не на шутку и тут же забормотали, как они сожалеют, как они виноваты. В своём разговоре в той комнате они и подумать не могли, как жестоки и злопамятны бывают лебеди. Как они могут покарать. Лебеди никогда не бывают злыми. Они бывают несчастными. Лотириэль была несчастна, сломлена. Она не видела выхода, кроме как жестокости. Слишком молода и неопытна была леди из Дол-Амрота. — Я изгоняю каждую из Эдораса. И забираю все ваше хозяйство и доходы. Эбба и Ирида упали в ноги королевы, моля о прощении. Королева бы смиловалась бы, но… что-то темное поглотило её разум, как только она посмотрела на красивое лицо Эббы. На следующие сутки женщин уже не было в городе. Через неделю Лотириэль прикрыла грязное заведение, которое его хозяин именовал «домом любви», а в народе оно было известно как бордель. В тот же день королева поругалась со своим мужем. Их крики и вопли слышал весь Эдорас, и каждый мужчина вздрагивал, а каждая женщина жадно ловила каждое слово. Король в ярости ушел, взял коня и поехал в степи. Рано утром он вернулся за своим отрядом. Их не было месяц, и когда Эомер вернулся, уже порядком остыв, Лотириэль холодно оборонила, что не особо горевала бы, если бы он погиб в какой-нибудь стычке. В ту же ночь король Эомер пришёл в спальню к своей супруге и взял её силой. Лотириэль плакала, кричала, но ничто не могло остановить короля. Изредка она всхлипывала что-то на подобие: «Пожалуйста. Ты делаешь мне больно». Король почти целую ночь провел в покоях своей жены, удовлетворяя свою похоть и вымещая зло. Лотириэль ненавидела его, и возненавидела ещё больше, когда узнала, что ждёт ребёнка. Это было счастьем для короля, и он счастливо объявил об этом на весь Медусельд. Лотириэль хотела задушить мужа собственными руками. Он мало заботился о жене, одна Итберга преданно служила королеве. В родах девушка мечтала умереть, лишь бы не терпеть эту боль. Родилась девочка, но Лотириэль не успела даже на руках её подержать. Через несколько часов малышка умерла, а Итберга, тихо шепнув об этом королеве и показав мертвого ребёнка королю, закопала девочку около яблони за воротами дворца. После этого король Эомер стал совсем холоден к жене. Лотириэль ходила как призрак по замку, и многие шептали, что она скоро отправится вслед за дочерью. Она задыхалась от жестокости и холодности, и без моря, конечно же. Больше всего ей не хватало моря, которое являлось королеве в каждом сне. Еще в каждый сон приходила Митра. Тогда Лотириэль осознала, что она — королева, и должна быть сильной, как и ее мать. Оставаться сильной, несмотря на боль. Выращивать из неё цветы и расцвести красиво, громко, опасно. Теперь было понятно, что королевой быть не так просто. Смотря на Эомера ещё давно, она понимала, что быть королём — это идти первым в самый страшный бой и отступать последним, а когда бывает неурожай, надевать самые нарядные одежды и смеяться как можно громче за самой скудной трапезой во всей стране. Лотириэль закатала рукава, перестала плакать и стала сильной. В тот день, когда она это все решила, Эомер уехал в Гондор. Его не было несколько недель, или даже месяцев. Лотириэль тогда призвала советников, и те поведали о ситуации в стране. Они, правда, смотрели на королеву хмуро. Все знали, что королева не обязана заниматься государственными делами, не обязана быть умной. Королева должна быть красивой и суметь родить. Лотириэль приказала перестроить ворота, снизить налоги и повысить урожайность в стране. Многие бездельники были согнаны с постелей. Большая часть отправилась в поле, а другая — в армию. Королева Лотириэль за время отсутствия короля смогла поднять Рохан. Она создала личную дворцовую охрану, в которую взяла самых лучших, поговорила с маршалами. А ещё, к удивлению народа, она могла спокойно выражаться на рохиррике, говоря с людьми в Рохане. Пока Эомер не был с ней в постели, Лотириэль нашла чем себя занять. Эомер прибыл осенью, слабый, голодный, раненый, и без большей части отряда. Лотириэль сама занялась лечением короля. Она приказала внести его в ее спальню, раздела его и омыла. За это время король не произнес ни слова. Лотириэль спокойно обрабатывала его раны. — Ты мог погибнуть, — сухо молвила она, втирая мазь в кровавы рубцы. Эомер невесело хохотнул и поморщился. — Больно? — спросила Лотириэль, взяв бинты. — Щекотно, — буркнул он. — Когда ты сказала, что не расстроилась бы, если бы меня убили. Лотириэль ощутимо затянув узел. Эомер зашипел. — Беру свои слова обратно. Выпей, — она поднесла к губам мужа пряно-пахучую жидкость в кубке. Король послушно осушил его до дна. Лотириэль мыла руки в большом чане. — Поспи. Потом я принесу тебе еды и помогу искупаться. Девушка села на постель к мужу, и тот заметил едва уловимую нежность и теплоту в глазах жены. Эомер дернул уголком губ и поднял бровь. — Здесь есть целители. Тебе не обязательно обо мне заботиться. Лотириэль фыркнула и закатила глаза. Эомер не осознанно положил ладонь ей на колено. Девушка не заметила. — Во-первых, здешние целители тебя могут в могилу свести, во-вторых, ты мой… — Лотириэль запнулась. Она вдруг посчитала, что слово «муж» будет неправильным. Эомер жадно ловил каждое её слово, следил за ней. — Король. Вы мой король. Отдыхайте. Лотириэль быстро встала и вышла. Эомер ударил кулаком по стене и рыкнул: — Проклятье! Лотириэль, как и обещала, пришла вечером. Она приходила так на протяжении недели. Рассказывала о жизни в стране и самом дворце, кормила, поила, купала, перевязывала раны и никому не позволяла касаться короля. Эомер смеялся над ней, а Лотириэль туже завязывала бинты, хмурясь. — Когда я могу уже выйти отсюда? — недовольно воскликнул Эомер однажды. Лотириэль вопросительно подняла бровь и глянула на мужа. Пусть он и король, но она все-таки королева. Эомер это тоже вспомнил и исправился: — О, моя светлоокая госпожа, когда же я наконец смогу насладиться белым светом моей прекрасной земли? Несмотря на явную насмешку в голосе, Лотириэль хмыкнула и ответила: — Скоро, дорогой, скоро. — Так понятно, спасибо, милая. Лотириэль грохнула на стол склянки и рывком обернулась. Эомер уже набычился, готовый дать отпор. Температура в комнате упала до нуля, между супругами метались молнии. — Ну, знаешь ли! Я тут забочусь о тебе, бегаю вокруг тебя, ухаживаю, а ты ещё и чем-то недоволен! Лотириэль стояла, уперев руки в бока и тыкая пальцем в мужа. А потом посыпались какие-то ругательства на синдарине. Эомер мало что из них понимал. Когда девушка наконец выдохлась, он медленно встал с кровати. — Лотириэль, прости. Прости меня за все. За холод и равнодушие к тебе, за ту боль, что причинил тебе. Я не должен был тебя оставлять, бросать. Я виноват перед тобой. Из-за меня твое сердце ожесточилось. Прошу, пожалуйста, прости меня, — он стоял перед ней в одних штанах, с опущенными руками, глядя на неё исподлобья. Лотириэль смотрела на него во все глаза, обнимая себя руками. Она выглядела как минимум жалко. Глаза у нее были огромные, прозрачные — вот-вот выльются на щеки. Медленно, она поднесла ослабшие пальцы к губам. Еще мгновение, и Лотириэль бросилась к своему мужу, рыдая. Эомер крепко и нежно прижал её к себе, целуя и перебирая волосы. — Какие же мы были глупые и наивные, — горько усмехнулась Лотириэль, сквозь всхлипы. — Я обещаю, что больше никогда не брошу тебя. Я клянусь, — шепнул Эомер. Они стояли в комнате, обнявшись, словно не было всех этих лет. Словно они снова были юны и невинны, и их любовь не иссякла. Они по-прежнему любили друг друга. Их страсть стихла, но любовь бессмертна. Лотириэль отстранилась. Пальцы Эомера коснулись её подбородка, скользнули по щеке к скуле и вниз к губам. Девушка подняла голову, и их уста сплелись в глубоком поцелуе. Ладони королевы легли на грудь короля. О, как давно они не были с ним едины, как давно они не спали вместе. Пара жадных влажных тёмных глаз смотрели друг на друга. — Я люблю тебя, Лотириэль. Эру, как же я хочу тебя! Лотириэль не успела ничего пикнуть, как Эомер без всяких прелюдий подхватил её под бёдра и понес к кровати. Супруги целовалась как оголтелые, словно хотели поглотить друг друга, впитать частицу каждого. Любить друг друга страстно, долго и без остатка. Эомер целовал её, сплетая ладони. Лотириэль отстранилась на короткий миг, чтобы стянуть с себя платье. Она снова подалась вперёд, едва задевая вершинками затвердевших сосков обнажённую грудь мужчины. Его ладони заскользили по её рукам, груди, талии и бёдрам. Подхватив девушку за ягодицы, Эомер усадил её к себе на бёдра. Лотириэль закусила нижнюю губу, сжимая широкие плечи. Еще немного возни, плавное движение бёдер мужчины, стон девушки. Она изогнулась, прижимаясь грудью к его груди. Это было плавно раскачивающимся ритмом. Медленным темпом, желание ощутить всю любовь, нежность. В какой-то момент, Эомер большим пальцем заскользил по приоткрытым сухим губам Лотириэль. Они долго смотрели друг другу в глаза, говоря то, что не могли сказать губы. Они не хотели терять ни секунды своей близости. Как же давно они не были так близки! Через час они лежали в объятиях друг друга, укрытые цветным пледом. Глаза Лотириэль были полуприкрыты, ресницы дрожали. Она сладко причмокнула алыми губами во сне, как ребенок. Эомер обнимал её за голые плечи, думая, что так было и будет всегда. И что больше ему ничего не надо. Ничего и никого. Потому что от такой любви можно умереть. Лотириэль во сне положила свою ладонь ему на живот, Эомер неосознанно накрыл её белую тонкую руку своей и легонько сжал.